Канта Ибрагимов - Сказка Востока
— Э-э, — замялся молодой человек.
— Можешь пока не отвечать, — помог ему старик, — тем более что, вижу, ты явился с добром. Горная серна пришла, из этого родника воды попила. Хорошо! Ты, молодой витязь, объявился — очень хорошо! Значит жизнь возвращается. А ведь это место святое! Легендарное! Здесь, вот в этой крепости, наш гордый сын Красный Малцаг почти в одиночку противостоял варварскому полчищу. Сотни-тысячи супостатов он здесь уложил.
— Эй, — усмехаясь, перебил гость. — А не преувеличиваешь ли ты, старик?
— О чем ты говоришь? Я лично сюда пришел после того, как Малцаг попал в плен, и видел все своими глазами, — он посмотрел по сторонам. — Смеркается. Нам надо обратно, в горы, там мое жилье, а то ночью тяжело будет идти.
— Так разве еще выше можно жить? — удивился Малцаг.
— Как увидишь — живем. А ниже — до сих пор воду пить нельзя было.
Несмотря на ветхий вид, старичок оказался выносливым, приспособленным к горам, так что Малцаг еле за ним поспевал, а тот все шел и говорил:
— Я еще днем, у перевала тебя заметил. Думаю, что за странный гость в наши края, и за тобой. А ты что, не знал, что здесь все отравлено?
— Так, кое-что слышал. Но такого не представлял.
— Да-а, никто не представлял. Вначале сам Хромец кого мог, истребил, своих собак оставил, ушел. И тогда здесь еще много было народу. А потом, по-моему, через год после ухода Тамерлана здесь появились странные люди под охраной, с повязками на лицах. Вот они-то и прошлись по горам, все источники, реки, озера — все отравили. Люди и животные — с самых гор до равнины — все полегли. На эту падаль слетелись и приползли все паразиты. А с ними мор. Как с низин подует ветер, такая вонь, даже зимой. Так было пару лет — все вымерло, из живности ничего в низине не осталось. А если кто и рисковал спуститься — уже не возвращался. Вот год-два, как мир и природа понемногу приходят в себя. И ты — добрый вестник.
— Я хочу пить! — не сдержался пришелец.
— Вот, вот валун — нижняя граница, за которой все можно пить. Наблюдая за дикими животными, которые только два-три года назад сюда откуда-то пришли, мы спускаемся каждый год все ниже. Вот река, пей на здоровье.
Пока пришелец пил, а потом умывался, старик всем радостно делился:
— В этом году уже появились хищники: орлы, волки, даже летучие мыши и медведи — значит пища и питье есть, и мы к зиме немного спустимся. А то на вершинах зима лютая, ветер, дров не напастись, все на спине таскаем.
Было уже темно, когда они добрались до какого-то каменного строения, прикрепленного к горе. Такой убогости Малцаг никогда не видел. И если старик, видно, еще ходит по миру, бывает, по возможности, и в Тушетии, то остальные, а это три семьи, совсем одичалые, забитые и не говорливые от суровости здешней жизни. Вместо стола и лежанки — плохо выделанные шкуры животных, от которых запах, напоминающий Малцагу адский труд по выделке шкур в Измире. Да и там быт был гораздо лучше. А здесь нищета, правда, в честь гостя зарезали дорогого барашка. И пока еда готовится, все сидят вокруг очага, что в середине лачуги.
— Этот огонь не должен погаснуть: мать — хранительница очага, тепла и уюта, — объясняет старик. — Иначе — конец. От сырости даже огниво еле искрится. Прошлой зимой такой ураган был, что всюду ветер, снег. Огонь задуло. Еле выжили. Соседи из-за перевала спасли. А так все летом, из-за перевала, из Тушетии. Вот и барашек оттуда привели.
— А корову как? — Тут же за перегородкой хлев.
— А корову привели через Аргунское ущелье. Очень тяжело было, от жажды к каждому водоему бросалась, еле удержал. Привел! — горд за себя старик.
— А почему не ушли, не переждали этот мор на чужбине? — поинтересовался гость.
— Многие ушли, — горестно ответил старик. — Но я уйти не мог. Это моя и твоя родина. А родина — это не кусок огороженной земли. Это люди, живущие на родине и поддерживающие огонь в этом очаге. И пока этот очаг горит, он согревает душу каждого горца, где бы он ни был. Потухнет очаг — не станет родины, охладеют души, останется только плоть, которая будет следовать только за животом с целью удовлетворения лишь своих низменных желаний.
— Для гостя постелили лучшее, что было. Малцаг очень устал, хотел спать, но в последний момент не удержался, спросил:
— Скажи, старец, вот этот Малцаг, не причинил ли он со своей излишней прытью много бед своему народу?
