Джонатан Франзен - Поправки
Чип, одетый в отцовскую одежду, не мог уследить за разговором. Руки отца давили ему на плечи. Второй раз в течение часа кто-то цеплялся за Чипа, словно он что-то собой представлял, был кем-то. А на самом-то деле его было так мало, что Чип не знал даже, за кого принимают его сестра и отец. Свершился метемпсихоз, его память, очищенная от всяких индивидуальных примет, переселилась в тело надежного брата, достойного сына…
Гари присел на корточки перед Альфредом.
– Папа! – сказал он. – Мне жаль, что так все заканчивается. Я люблю тебя. Скоро увидимся снова!
– Ну-ну. Доб пжалвт, – пробормотал Альфред. Опустив голову, он обводил столовую безумным взглядом.
– А ты, мой безответственный братец, – скрюченные, точно птичьи когти, пальцы Гари коснулись темени Чипа, пытаясь приласкать, – надеюсь, ты тут поможешь!
– Буду стараться! – Чипу не удалось вложить достаточно иронии в свой ответ.
Гари поднялся.
– Жаль, что испортил тебе завтрак, мама. По крайней мере, мне стало легче, когда я высказался.
– Почему ты не мог подождать до конца праздников? – пробормотала Инид.
Гари поцеловал ее в щеку.
– Завтра же утром позвони Хеджпету. Потом перезвони мне и скажи, какого плана вы придерживаетесь. Я буду пристально следить за его осуществлением.
«Неужели Гари повернется и выйдет из дому, оставив Альфреда на полу, рождественский завтрак – в осколках?» – недоумевал Чип. Однако на Гари нашел рациональный стих, его слова звучали пусто, формально; ни с кем не встречаясь взглядом, он надел пальто, взял чемодан и пакет с подарками от Инид. Гари подгонял страх. Теперь Чип отчетливо различал скрытую причину этого холодного, почти без прощания ухода: брат был напуган.
Едва захлопнулась входная дверь, Альфред удалился в ванную.
– Какое счастье, – заметила Дениз, – что Гари высказался и теперь чувствует себя намного лучше.
– Да, он прав, – сказала Инид, тупо уставившись на композицию из падуба. – Настала пора перемен.
После завтрака часы текли медленно, в расслабленном, болезненном ожидании главной части праздника. Чип так устал, что все время мерз, хотя лицо уже раскраснелось от жара кухни и аромата печеной индейки, одеялом накрывшего весь дом. Всякий раз, когда Чип оказывался в поле зрения отца, по лицу Альфреда проскальзывала улыбка узнавания и радости. Чип мог бы подумать, что отец его с кем-то путает, если бы Альфред не окликал его каждый раз по имени. По-видимому, старик любил Чипа. Большую часть жизни Чип спорил с Альфредом, негодовал на него и никак не мог извлечь из души жало родительского неодобрения. Сейчас его политические взгляды и личные изъяны, как никогда, заслуживали отцовского осуждения, но со стариком почему-то ссорился Гари, а при виде Чипа лицо Альфреда светлело.
За обедом Чип подробнее поведал о своих литовских злоключениях. Впрочем, с тем же успехом он мог бы монотонно зачитывать страницы налогового кодекса. Дениз, обычно прекрасная слушательница, на сей раз была поглощена возней с отцом, и Инид тоже не сводила глаз с Альфреда, ведя учет всем его промахам. Она вздрагивала, качала головой и тяжко вздыхала, отмечая выпадавшие у него изо рта куски пищи и бессмыстенные реплики. Да уж, теперь Альфред превратит ее жизнь в ад.
«За этим столом все несчастнее меня», – подумал Чип.
Он помог Дениз перемыть посуду. Инид тем временем поговорила по телефону с внуками, а отец лег спать.
– Давно папа сделался таким? – спросил Чип у Дениз.
– Таким, как сегодня? Со вчерашнего дня. Но и до того дела шли плохо.
Чип надел зимнее пальто Альфреда и вышел с сигаретой во двор. Было гораздо холоднее, чем в Вильнюсе. Ветер шуршал густой коричневой листвой, все еще цеплявшейся за ветви дубов, этих консерваторов среди деревьев; под ногами скрипел снег. «Сегодня около нуля, – сказал Гари. – Он может выйти погулять, прихватив с собой бутылку виски». Чип хотел обдумать важную проблему самоубийства, стимулируя умственную деятельность сигаретой, но холод до такой степени раздражал носовые пазухи и бронхи, что раздражение от табачного дыма почти не ощущалось, к тому же боль в замерзших пальцах и ушах – черт бы побрал эти сережки! – вскоре сделалась невыносимой. Чип сдался, поспешил в дом и столкнулся с Дениз.
– Куда это ты? – спросил он.
– Скоро вернусь.
Инид сидела в гостиной у камина и в отчаянии кусала губы.
– Ты даже подарки не посмотрел, – упрекнула она.
