Василий Аксенов - Новый сладостный стиль
Все это вспомнилось АЯ в течение нескольких минут, пока пробирался к Норе. Вспомнилось и тут же забылось: какое отношение имеет вся эта русская клиника к нам, к ней и ко мне? Вот и она увидела его, вспыхнула, как бывало вспыхивала в Вашингтоне, в аэропорту, когда встречала. Сашка! Норка! Они сели в углу и положили сцепленные руки на поверхность питейного столика. Ты у меня опять столько времени отняла, паршивка! Четыре года! Четыре года и четыре месяца!
Что тебя сюда занесло? Да мы тут работаем неподалеку. Кто мы? Где? Моя экспедиция. Возле Элисты. Копаем хазарские курганы. А в Москву-то как? Да по старой памяти. Помнишь, ты меня ревновал к Москве? А теперь вот этот Дима. Одобряешь? Да пошел он, этот Дима! Ты лучше о сыне расскажи! О ком? О Филиппе Джазе Корбахе!
Тут она вытащила руки из дружеского сцепления. Накинула шарф на плечи. Белый луч, как назло, уперся в нее, осветив все морщинки, выпятившийся вдруг подбородок, небольшую, но заметную базедочку. Другой луч, желтый, услужливо в этот же момент осветил Плетоярова, танцующего с Ластой; пост-модернистская молодость! Мой сын к тебе никакого отношения не имеет. Неправда!
– Нора, вы уже посекретничали? Можно к вам? – крикнул в вихре ламбады фашиствующий молодчик.
Нора отвернулась от него, ничего не сказав. После короткого размышления АЯ решил нанести своей любимой ответный удар. И сильный удар. Где ты подцепила этого славянского Аполлона? Она расхохоталась именно так, как он ненавидел, по-блядски, подняла на-гора всю свалку ревности. А он интересовался, видишь ли, нашими раскопками, вообще хазарами как возможным коленом Израилевым. Любознательный мальчик. Ах, Норочка, неразумная берклиечка, ты, кажется, не знаешь, кто он такой. Прости, но ты спишь с главным жидомором и всем известным фашистом этой страны.
Подошли и присели запыхавшиеся танцоры. Сразу два колена вздыбились над краем стола: голое принадлежало Ласте, плетояровское было крыто белым денимом. Молодежь вопросительно смотрела на профессионального благотворителя, ждала гостеприимства. АЯ сильно разочаровывал, ничего не предлагал. Нора сидела боком, смотрела на собственную сигарету. Плетояров недоуменно хмыкал. Он, очевидно, во время танца пообещал изящной дылде отменную халяву.
– Ну, что вам? – спросил подошедший боевик из бара.
– Давай шампанского тащи! – сказал ему Плетояров. – Только нашего, не французского.
– А деньги-то есть? – спросил боевик, но, очевидно, понял, что есть, и, не дождавшись ответа, ушел.
Ласта незаметно для окружающих кончиками пальцев ободрила корбаховский запотевший затылок. Не оставляйте стараний, маэстро!
– Мда-а-а, мистер Корбах, – протянул националист с томностью, которая у нас часто бывает в родстве с наглостью, – зря вы все-таки забросили ваше единственное удачное начинание. Московский ваш театр все-таки хоть и с неизбежным душком, но получился вехой. Вехой, дорогой! Напрасно вы, батенька, в деньги-то полезли. Деньги вещь крутая, не всякий потянет. Очень жаль. – Он все время переводил взгляд с Корбаха на Нору, как бы пытаясь понять, успел ли он рассказать ей, кто такой Димочка Плетояров. Нора ни разу не посмотрела на него, ни разу не наградила его своей улыбкой, которую он – откроем секрет фашиста – называл «лучом света в хазарском царстве». – Да, жаль, Александр Яковлевич, что вас затянула наша клоака. Вот говорят, что ваше имя уже на контракте, а это очень жаль.
– Я тебе сейчас так вжалю, что на всю жизнь зажалишься! – неожиданно для себя сказал АЯ.
Плетояров отвалился изумленной колодой. Боевик в это время хлопнул над ним пробкой. Пенные струи пошли по бокалам. АЯ поднял свой: ну, за встречу!
Все чокнулись.
Он видел, что Нора чуть не плачет. И сам чуть не плакал. Девочка моя, мэрилендская всадница! Тебе уже сорок шесть, в отчаянии ты готова уцепиться за каждый хорошенький солоп. Вспоминаешь ли ты хоть изредка тот медный рассвет, кипение лиловой листвы, застенчивые ножки своей Гретчен, зацелованность твоего тела, обцелованность моего, весь этот «н.с. с»? Встань и уйди сейчас со мной! Проживем то, что осталось, вместе!
Ничего этого не сказав и не получив ответа на невысказанное, кроме одного темного взгляда, он поднялся, набросал на стол какое-то количество пятидесятитысячных и пошел к выходу.
