Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2
С идеологической точки зрения индивидуалист воспринимает себя как некую суверенную державу, как существо, имеющее самодовлеющую ценность, и автономное. И в других людях индивидуалист признает такие же суверенные существа. И даже к коллективу, в котором вынужден вращаться индивидуалист, он относится как к равноправному существу. Он отвергает принцип «Интересы коллектива выше интересов личности». Он принимает принцип «Интересы членов коллектива по отдельности и коллектива в целом равноценны». Коллективист же воспринимает себя как часть или функцию суверенного целого — коллектива, принимает принцип «Интересы коллектива выше интересов личности», фактически истолковывая его как принцип «Мои интересы в качестве члена коллектива (то есть совпадающие с интересами коллектива как целого) выше интересов тех членов коллектива, которые идут вразрез с ними». На практике принцип коллективизма реализуется в формуле «Все мы дерьмо», а принцип индивидуализма — в формуле «Все мы боги». Индивидуализм есть самая высокая оценка личностного начала в обществе, коллективизм — самая низкая. Они, подчеркиваю, различаются не по отношению к коллективному началу в обществе, а исключительно к личностному. Индивидуализм не означает недооценку коллективного начала, а коллективизм — переоценку его. Спор между ними идет в отношении к человеку, а не к коллективу. Для коллективизма ссылки на важность коллективного начала в обществе есть лишь аргумент в споре и материал для самооправдания. Для индивидуалиста человеческое общество есть объединение полноценных и суверенных «я», а для коллективиста лишь само объединение есть «я», лишь «мы» есть «я».
Одним из путей реализации принципов индивидуализма является общество с гражданскими свободами и с правами личности. Разумеется, этот путь не абсолютен, не идеален, не безупречен. Но все же индивидуалист имеет больше шансов появиться и уцелеть в этом обществе, чем в другом. Классическим воплощением принципов коллективизма является коммунистический тип общества. Так называемое буржуазное общество не есть общество, в котором господствует индивидуализм. Просто в этом обществе процент индивидуалистов несколько выше, чем в обществе коммунистическом (но еще вопрос, выше ли он, чем в обществе феодальном), индивидуалисты здесь имеют больше шансов уцелеть и преуспеть, влияние их на жизнь общества в целом заметнее.
Коллективизм как способ поведения, как форма психологии и как форма идеологии делает индивида более приспособленным к сложным условиям современного общества, чем индивидуализм. Коллективист гибче, подвижнее, изворотливее, чем индивидуалист. А когда речь идет об обществе коммунистическом или об островках коммунизма в других обществах, то коллективизм оказывается максимально адекватным самим основам общества. В коммунистическом обществе каждый социально активный индивид прикреплен к некоторому первичному коллективу, через который он отдает обществу свои силы и способности и получает соответствующую его социальной позиции долю продукта, от которого существенным образом зависит его судьба. Поэтому общество специально культивирует здесь коллективистов. Даже индивиды, которые в иных условиях могли бы стать индивидуалистами в силу природных задатков, подгоняются здесь под общую норму, подобно тому, как прирожденные левши принуждаются быть правшами.
Наше общество прилагает все силы к тому, чтобы индивидуалисты не появлялись. Но они все-таки появляются. Общего объяснения этому феномену нет. Они появляются как-то вдруг, вроде бы совершенно неожиданно. Как порой появляется отдельный длинный волос на видном месте, которое вы тщательно бреете каждый день и разглядываете на свету. Бреете, разглядываете, как бы чего не осталось несбритым, и все-таки однажды вдруг замечаете этот чудом уцелевший волосок. Так и с индивидуалистами в обществе. Обнаружив несбритый волосок, вы стараетесь сбрить его, а если это не удается, вырываете его с корнем. Точно так же поступает и общество с индивидом, который чудом избежал превращения в коллективиста и вырос в индивидуалиста. Коллективу жить с таким исключением из общего правила еще более неудобно, чем гладко выбритому человеку появляться в приличном обществе с тем самым волоском, нагло торчащим на видном месте.
Индивидуалист все же отличается от того раздражающего вас отдельного волоска на выбритой физиономии хотя бы тем, что играет и некоторую положительную роль. Он самим своим существованием напоминает нам о том, что мы все-таки в какой-то мере суть потенциальные «я», лишь трансформирующие это свое «я» в угоду другим «я», выступающим в качестве полномочных представителей воображаемого «мы». В обществе постоянно сохраняются виды деятельности, с которыми хорошо справляются лишь индивидуалисты. Это главным образом суть виды творческой деятельности, в которых коллектив в принципе или фактически в данных обстоятельствах не способен заменить отдельного человека, в которых коллектив не имеет никаких преимуществ перед индивидом. Так, МНС был способен создать выдающийся идеологический текст, который не могут создать десятки тысяч идеологических работников совместно. Но индивидуалист играет сваю положительную роль так, что становится опасным для нормальной жизни общества. Он самим фактом своего существования дает понять людям, что им за потерю их «я» заплатили слишком дешево, что они на самом деле отреклись от него не во имя возвышенного «мы», а во имя корыстных интересов таких же ничтожеств, как и они сами. Он играет роль, подобную роли правильного зеркала в обществе уродов, которые по идее должны были бы быть красавцами, что вызывает злобу и отравляет существование. Он опасен не тем, что раскрывает тайны бытия и зовет к преобразованиям, а тем, что существует вопреки всему и несмотря ни на что, существует, хотя не должен существовать. Выполнение же упомянутых видов деятельности создает угрозу возвышения индивида над прочими смертными не по законам данного общества, а вопреки им, что создает соблазнительные образцы. Он есть угроза порчи самого вещества общества, то есть человеческого материала, образующего это общество.
Исчерпывающим образом проблему индивидуализма решил Митрофан Лукич, о коем я уже упоминал в предостережении. Увидев МНС, медленно бредущего по коридору от большой лестничной площадки в сторону малой и не обращающего на него (на самого Митрофана Лукича!) ни малейшего внимания, Митрофан Лукич оторопел от изумления и вымолвил только одну короткую, но чрезвычайно глубокую по мысли фразу: «А по-че-му?!» Мне, как бывшему солдату, было совершенно ясно, что именно хотел сказать этим Митрофан Лукич: он хотел сказать то же самое, что сказал бы в свое время маршал Буденный, увидев в кавалерийском полку, гарцующем по Красной площади мимо Мавзолея, человечка в драных джинсах, с длинными, давно не мытыми волосами, с клочковатой бородой и книжкой на не понятном никому языке вместо шашки. Можете себе представить, что сказал бы по сему поводу упомянутый маршал?! Кстати, именно эта, исполненная глубокого смысла фраза Митрофана Лукича, а не доносы стукачей о разговорчиках на малой площадке и не высшие соображения на Лубянке и Старой площади, вынесла окончательный, не подлежащий обжалованию приговор МНС. Она подвела итог всему. Ею и можно было бы закончить книгу. Это было бы вполне в духе лучших традиций мировой литературы — ставить вечные проблемы и тем самым будить сознание передовой части человечества. Но все же хочется в нарушение традиций извлечь и какие-то позитивные уроки из сказанного. Я знаю, что такое извлечение уроков есть наиболее занудная часть человеческого бытия, и потому не буду утруждать читателя длинными назиданиями. Ограничусь лишь одним, который мне импонирует больше всех:
Первейший жизненный урок
Постиг я, будучи еще солдатом в обреченной роте:
Когда не в ногу с прочими идешь
И вопреки всему наивно ждешь,
А вдруг из этого какой-то выйдет прок,
Иди напротив.
Москва, 1978 —Мюнхен, 1979
