Джоанна Кингслей - Лица
«В Калифорнии снег бывает только в мечтах», — подумала она, когда самолет коснулся земли, пробежал по полосе и замер.
Жени уже расстегнула ремень, когда к ней подошла стюардесса:
— Оставайтесь, пожалуйста, на месте, доктор Сареева, — произнесла она твердым голосом. — Вам не нужно выходить из самолета.
Жени ничего не поняла, но не возражала. Остальные пассажиры покинули салон, и двери закрылись.
— Меры предосторожности, — успокоила ее бортпроводница шепотом.
К самолету подошел топливозаправщик, и через полчаса огромный лайнер, с единственной пассажиром — Жени — на борту, снова взмыл в воздух.
Она испугалась. Но как только самолет оказался в воздухе, из динамика послышался голос пилота.
— Доктор Сареева, мы летим в Ленинград. Перевозить вас для нас большая честь.
Тогда она все поняла. Москва была ложной целью, чтобы запутать следы, исключить слежку. Подозрительные русские устроили этот обманный полет, чтобы выяснить, не сопровождает ли кто-нибудь тайно жену сенатора.
В Ленинграде Жени встретил человек в форме и провел из самолета прямо в автомобиль. Он влез с ней вместе на заднее сиденье и за всю дорогу не проронил ни слова. Видимо оба: и он, и шофер получили инструкции заранее.
Они проезжали укрытые снегом дома и машины. Утреннее небо начало розоветь — заря предвещала появление солнца. Снег прекратился, но белизна тротуаров была еще не тронута ногой пешехода. На окраине города Жени заметила новые дома — одинаковые высокие многоквартирные здания. Государственное строительство, догадалась она, для рабочих и их семей. Интересно, в восьмидесятых имеют ли шанс молодожены получить квартиру?
Машина вынырнула к Неве и поехала вдоль набережной. Мост, связывавший сверкающие снегом берега, казался меньше, чем она помнила его с детства. Да и Нева на взрослый глаз представилась не такой широкой. Но она пробудила воспоминания детства, вытащила из глубин, укрытых мостами времени.
Машина резко свернула налево, проехала по улице несколько десятков метров и остановилась у серого каменного здания. Сопровождающий открыл ей дверь и повел к подъезду, а водитель следовал за ними с чемоданами. На доме не было ни номера, ни таблички, лишь звонок у двери. Но прежде, чем сопровождающий успел нажать на кнопку, дверь отворилась сама. Навстречу им шагнула молодая женщина в английском твидовом костюме — пиджак был укорочен, как для езды на лошади. Она кивнула мужчине, и тот сейчас же удалился к машине, а водитель поставил чемоданы в подъезд.
— Федор Иосифович вас ждет, — сказала женщина на безукоризненном оксфордском английском. — Пожалуйте сюда.
Жени прошла вместе с ней по коридору к тяжелой дубовой двери. Женщина постучала и тут же открыла ее, слегка подтолкнула Жени вперед, а сама попятилась в коридор.
— Мой дорогой доктор! — навстречу ей шагнул с распростертыми объятиями крепкий мужчина лет пятидесяти, широколицый, с густыми волосами и загрубелой кожей. Когда он приблизился, Жени разглядела, какой у него был странный цвет глаз: желтовато-оранжевую радужную оболочку обрамлял темный кружок.
— Большая честь! — он крепко пожал ей руку и улыбнулся, глаза прикрылись, и от уголков к волосам побежали морщинки. — Поездка была приятной? Последняя часть, наверное, немного неожиданной? Но так уж было необходимо. Чем-нибудь подкрепитесь. Чай? Водка?
— Пожалуйста, чай, — Жени и забыла, что русские служащие, как и рабочие, часто пьют по утрам водку.
— Хорошо, — он отдал распоряжение в мегафон интеркома на столе — массивном образце мебельного искусства девятнадцатого века, и предложил Жени сесть на диван.
Сама она предпочла бы постоять — тело после длительного полета свело, ноги затекли. Дверь тут же открылась: все та же женщина в твидовом костюме внесла поднос с чаем. После того как та закрыла за собой дверь, Федор Иосифович налил чашку чая Жени, потом еще одну — для себя, и, сидя в кресле напротив, держал чашку на весу.
Он спросил Жени о погоде в Калифорнии, сказал, что ему известна ее блестящая репутация хирурга, поинтересовался, участвует ли она в работе мужа. Жени вежливо отвечала, но не могла понять, зачем нужны были эти церемонии перед тем, как ей скажут, что ей предстоит делать. Очевидно одно: Федор Иосифович не являлся ее пациентом. Его упоминали во время инструктажей — важная фигура в Советском руководстве, Федор Иосифович стоял за сценой, но, обладая колоссальной властью, был одним из кандидатов на пост руководителя партии в будущем.