– Может, попозже, – отговорился Чип.
– Уж наверное я не сумела тебе угодить!
– Спасибо, что вообще что-то подарила.
– Не на такое Рождество я надеялась, – покачала головой Инид. – Ни с того ни с сего отец разучился делать самые простые вещи. Самые простые.
– Сделайте перерыв в лекарствах. Вдруг поможет.
Инид глядела в огонь, читая страшные пророчества.
– Задержишься на неделю? Поможешь отвезти его в больницу?
Рука дернулась вверх, к уху, нащупывая сережку, точно талисман. Чип почувствовал себя малюткой из сказки братьев Гримм, которого тепло и запах пищи приманили к чужому порогу, а теперь ведьма запрет его в клетке, откормит и сожрет.
Он повторил вслух заклинание, которое шептал, входя в этот дом:
– Я могу пробыть только три дня. Мне срочно нужно найти работу. Я много должен Дениз, надо поскорее вернуть ей деньги.
– Всего неделю, – канючила «ведьма». – Одну неделю, чтобы понять, как пойдет дело в больнице.
– Не получится, мама. Мне пора домой.
Инид приняла отказ мрачно, однако без удивления.
– Значит, вся ответственность ложится на меня, – подытожила она. – Я могла бы заранее предугадать.
Она ушла в другую комнату, а Чип подбросил дров в камин. Холодные сквозняки пробирались сквозь щели в окнах, раздвинутые занавески слегка колыхались. Отопление включено на максимум. Мир холоден и пуст. Взрослых не стало.
Около одиннадцати вернулась Дениз, пропахшая табачным дымом, промерзшая. Помахав Чипу рукой, она хотела тут же ускользнуть наверх, но Чип заставил сестру сесть у камина. Дениз опустилась на корточки, наклонила голову, шмыгая носом, протянула ладони к горячим углям. Она смотрела в огонь, чтобы не глядеть на брата. Высморкалась в промокший обрывок салфетки.
– Куда ходила? – спросил Чип.
– Так, гуляла.
– Долго же ты гуляла.
– Угу.
– Ты послала мне письмо по электронной почте, а я стер его, толком не прочитав.
– А!
– Так что же случилось?
Она только головой покачала:
– Чего только не случилось!
– В понедельник у меня было без малого тридцать тысяч долларов наличными. Я отложил двадцать четыре тысячи для тебя. А потом нас ограбили люди в форме и в лыжных масках. Неправдоподобно звучит, а?
– Я хочу простить тебе этот долг, – сказала Дениз.
Чип снова нащупал сережку.
– Я буду выплачивать тебе минимум четыре сотни в месяц, пока не верну основную сумму вместе с процентами. Это для меня – самое главное. Самое что ни на есть главное.
Сестра обернулась к нему, подняла голову. Глаза у нее налились кровью, лоб стал красным, будто у новорожденного.
– Я сказала, что прощаю долг. Ты ничего мне не должен.
– Ценю, – поспешно ответил Чип, отводя глаза. – Но я все-таки выплачу его.
– Нет! – сказала Дениз. – Я не возьму твоих денег. Я простила долг. Ты понимаешь, что значит «простить»?
Чипа пугало странное настроение сестры, ее неожиданные слова. Дергая сережку, он взмолился:
– Перестань, Дениз! Пожалуйста, перестань! Позволь мне выплатить долг и сохранить самоуважение! Конечно, я был последним дерьмом, но я не могу оставаться дерьмом всю жизнь!
– Я хочу простить этот долг, – повторила она.
– Пожалуйста, перестань! – Чип все еще пытался улыбнуться. – Ты должна позволить мне заплатить.
– Не можешь пережить такого?
– Нет, – сказал он. – Никак не могу. Будет гораздо лучше во всех отношениях, если я тебе заплачу.
Все так же сидя на корточках, Дениз согнулась, обхватила себя руками, превратилась в оливку, в луковицу, в яйцо. Изнутри этого шара глухо донеслось:
– Ты понимаешь, как много сделал бы для меня, позволив простить этот долг? Понимаешь, как трудно мне просить тебя о такой услуге? Понимаешь, что за всю жизнь я попросила тебя только об этом да еще приехать домой на Рождество? Понимаешь, что я вовсе не хочу тебя обидеть? Что нисколько не сомневаюсь в твоей готовности вернуть долг и знаю, что тебе очень, очень нелегко выполнить мою просьбу? Ты понимаешь, что я не стала бы обращаться к тебе с просьбой, которую тебе так трудно выполнить, если б позарез, позарез не нуждалась в этой уступке?
Чип смотрел на дрожащий человеческий комок, свернувшийся у его ног.
– Объясни, что случилось.
– Проблемы со всех сторон, – буркнула она.
– Значит, сейчас не время говорить о деньгах. Оставим пока эту тему. Расскажи, что у тебя стряслось.
Оставаясь в той же позе, Дениз решительно покачала головой.
