Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки
— Девятьсот франков! Раз… Девятьсот франков, два… Кто больше?
— Тысяча франков!
— Тысяча двести…
— Тысяча двести пятьдесят…
Стычка приобрела неистовый характер, пора было кончать с джентльменской битвой.
— Тысяча четыреста франков!
— Тысяча четыреста десять франков!
— Тысяча пятьсот франков!
— Тысяча пятьсот франков! Раз, два, тысяча пятьсот франков, три. Кто больше?
Кажется, победил клан левантинцев. Они улыбаются. Купить термометр за тысячу пятьсот франков значило, по правде говоря, выбросить деньги на ветер.
— Тысяча пятьсот франков три…
Смех послышался в группе левантинцев, они толкают друг друга локтями. Европейцы предпочли бы на этом остановиться, но что будут думать негры, присутствующие на спектакле! В дело вмешался престиж, его нужно защищать. О, сколько иной раз проблем с этим престижем!
— Господа, не остановимся же мы на этой ничтожной цифре для столь ценной вещи! Эмалированный, небьющийся термометр. Посмотрите, как это красиво будет на стене… Тысяча пятьсот франков, кто больше?
— Тысяча восемьсот, — прошептал кто-то из европейцев.
— Простите, мсье?
— Тысяча восемьсот франков.
— Ага, прекрасно! Тысяча восемьсот франков, господа, тысяча восемьсот франков, уважаемые дамы!
— Тысяча восемьсот франков! Тысяча восемьсот франков…
— Четыре тысячи! — громко выкрикнул левантинец.
Приоткрылись рты. Шепот удивления пробежал по толпе, переставшей что-либо понимать.
— Четыре тысячи франков… Кто больше?
Кажется, сам оценщик уже торопился закрыть торг и положить конец этой битве, которая могла переброситься с аукциона в другое место.
— Четыре тысячи франков… Кто больше?
Никто не произнес ни слова. Левантинцы уже отсчитывали деньги, готовые заплатить за свою честь.
— Четыре тысячи франков! Кто больше? Продано!
И молоток оценщика упал на стол, положив конец неистовой схватке, от которой захватило дух у наблюдавших ее туземцев.
Анри Лопез
Депутат
Анри Лопез — конголезский писатель. (Род. в 1937 г.) Окончил среднюю школу в Нанте (Франция) и исторический факультет Парижского университета. Преподавал в Педагогическом училище Центральной Африки, работал в Главном управлении просвещения, был министром просвещения и министром финансов Народной Республики Конго. Автор сборника новелл «Племенные связи» (1971), романа «Новый романс» (1976).
«…Колониализм навязал нам экономическую систему, закабалившую наших сестер. Нам, мужчинам, надлежит теперь освободить от экономической зависимости все слои нашего общества, и прежде всего женщин. (Аплодисменты.) Женщины должны получить доступ к тем профессиям, на которые они имеют полное право. Возмутительно, что в нашей независимой стране, где тысячи девочек ходят в школу, продавщицы в магазинах и секретари — одни иностранки… (Аплодисменты.) Сестры, мы пользуемся вашим конгрессом, чтобы торжественно спросить у нашей Генеральной ассамблеи и нашего правительства, когда они, наконец, примут закон, в котором будет сказано, что официантками в барах и ночных клубах могут работать исключительно африканки, европейкам же это категорически запрещается… (Зал встает, слова оратора тонут в буре аплодисментов.) Заработная плата наших женщин в самых различных профессиях должна быть приравнена к той, которую получали европейки… (Буря аплодисментов.) Ибо, как говорил… э!.. э!.. как говорил… э!.. В общем, я думаю, что это был Лафонтен… (Аплодисменты.) Ибо, заявляю я, как говорил Лафонтен, „за равный труд — равную оплату!“ (Буря аплодисментов.) Пора также категорически изжить предрассудки, цепляясь за которые многие малосознательные отцы не разрешают еще своим дочерям продолжать учебу. Женщина имеет те же права, что и мужчина. Некоторые мужчины не желают до сих пор признать эту истину. Вот почему, обращаясь к вам, сестры мои, я заявляю: только сами женщины смогут освободиться от мужской тирании… (Аплодисменты.) В наше время, когда сильны еще племенные разногласия, когда по всему свету люди безжалостно, как безумные истребляют друг друга, я с этой трибуны провозглашаю, что только женщина поможет нам преодолеть племенные предрассудки и добиться всеобщего мира…» (Аплодисменты.)
