Анхель де Куатьэ - Всю жизнь ты ждала (первая скрижаль завета)
– Она переживет и это. Все женщины переживают подобное. В этом нет ничего страшного. Такова судьба женщины, – сквозь зубы, сдерживая слезы, шептала Кристина.
– Переживет, но будет несчастна… – отвратительным голосом протянуло чудовище в рясе. – Но что ты скажешь на это?…
Картина на небесном склоне переменилась в третий раз. И снова на ней была дочь Кристины. Ей уже пятьдесят. Она постарела и осунулась. Небогатая квартира пуста. Она разговаривает с сыном по телефону. Он отвечает ей сухо и старается поскорее закончить их разговор. У него своя семья и на мать у него просто нет времени. С дочерью-подростком она не общалась уже несколько месяцев. Она даже не знает, где она и с кем.
– Вот твоя дочь! – голос чудовища был торжествующим. – Ей пятьдесят. Муж уже не живет с ней, дочь с ней не общается, у сына не хватает на нее времени. Она совсем одна, она коротает свои дни на скучной работе. Ее единственный собеседник – телевизор, который рассказывает ей о счастье, которого никогда не было в ее жизни.
Она твоя дочь! Ей тоскливо и одиноко. Она ничего не добилась, ничего не смогла. Муж предал ее, дети отвернулись, подруги заняты своими проблемами. Она чувствует свою ущербность и не знает, как ей быть, потому что единственное ее желание – это наложить на себя руки. Но и на это ей не хватает сил…
Теперь скажи мне – она переживет и это?! Нет, молчи, не отвечай. Я скажу: она не переживет этого! И это твоя вина!
Кристина пыталась что-то ответить своему мучителю, но слезы душили ее. Приступ невыносимой душевной боли, словно осиновый кол, пронзил ее сердце. Она упала наземь, издав ужасающий крик вселенского отчаяния.
– Убей свою дочь! – заорало чудовище. – Прояви милосердие!
*******
Глядя на это голое, бескрайнее поле под свинцовыми небесами, сознавая весь ужас происходящего, чувствуя невыносимую тоску, я понял, что не могу двигаться. Меня словно парализовало. Ноги, казалось, утопли в земле и стали ватными. У меня не было сил даже думать. Голова превратилась в пустой барабан, а в нем истовым гулом продолжал пульсировать глухой удар.
– Кристина! Кристина! – я видел, как Данила бросился к лежавшей на холодной земле женщине. – Кто отец ребенка?! Кристина, кто ее отец?!
Я не понимал, что происходит. Почему Данила задает ей этот дурацкий вопрос? Как – «кто отец ребенка»? Конечно, ее муж… Муж?! Петр?! Нет, этого не может быть! Иначе бы он говорил о ребенке, пытаясь удержать Кристину. Он бы обязательно говорил о ребенке! И ведь они не были близки уже больше года…
Господи, да ведь мы не знаем, кто отец ее ребенка!
Данила тряс Кристину за плечи, смотрел ей в глаза и все повторял, повторял свой вопрос: «Кто отец ребенка?! Кристина, кто отец ребенка?!»
Кристина подняла голову и смотрела на Данилу широко открытыми глазами. В них был не то испуг, не то удивление. Видимо, она не понимала, кто перед ней. Не могла взять в толк, что спрашивает у нее этот странный, взявшийся ниоткуда человек. Силилась понять – зачем он это делает? Силилась – и не могла…
– Да, кстати! – обратилось к Кристине чудовище в рясе. – Это твои ангелы. Самые настоящие. Они пришли, чтобы продемонстрировать тебе твое бессилие!.. Ты родишь девочку, и она будет несчастной! И никто, никто не в силах тебе помочь!
Безумный, безудержный, отвратительный хохот чудовища заполнил пространство. Этот ужасный, мерзкий звук сотрясал землю и колебал небесный свод. Картинка дрожала, словно бы кто-то колотил по ней с неистовой, все возрастающей силой. Возникло ощущение чудовищного землетрясения или смерча.
*******
Я проснулся под звук душераздирающего крика: «Кристина, кто отец ребенка?!» Это был голос Данилы. Я схватил его плечи и начал трясти. Но он не приходил в сознание и продолжал кричать.
Я ужаснулся. Казалось, еще мгновение, и он уже не вынырнет из омута этого кошмара:
– Данила, просыпайся! Ради всего святого, очнись!
