Канта Ибрагимов - Сказка Востока
Другое дело крепость Смирна. Она находится непосредственно на территории открытого города, прямо в гавани, у залива — просто город разросся, ушел вширь и построил свой, новый порт, административный, торговый и культурный центр. А крепость — цитадель рыцарей, здесь автономия, обособленная жизнь. Сами рыцари несколько надменны, живут по своему полувоенному-полумонашескому образу жизни. Они никогда не признавали власть православного Константинополя, тем более мусульман, в том числе и сельджуков. И Баязиду они дали достойный отпор и были этим, да и многим другим неимоверно горды. Рыцари Смирны, как последний оплот крестоносцев на азиатском континенте, имеют тесный контакт и большую поддержку от всей католической Европы.
В мирное время ворота крепости почти всегда открыты, и горожане, да и сами рыцари свободно перемещаются. Правда, хозяева крепости на остальных жителей Измира смотрят свысока, ведь они рыцари, ведут почти что пуританский образ жизни. Но это не тема нашего повествования. По-нашему, куда интересней и многообразней Тамерлан, который, подойдя к Измиру, был встречен влиятельными людьми с «ключами» в руках и с покорностью.
После небольшого торга город был обложен обременительной данью. При этом, как обычно, Повелитель освободил от подати важных персон, духовных лиц всех вероисповеданий, то есть самых богатых. Понятно, какая тяжесть тогда легла на плечи рабов, которых пригнали в Измир вслед за Шадомой, Малцагом и доктором Сакрелом. Стоп. Мы ведь договорились смотреть на мир глазами господ. Тогда уж глазами Тимура, который мельком оглядел город — он много повидал, стал выбирать себе дворец для ставки, а когда узнал, что и в Измире есть «Сказка Востока», не раздумывая, приказал приготовить заведение для него.
Как ни странно, купца Бочека уже нет, а «Сказка Востока» в Измире еще есть. Сюда ведь только сейчас добрался Тамерлан. А он, как и все богатые люди, любит особую, дурманящую ауру «Сказки Востока». Но теперь здесь будет только один обитатель, он же полный хозяин, с уходом которого и эта «Сказка Востока» вряд ли будет больше существовать.
Мы не знаем, с каким настроением вышел Тамерлан пасмурным осенним утром из «Сказки Востока». Впрочем, для истории это не столь важно, а как литераторы скажем, — с боевым. Под резкими порывами морского ветра он со всех сторон внимательно осмотрел всю крепость рыцарей. Это было мощное, грациозное, с виду неприступное архитектурное сооружение. И на сей раз не было никакой дипломатии, подготовки, подкупа и шпионажа. Здесь, как в один голос утверждают историки, Тимур показал шедевр своего остроумия, отваги, решительности и мощи.
Оглядев крепость, Повелитель понял, что ее ему не окружить — нет кораблей, тогда как защитники явно надеются на помощь со стороны моря. Поэтому он принял решение быстро соорудить гигантский мол из бревен, покрыть их шкурами, отрезать крепость от пролива, то есть полностью окружить.
Защитники крепости хохотали над тем, что затеял Тамерлан. Но этот хохот быстро прекратился, когда они увидели, как двести тысяч воинов, став строителями, днем и ночью трудились, не испугавшись холодной воды. Плотина уже через две недели перекрыла морской проход. Моральный дух защитников крепости был сломлен, а Тамерлан в ход пустил огнеметы, саперов и стал делать подкопы. Когда в бухту пришли корабли помощи с островов Кипр и Родос, катапульты Великого эмира первым залпом пустили отрубленные головы рыцарей.
Надо ли вновь писать об устроенной в Измире Тамерланом резне, о двух «башнях», сложенных из голов, о насилии и пожаре? Наверное, не стоит: и читателю опротивело, и Перо скрипит.
* * *Мир содрогнулся после Измира!
Великий эмир понимал, что его где-то использовали, потом обманули. Неужели эти дипломаты, послы и всякие шпионы под видом духовенства и купцов думали, что Тимур — это азиатский дикарь, кочевник, который, конечно, грозен, да дурак?
Как умный человек, Тамерлан умел держать себя в руках, когда это надо было. Говорят, мог напустить на себя приступ гнева, мог притворно улыбаться и скалить зубы. Он все мог, он был стратег, режиссер, дипломат, полководец. И только одержимоцелеустремленный, порой сомневающийся, вечно трудолюбивый и думающий человек может достичь подлинного величия. Тимур достиг! Но он хотел величия Вселенского, а когда думал, что до этого рукой подать, то его попытались обвести. А он прикинулся дурачком, пригласил к себе послов, купцов и всяких вельмож-проходимцев на праздник в честь победы над османами и, как отмечают летописцы, держал перед ними речь:
— Сам по себе я ничто. Это Ты, Боже, превратил ничтожного принца в самого могущественного владыку в мире. Я думаю, что такая честь меня ко многому обязывает. Вы знаете, что случилось с султаном Баязидом, который изменил истинной вере, стал перечить мне. Я слышал призыв свыше не останавливаться на моем верном благословленном Богом пути. Поэтому я хочу представить вам моего официального наследника — внука Мухаммед-Султана. Он вам уже известен по ратным делам. Хе-хе, Бурсу и Измир он брал.