Депутат Нгуаку-Нгуаку, держа в руках часы, говорит в таком духе в течение двадцати минут. Кончив, он вытирает со лба пот, а зал заседаний Дома партии буквально взрывается от восторга. Заливаясь смехом, мужчины и женщины крепко хлопают соседей по плечам и кричат: «Ай да папаша Нгуаку-Нгуаку, каково?» «О-го-го!» — отвечают им те. Некоторые женщины начинают прямо тут же танцевать, и привязанные на их спинах младенцы, чей сон так неожиданно и грубо прервали, недовольно морщат личики.
Охранник церемонно снимает с депутата перевязь и берет у него целлофановую папочку, где лежит свернутая вдвое наподобие сандвича речь, которую Нгуаку-Нгуаку только что произнес. Ликующая толпа никак не может угомониться.
* * *В восемь часов вечера Нгуаку-Нгуаку возвращается домой. Бой спешит взять у него портфель. Хозяин плюхается в кресло.
— Бука-Бука, иди к папе.
Мальчик взбирается к отцу на колени. Нгуаку-Нгуаку смотрит на него с гордостью. Это его единственный сын. Его седьмой ребенок.
— Папа, ты не купил мне «Аполлон XII»?
— Это еще что такое?
— У Акпы уже есть. Ему отец купил.
— Эмильен! — кричит Нгуаку-Нгуаку. — Эмильен!
— Она проверяет свое сочинение, — доносится из кухни голос матери.
— Сочинение? Сочиняя, она не научится быть приятной для мужа. Пусть принесет мне шлепанцы.
— Слушай, Нгуаку-Нгуаку, войди ты хоть немного в положение бедной девочки!
— С каких же это пор женщины делают замечания мужьям? Теперь ты будешь меня учить, как мне воспитывать собственную дочь?!
— Папа, вот твои шлепанцы, — говорит Бука-Бука.
— Спасибо, сын. Хоть ты обо мне позаботишься. Но это, однако, слишком! Здесь что, мужчины должны работать?
— Эмильен!
Появляется перепуганная Эмильен.
— Наконец-то! Сколько раз надо тебя звать?
— Но… папа… прости… Я не слышала…
— Где ты была?
— У себя в комнате.
— У себя в комнате? Мечтала, конечно?!
— Нет, папа, я проверяла задание по математике.
— Когда занимаются математикой, не мечтают. Тут требуется внимательность. А если человек внимателен, он слышит, когда его зовут. Принеси мне виски.
Эмильен направляется к буфету. Делает она все механически. Она думает об интернате. Она завидует своим подругам, которые живут вдали от родительского надзора. Как это, наверное, здорово, ни от кого не зависеть! Вечно родители лезут со своими принципами… Вот тебе раз, бутылка почти пуста. Эмильен напрасно смотрит на всех полках буфета.
— Будет, наконец, виски или нет?
— Кончилось.
— Кончилось, кончилось! Я запрещаю тебе два дня играть с соседскими девчонками. Вот так!
— Но я ведь не виновата, папа…
— Пора бы знать, что, если бутылка наполовину пуста, нужно покупать другую. Пусть мне принесут пива!
Он включает телевизор. Поет Мириам Макеба. Он очень любит слушать ее, но сегодня Мириам Макеба его раздражает. Это ведь пленка, отснятая во время ее последнего концерта в их городе. Нгуаку-Нгуаку знает ее наизусть, потому что крутят ее по меньшей мере два раза в неделю. Когда составителям телепрограмм не хватает воображения, чтобы сделать новую передачу, они любят крутить фильмы, которые у них под руками, даже если их уже показывали сотню раз. Нгуаку-Нгуаку томится. Он смотрит на часы.
— Когда можно будет сесть за стол?
— Еще пять минут, — говорит из кухни мать.
— Я хочу есть.
— Рис еще не готов.
— Вечная история. Никогда не готово, когда есть хочется.
Мириам Макеба поет «Малайку». Тут уж Нгуаку-Нгуаку не может оставаться безучастным. Действительно, красивая песня. Артистка прищелкивает языком, пританцовывает, раскачиваясь, как корабль на волнах.
— За стол! — кричит мать.
Нгуаку-Нгуаку не отвечает.
— За стол, остынет.
Нгуаку-Нгуаку едва сдерживает гнев. Он не выносит крика, когда слушает музыку. Он садится на свое место за столом, напротив телевизора. Мириам продолжает петь.
— Опять рис и тушеное мясо?
— На рынке почти ничего не купишь.
— Ничего не купишь! Рыбы нет?
— Ты никогда не делал замечаний по поводу меню. Разнообразить его, конечно, хорошо, но не до бесконечности. Когда утром я тебя спрашиваю, чего бы ты хотел, ты берешь портфель и уходишь.
— Только этого еще не хватало! Ты считаешь, что мне не о чем больше думать? Мне еще надо заниматься и кухней?! Ты ведь не работаешь. Деньги приношу я.
— Если хочешь поменяться, я с удовольствием.
