Дэвид Митчелл - Облачный атлас
С церковной башни зазвонил колокол, и капитан хлопнул себя по лбу. «Лопни мои глаза, о чем это я думал? Ведь сегодня воскресенье, д-и меня черт, и все эти г-ые святоши блеют в своей развалине, именуемой церковью!» Мы поплелись по извилистой дороге, поднимающейся по крутому склону холма, причем продвижение наше замедлялось подагрой капитана Молинё. (Я, напрягаясь, ощущал такую нехватку дыхания, как будто мне рот забивало глиной. Вспоминая свою энергичность на Чатемских островах, я тревожусь о том, насколько же основательно отравил мой организм этот Паразит.) Мы достигли Назаретского дома богослужения как раз к тому времени, когда паства стала выходить наружу.
Капитан снял шляпу и самым сердечным тоном пробасил: «Приветствую вас! Джонатан Молинё, капитан „Пророчицы“». Простерев руку, он указал на наше судно в заливе. Назареяне были менее склонны к словоизлияниям: мужчины удостоили нас осторожными кивками, а их жены и дочери прикрылись веерами. «Позовите пастора Хоррокса!» — эти возгласы эхом отдавались в недрах церкви, в то время как местные ее обитатели теперь уже торопливо высыпали наружу, чтобы взглянуть на пришельцев. Я насчитал до шестидесяти взрослых мужчин и женщин, около трети из которых были белыми, облаченными в «лучшее» свое воскресное платье (насколько возможно того достичь в двух неделях плавания от ближайшей галантерейной лавки). Черные разглядывали нас с откровенным любопытством. Местные женщины были одеты вполне пристойно, но добрая половина страдала от безобразящей их зобной болезни. Парни, прикрывавшие своих светлокожих подружек от солнца с помощью зонтиков, сооруженных из пальмовых листьев, слегка ухмылялись. У привилегированного «взвода» полинезийцев через плечо была перекинута изящная коричневая лента с вышитым на ней белым крестом — своего рода униформа.
Затем из толпы, подобно пушечному ядру, выскочил человек, чье облачение явственно говорило о его призвании. «Я — Джайлз Хоррокс, — провозгласил патриарх, — приходской священник залива Вифлеем и представитель Лондонского миссионерского общества на Райатеа. Обозначьте свое дело, господа, и не медлите с этим».
На сей раз капитан Молинё расширил свое представление, включив в него мистера Бурхаава, «принадлежащего к голландской реформистской церкви», доктора Генри Гуза, «врача лондонской знати, позже работавшего в миссии на Фиджи» и мистера Адама Юинга, «американского нотариуса по деловым бумагам и патентам». (Теперь я совершенно ясно понимал, что за игру затеял этот негодяй!) «О пасторе Хорроксе и Вифлеемском заливе среди нас, странствующих верующих южных областей Тихого океана, говорят с неизменным уважением. Мы надеялись, что нам дано будет отправить воскресную службу перед вашим алтарем, — капитан горестно взглянул на церковь, — но, увы, ветер долго не был попутным, и это замедлило наше прибытие. Надеюсь, по крайней мере, ваша тарелка для сбора пожертвований еще не убрана?»
Пастор Хоррокс внимательно вглядывался в нашего капитана. «Вы командуете благочестивым судном, сэр?»
Капитан Молинё отвел взгляд, изображая смирение, «Далеко не столь благочестивым и непотопляемым, как ваша церковь, сэр, но, конечно, мы с мистером Бурхаавом делаем все, что в наших силах, для спасения душ, вверенных нашему попечению. Больно об этом говорить, но борьба нам выпала нескончаемая. Моряки возвращаются к своим распутным привычкам, стоит нам только отвернуться».
«Но, капитан, — заговорила дама в кружевном воротнике, — у нас в Назарете тоже есть свои отступники! Вы должны извинить осторожность моего мужа. Опыт учит нас, что большинство судов под так называемыми христианскими флагами не приносят нам ничего, кроме болезней и пьяниц. Мы просто вынуждены предполагать их греховность, пока не будет установлена невинность».
Капитан снова поклонился. «Мадам, я не могу принести извинений там, где не было ни нанесено, ни замечено каких-либо оскорблений».
«Ваши предубеждения относительно „варваров моря“ совершенно обоснованы, миссис Хоррокс, — вступил в разговор мистер Бурхаав, — но я не потерплю ни капли грога на борту нашей „Пророчицы“, как бы ни вопили матросы! И они, да, вопят, но я воплю им в ответ: „Не дух спиртного вам нужен, но один только Дух Святой!“ — и я провозглашаю это громче и дольше, нежели они!»