Он продолжал незначительный разговор, как бы оценивая свою гостью. «Чай это хорошо, — говорил он. — Полезно для здоровья». Сам он выпивает в день не меньше десяти чашек. И только черный — прочищает организм, выводит шлаки.
Жени слушала вполуха, изучая человека, сидящего напротив. Он спросил, есть ли у них дети. Но Жени прекрасно понимала, что он знает ответ из досье и вопрос задан, чтобы направить разговор в нужное русло.
— К сожалению, нет. А у вас?
Он был вдовцом и жил с единственной двадцатилетней дочерью Ольгой — прекрасным агрономом, девушкой с острым политическим умом.
— Как у меня, — добавил он.
— Но Ольга очень некрасива, — вздохнул Федор Иосифович. — Добрая, умная, но некрасивая. Прекрасная душа, но страшный подбородок. Уши, как капуста. Нос, — он пожал плечами, — как огурец.
«Косметическая хирургия», — разочарованно подумала Жени. Не операция по восстановлению лица мужчины, а пластика, чтобы сделать симпатичнее девушку.
— Ольга влюбилась в Ваню, — продолжал Федор Иосифович. — Сына моего друга. Очень важного друга, — повторил он с нажимом. Жени догадалась, что друг, наверное, состоял в Политбюро и от него зависело будущее Федора Иосифовича.
— Ваня ищет красотку. Как все молодые ребята, хочет красивую жену. Почти уже обручился с дочерью одного ответственного работника.
Соперника, поняла Жени. И Федор Иосифович хочет превратить свою дочь в красавицу, чтобы Ваня на ней женился, а его отец поддержал Федора Иосифовича в борьбе за власть. Пластическая хирургия на службе у политической интриги? Для нее это не имеет значения, сказала себе Жени, надеясь только на то, что и девушка, как и ее отец, хочет операции.
— У вас есть ее фотография? — спросила она.
Он пропустил мимо ушей ее вопрос.
— Вы лучший в Америке пластический хирург. Вы женщина и хорошо понимаете женское сердце. И, — он поднял вверх указательный палец, — вы не любите западных журналистов.
Жени кивнула. Он предупреждал, что она не имеет права ничего разглашать по возвращении в Америку. Она соглашалась, не мучаясь угрызениями совести — любому своему пациенту она обещала анонимность.
— Я люблю Ольгу. Вы любите отца. Ведь так?
Она снова кивнула. В его вопросе слышалась угроза.
— Вы сделаете Ольгу красивой, — заключил он.
Профессиональная честность заставила ее возразить:
— Не могу вам этого обещать. Я ведь даже не видела вашу дочь.
— Вы увидите Ольгу. А теперь отдыхайте. Операция завтра.
Он встал, и в комнату вошла женщина в твидовом костюме. Встреча подошла к концу.
Следующим утром в семь часов Жени начала с ринопластики, изменила форму кончика носа, убрала горбинку с переносицы, сузила нос, разбив и сдвинув в новое положение носовые хрящи. Потом наложила несколько легких швов на слизистую оболочку и на несколько минут прервалась, пока девушке давали дополнительный наркоз.
Она не хотела делать все за один раз: и из-за пациентки, и из-за себя самой. Операция продолжительностью в целый день была неоправданно травматической. Жени понимала, что устала и не была достаточно подготовлена. Ассистирующие ей, небольшая бригада, не понимали ее жестов и команд. Она теряла время на объяснения и не чувствовала себя такой же уверенной, как у себя в клинике.
Но Федор Иосифович распорядился сделать все в один день, включая изменение формы ушей — операция, на которую обычно уходят недели и месяцы, пока не приживется донорский материал.
Прокалывая левое ухо, Жени совершенно расстроилась. Она привыкла планировать все заранее, обсуждать все шаги с пациентом и по возможности предусматривать осложнения.
Раздражение, граничащее с гневом, заставляло ее спешить. Жени глубоко вздохнула. Макс рассказывал ей о мерзавцах, учивших его работать. И ему приходилось оперировать в невероятных условиях, как-то с помощью одного перочинного ножа, сидя в засаде.
Здесь, в специально оборудованной клинике, у Жени было все, что ей могло потребоваться. Гневу не место в хирургии. Она сосредоточилась и ее следующий надрез вышел таким аккуратным, что у ассистирующего хирурга вырвался возглас восхищения.
После ушей настала очередь подбородка. Жени прикрепила имплантант, потом сняла несколько миллиметров для лучшего соотношения новой формы носа и подбородка.