– Как это интересно, Александр Яковлевич, – задумчиво говорила Ласта. – Ваши оставшиеся на затылке волосы выглядят совсем молодо, а из ушей у вас торчат седые пучочки. Любопытный экземпляр тела выпал, Александр Яковлевич, на вашу долю. Многое у вас, как у молодого, а вот шея вся в морщинах.
– Скажи, Ласта, что такое «поставить на контракт»? – спросил он у девушки, которая все-таки увязалась за ним на Патриаршие пруды.
Она рассмеялась:
– Ну, это список на устранение, что ли. Покушения по контракту, так, кажется. Я помню, это вам Димка сказал, да вы ему не верьте, известный трепач. Неужели вас еще удивляет эта бесконечная болтовня вокруг?
АЯ был все-таки удивлен. От удивления он весь так вздыбился, что девушка перестала считать пучочки и морщинки. Как-то все-таки удивительно быть у родины «на контракте»!
Из окна был виден пруд и аллеи в весенних предрассветных сумерках. По сырой земле меж стволов плелся большой, с проплешинами, уссурийский тигр. Зевал, словно отставной маршал Советского Союза.
– А это еще что такое? – еще раз удивился АЯ. – Может, вы мне объясните как иностранцу?
Девушка уже засыпала и зевала, но совсем не так, как олитературенный нами тигр, а как некое новое существо, длиннейшая ласта.
– Да ведь это же тигр, Александр Яковлевич, неужели не узнаете? Тут ведь зоопарк неподалеку, ах-ах.
Х. Ночью на Пьяцца Цисцерна
Средь кружев каменных проходит чуткий Дант.На галерее Каменная Донна,Чей облик был ему в соблазны дан,Стоит в шелках из пышного Лиона.
Они сближаются, он поднимает вверхКусок Луны, его с ума сводящий.Сан-Джиминиано покрывает грехИ открывает драгоценный ящик.
Он счастлив, что исторг из камня крикИ потревожил даже кромку леса,Что не нарушил правила игрыИ обратил гранит в живые чресла.
А Беатриче глянет в этот мигИ с нежностью вздохнет: о, мой повеса!
Часть XI
1. Арт
Пропадающие персонажи – это ли не главная тревога романиста? Поток вдохновения – не предательский ли это путь для нашего неторопливого каравана? Подхваченный этим потоком, валясь по дороге в пузырящуюся пену простодушного восторга, вы можете легко потерять профессиональное благоразумие, а вместе с ним и персонажей, без которых вы не мыслили свое действие какую-нибудь сотню страниц назад. Такое могло бы произойти даже и с автором данного сочинения, не будь он достаточно хитер, чтобы предугадать справедливый упрек со стороны своего в Высшей Степени Уважаемого и Проницательного Читателя (ВСУПЧ).
ВСУПЧ, в частности, вправе спросить: а где же наш такой симпатичный Арт Даппертат? Ведь последний раз мы его видели полкниги назад на гала-презентации Фонда Корбахов в Карнеги-холле, где он то ли в переносном, то ли в буквальном смысле качался на люстре. Я благодарю ведущую группу ценителей и тебя, о Теофил, которых Андрей Белый, а вслед за ним и Владимир Набоков называли подлинно «творческими читателями». В свете ваших внимательных глаз я время от времени обозреваю список действующих лиц и иногда, признаюсь, позволяю себе некоторую мнимую рассеянность. На самом деле я давно уже сообразил, что Арт у нас оставлен на обочине и незаслуженно забыт. Чувствуя угрызения совести, я старался всунуть его куда-нибудь, но ничего из этого не получилось. Любой его возможный возврат вызывал какую-то странную неловкость, как будто этому блестящему молодому человеку не было места среди наших чудаковатых благотворителей. Было ощущение, что он выпал из текста не просто так, что стоит за этим какая-то важная романная причина. И вдруг я неожиданно понял, что это действительно был не просчет, а своего рода маневр со стороны нашего молодого активиста.
(Кстати о его возрасте: сколько ему сейчас? Давайте посмотрим: если в начале нашей истории ему было двадцать семь, то теперь ему, господа, точно сорок. Воздержимся от вздохов по поводу неумолимого времени, мы сами во всем виноваты. Так или иначе, сорок лет – это великолепный возраст с точки зрения беллетристики. На этом позвольте мне закрыть скобки.)
Как это странно иной раз бывает в толстых современных романах! Их авторы могут думать, как подтянуть разбухшую композицию, а в это время созреет заговор одной группы персонажей против другой. Не без содрогания авторы поймут, что такие заговоры могут быть направлены даже против основополагающих вещей: сюжета, структуры и даже против руководящих центров иных гигантских корпораций, проводящих неслыханную доселе благотворительную программу. Вот что иногда случается в романах, дорогой ВСУПЧ!