— Ты о чем, сынок?! Не Малцаг привел сюда Тимура-Хромца, а он напал на нас. И если бы было единство, и не было бы продажных ублюдков, нас бы не одолели. А Малцаг — гордость! И пока народ способен взращивать таких сыновей, этот народ будет!
— Что-то народу-то маловато — хоть вой, хоть свищи, — горечь в голосе Малцага.
— Ничего, ничего, оживем. Мы Хромцу своих дочек, жен и коней в подарок не возили. Не кланялись как другие.
— Зато полегли.
— Ну, я думаю, тебе лучше знать, — а там, где был Хромец, всюду погибель. Так лучше стоя встретить смерть, чем прогибая стан. Ты спи, сынок. На родине ведь сладко спится.
Действительно, Малцаг, как зарыл глаза, словно провалился, и, наверное, долго бы спал, да его растормошил старик.
— Малцаг, Малцаг, вставай.
— Что случилось? — вскочил встревожено гость.
— С тобой радость пришла! — улыбается хозяин, обнажая беззубый рот. — К твоему роднику сегодня на заре целый косяк серн приходил, и рысь за ними охотиться пришла. Понимаешь? Это жизнь!
Гость протер глаза, только теперь проснулся:
— А с чего ты взял, что я Малцаг?
— Накануне у башни видел, как ты с болью все осматривал, да и по описанию знал. А ночью волосы сползли.
Обеими руками Малцаг прикрыл места, где должны были быть уши, словно не хотел это слушать. А старик все продолжал:
— Потери неисчислимые. Это трагическая, но не позорная, а героическая страница нашей истории. Мы отстали. Нам надо учиться и трудиться, дабы лучше жить на своей родине. А для этого мы сегодня, пока погожие дни, хотим переехать в башню, где ты сражался.
Пару дней Малцаг помогал горцам переносить хилый скарб и устраиваться на новом месте. А затем он вместе со стариком направился через перевал в Тушетию. Там он намеревался кое-что для хозяйства старика приобрести. Вроде недолго он отсутствовал, и здесь высокогорье, но за несколько дней все изменилось. Были сборщики налогов — грузины и лезги под охраной тюрков. Провели подушную и подымную опись, еще более повысили налоги. Благо, в горах издали, кто едет, видать. Многие, в том числе и семья Малцага, успели укрыться. А сборщики интересовались не только податью, но и выискивали молодежь как рекрутов в армию Тимура. В Тушетии и Алазанской долине начались народные волнения. Эти сборщики уехали, чтобы вскоре вернуться с большими силами. Кого убили, кого повесили, кого из молодых, в том числе и девушек, увезли.
В этой ситуации Малцаг не знал, что ему делать, как бороться с бесконечным насилием и унижением своего народа. От безысходности он мог только одно — благодарить судьбу, что и на сей раз горе обошло его семью. Но что будет дальше? Уже многие знают, кто он. Что он здесь — кто-то донесет. Но тут случилось неожиданное. У горцев Кавказа есть традиция: в тяжелую годину собираются старцы, держат совет, принимают решение. И вот пришли уважаемые старцы к Малцагу, и произошла торжественная процедура Махко вехна,[243] что бывает лишь в исключительных случаях, в тяжелую годину, когда кто-то должен взять на себя ответственность за народ, страну, родину.
Как любой уважающий себя горец, предложение старцев Малцаг принял за честь, да вместе с тем серьезно призадумался: а сможет ли он оправдать оказанное доверие? В этой роли, правда, без решения старцев, а будучи самозванцем, он уже побывал. И нельзя сказать, что это принесло какой-либо успех ему, тем более отечеству. Хотя и ныне и противник все тот же, ситуация во многом другая. Сам Малцаг — это не тот сумасбродный, бесшабашный, дерзкий юноша, который, сломя голову, без оглядки шел на любого врага. Теперь Малцаг — зрелый мужчина, у него есть опыт, авторитет, да и взгляд несколько изменился. К тому же теперь он должен думать о своей семье и оберегать ее.
По традиции, если горское общество призвало к службе члена своего общества, то и о его семье должно позаботиться это общество. В принципе, может быть, это верно и надежно. Однако Малцаг теперь хорошо знает мощь, а главное, коварный нрав Тимура и его отпрысков и наместников. Поэтому он решает переправить свою семью за Главный Кавказский хребет, на Северный Кавказ, к обитающим там горцам — нахам. Конечно, жизнь там сурова, скудна, зато безопасней, и, учитывая, что зона заражения с каждым годом отступает, вскоре можно будет перебраться на более благодатные, равнинные места. Разумеется, что это перспектива, а точнее, мечта. Вместе с тем, это родная земля, другой нет. Посему ее надо не только защищать, ее надо заново заселять, осваивать, возделывать. И для начала Малцаг, отправляя свою семью за перевал, первым делом закупил для них всякую хозяйственную утварь, скотину и даже пару пчелиных семей в корзинах, помня, что Алания всегда славилась изобилием меда.