Этот пир, точнее церемониал, происходит на тюркский кочевой манер в огромном шатре в открытом поле, на живописном берегу Эгейского моря. И вроде бы условия походные, да все на высшем уровне, роскошь — не описать. И хотя в шатре тепло, да зима, и посему Тимур на троне в дорогих мехах. И, как утверждают историки, будучи для того времени выше среднего роста (170 см), он не любил людей, что были выше него, тем более когда садились даже вровень с ним. А тут наследник, как и он, совсем рядом, уже осваивает власть и мир.
— Так вот, — продолжает Повелитель, и его голос вовсе не груб, а, наоборот, очень слащав, чуть снисходителен, — чтобы исполнить возложенную на меня Всевышним ответственную миссию, я думаю, следует привести к порядку некоторых зажравшихся неверных князьков, которые мнят себя государями. Мир не настолько велик, чтобы иметь двух царей. И если там, — он поднял палец, — один Бог, то и здесь, — опустил, — один царь!.. С этой целью я думаю послать хана, — так он и себя никогда не величает, — Мухаммед-Султана на юг, до Каира. Оттуда на кораблях он отправится в Европу. А я — по знакомым местам, в обход Черного моря. В Грузии и в Крыму меня уже ждут. Хе-хе, все хотят приструнить неверных в Европе. Я думаю, справлюсь не хуже Баязида. А вы как думаете? Хе-хе.
Никто не проронил ни слова. Все опустили головы, понимая намек и угрозу. А Повелитель дал последний шанс:
— Я буду в Анатолии еще месяц. Пейте, угощайтесь! Хе-хе. В Европе так же вкусно готовят? Посмотрим, попробуем и ваше гостеприимство.
Возможно ли было это осуществить, или было дипломатическое запугивание? Судя по прошлым переходам Тимура — вполне возможно. По крайней мере современники Повелителя, а им было гораздо видней, в это поверили.
Теперь мир не только содрогнулся, мир согнулся перед ним.
Император Константинополя Мануэль первым поздравил Тимура, признал себя вассалом и сразу же выплатил огромную дань. То же самое сделали генуэзцы и венецианцы, подняв над своими портами Тимуровский штандарт. Щедрые подарки выслал король Франции Карл VI. Так же поступили английский король Генрих VI и испанский Генрих III Кастильский. Султан мамлюков Фарадж также признал свою зависимость, постарался откупиться огромной данью и в дополнение к этому бросил в темницы всех своих друзей, что нашли у него приют, убежав от Тамерлана.
В общем, заверения в почтении и подчинении поступили отовсюду, даже с малых островов и от морских пиратов. Все, или почти что все искали покровительства, боялись его силы.
Тимур практически добился своего. Конечно, он не стал абсолютным Властелином мира, зато оказался своего рода всемирным арбитром, и вряд ли кто посмел бы перечить ему в любой точке Евразии.
Изменился ли после этого Тимур? По утверждению летописцев, сильно изменился. Оказывается, он к этой цели шел, полз, карабкался, но когда дошел, дал волю своим истинным инстинктам: стал грубым, надменным, недоступным даже для близких, очень жестоким, подозрительным. (Боже, а каким же он до этого был?) И особо удивляться нечему, ибо жажда сверхкапитала — один из главных призывов к войне. И стоит ли вновь говорить о деньгах, как и о пролитой крови? Стоит лишь потому, что Тамерлан в корне изменил упорядочение своей армии. Раньше все воины — братья-кочевники, свободные джигиты, и вся добыча делилась более-менее справедливо, исходя из заслуг. Теперь никаких вольностей. Армия, выражаясь современным языком, профессиональная, вне зависимости от побед и поражений — каждый получает жалование, а на большее рассчитывает в случае щедрости государя. И еще одно важное новшество: раньше армия Тимура — дисциплинированная шайка добровольцев-головорезов. Ныне на территориях, захваченных Тамерланом, введена строгая воинская повинность, а отчего ж еще полумиллионная армия? И если каждый из воинов, как после победы на Тереке и над Золотой Ордой, захочет иметь десять наложниц, двадцать телег и столько же рабов, чтобы это богатство унести домой, то что станет с миром? Золотой Орды и цветущей Алании на Кавказе более нет. Казна Баязида уплыла. И простые воины на многое рассчитывать не могут. А вот Тамерлан и его окружение основательно разбогатели. Все-таки не бедными оказались анатолийские города, если одного золота и драгоценных камней увозили в Самарканд на двухстах верблюдах и тридцати слонах. Помимо этого везли серебряные ворота Бурсы, украшенные фигурами святых Петра и Павла. А также знаменитую Византийскую библиотеку, которая с тех пор пропала (поиски шли до недавнего времени).