Его каламбур возымел желаемое действие. Пастор Хоррокс представил нам двух своих дочерей и троих сыновей — все пятеро родились именно здесь, в Назарете. (Девочки могли бы быть выпускницами школы для благородных девиц, но парни под своими накрахмаленными воротничками были загорелыми, словно канаки.) Несмотря на все отвращение, какое я испытывал к перспективе быть вовлеченным в маскарад капитана, мне любопытно было узнать побольше о теократии, царившей на острове, и я позволил увлечь себя ходу событий. Вскоре наша делегация проследовала к пасторату Хорроксов, в жилых помещениях которого не стыдно было бы разместиться никому из мелких консулов Южного полушария. Там имелись обширная гостиная с застекленными окнами и мебелью из тюльпанного дерева, отхожее помещение, две каморки для прислуги и столовая, где нас незамедлительно угостили свежими овощами и тающей во рту свининой. Все ножки стола стояли в блюдах с водой. «Муравьи, — объяснила миссис Хоррокс, — единственное бедствие Вифлеема. Приходится периодически выбрасывать их утонувшие тельца, иначе они построят дамбу из самих себя».
Я выдал комплимент по поводу их жилища. «Пастор Хоррокс, — с гордостью сказала нам хозяйка дома, — обучался плотничеству в графстве Глостер. Большинство домов в Назарете построены его руками. Видите ли, на сознание язычника большое впечатление оказывает вещественность, то, что он может увидеть своими глазами. Он думает: „Как же опрятны и нарядны христианские дома! И как же грязны и убоги наши лачуги! Как благороден и щедр Бог белых! Как низок и подл наш собственный!“ Таким образом еще один новообращенный приводится к Господу».
«Если бы только я мог прожить свою жизнь сначала, — ничуть не краснея, высказал свою точку зрения мистер Бурхаав, — я выбрал бы бескорыстную стезю миссионерства. Пастор, мы видим здесь развитую, глубоко укоренившуюся миссию, но как начать работу по обращению к Господу на окутанном тьмой побережье, на которое никогда не ступала нога христианина?»
Взгляд пастора Хоррокса устремился сквозь мистера Бурхаава к будущему лекционному залу. «Упорство, сэр, сострадание и законность. Пятнадцать лет назад нас в этом заливе принимали далеко не так сердечно, как вас, сэр. Видите вон тот остров на западе, похожий на наковальню? Черные называют его Бораборой, но уместнее было бы назвать его Спартой, настолько воинственны были тамошние воины! Мы сражались с ними на побережье Вифлеемской бухты, и некоторые из нас пали. Если бы наши револьверы не позволили нам одержать победу в сражениях тех первых недель, что ж, миссия на Райатее осталась бы только мечтой. Но по воле Господа мы разожгли здесь его путеводный маяк и не давали ему погаснуть. Через полгода мы смогли доставить сюда с Таити наших женщин. Я сожалею о погибших аборигенах, но когда индейцы увидели, как Бог защищает свою паству, то, что там говорить, даже спартанцы умоляли нас прислать к ним священников».
Миссис Хоррокс продолжила его рассказ. «Когда сифилис начал свою смертоносную работу, полинезийцам понадобилась помощь, как духовная, так и материальная. Тогда наше сострадание привело язычников к священной купели. Теперь же пришел черед Святого Закона хранить нашу паству от соблазна — и от мародерствующих моряков. Китобои, в частности, презирают нас за то, что мы обучаем женщин целомудрию и скромности. Нашим мужчинам приходится держать свое оружие хорошо смазанным».
«Однако, случись кораблекрушение, — заметил капитан, — я поручился бы, что те же самые китобои молили бы Судьбу, чтобы их выбросило на побережья, где все те же „проклятые миссионеры“ воздвигли свои часовни, разве не так?»
Согласие было единодушным и едва ли не граничило с возмущением.
Миссис Хоррокс ответила на мой вопрос касательно того, как укрепляется закон и порядок на этом одиноком форпосте Прогресса. «Наш церковный совет — мой муж и трое мудрых старцев — проводит те законы, которые мы полагаем необходимыми, посредством молитв. Наши Стражи Христовы, некоторые из тех аборигенов, которые доказали, что являются верными слугами Церкви, укрепляют эти законы в обмен на кредит в лавке моего мужа. Бдительность, совершенно необходима неослабевающая бдительность, иначе через неделю…» Миссис Хоррокс содрогнулась, вообразив, как призраки вероотступничества танцуют хулу на ее могиле.
Покончив с едой, мы перешли в гостиную, где местный подросток подал нам холодный чай в красивых чашках из тыквы. Капитан Молинё спросил: «Сэр, как же можно содержать столь процветающую миссию, как ваша?»