Глаза Данилы открылись. Слезы, решительность и отчаяние предстали моему взору.
– Слава богу! – воскликнул я и перевел дыхание. – Наконец-то! Данила, как ты?..
– Нормально, все хорошо… – его губы почти не разомкнулись.
– Но как ты догадался?! – затараторил я. – Она ответила?..
– Тихо, тихо… – прошептал Данила, поднялся на локтях и встряхнул тяжелую голову. Он выглядел обессиленным – усталым, измученным, истощенным.
– Так она ответила?.. – переспросил я через минуту.
Нет, но мы узнаем. Это важно. Нужно найти отца ребенка… – протянул Данила.
– Да, без него Тьму не одолеть… – задумался я.
– Какую Тьму? – удивился Данила.
– Как какую? Это же очевидно! Кристина в плену у сил Тьмы! Это чудище в рясе…
– Ты что, Анхель! Это не Тьма! – Данила даже рассмеялся, беззвучно.
:– В каком смысле?.. – я не понял этой странной реакции своего друга.
– Это просто страх, Анхель! Это просто ее страх!
– Страх?!
– Ну конечно! – Данила печально улыбнулся. – Я не знаю, как это дело объяснили бы твои индейские предки, но в России думают так… Моя девушка, я тебе о ней рассказывал (это она когда-то записала меня на прием к астрологу), увлекалась психологией. Она читала книгу какого-то русского психолога, и в ней он рассказывал про сновидения.
Он называл их, если я ничего не путаю, «рациональным безумием». Все, с чем мы встречаемся в сновидении – это части нас самих. Сон – это своеобразное раздвоение личности, но не настоящее сумасшествие. Сначала мне в это не верилось, но потом я понял. В каждом из нас идет борьба. Разные силы, живущие в нашей душе, словно бы раздирают ее на части.
Когда мы бодрствуем, эта борьба выражается внутренним диалогом. Иногда даже спором, который мы ведем сами с собой. Мы ведь постоянно о чем-то думаем, дискутируем внутри своей головы. Если бы этой внутренней борьбы не было, то нам и думать бы не пришлось. Все было бы очевидно, а об очевидном нельзя дискутировать. Так что эта борьба идет. Во сне же борющиеся в нас силы обретают некие образы, подчас страшные, превращаются в символы.
Так что чудовище из сна Кристины, подол которого мы приняли поначалу за гору, – это никакая не Тьма, Анхель. Это часть самой Кристины, это ее страхи! Мы видели во сне Кристину, но это не сама Кристина, а только ее часть, причем свободная от страха. Обе эти «силы» живут в ней. Живут и противостоят друг другу. И она борется, только сама с собой, а не с Тьмой!
Есть в ней еще и другие силы… Почему-то же она не вместе с отцом своего ребенка?..
Я с трудом понимал Данилу. Он говорил то же, что и Источник Света: «Тьмы нет, но есть только страх». С другой стороны, я всю жизнь слышал о снах совсем другое. Мой дед навахо говорил мне, что сон – это параллельный мир.
Но он никогда не уточнял, что этот мир – мы сами…
– Получается, что наши сны – это и есть мы настоящие?! – вдруг до меня дошла эта абсолютно очевидная, как казалось теперь, мысль. – Если собрать все компоненты наших снов воедино, то получится наш истинный портрет?
– Ну, конечно! Я не верю, что Кристина хочет смерти своему ребенку. Этого просто не может быть! Но она испытывает какой-то страх. Кажется, что она боится за ребенка, но здесь было что-то другое. Этот страх обрел в ее сне очертания чудовища. Не случайно, кстати, оно было в рясе!
– Но существо в рясе не может требовать смерти кого бы то ни было. Тем более ребенка удивился я.
– В этом-то все и дело, Анхель! Когда я об этом подумал, то все сразу встало на свои места. Я понял!
– Что понял?… – я снова начал путаться.
Данила стал быстро объяснять: – Священник может вменять только грех. Это символ, понимаешь?! Она стояла перед ним на коленях, словно бы исповедовалась в грехе. Когда я все это сопоставил, то понял, что она считает прегрешением какой-то свой поступок!
– Прегрешением?! – я никак не ожидал такого поворота.
– Да, Анхель! Да! – воскликнул Данила. – Может быть, в отношении отца этого ребенка?..
– Интересно, а сама она это понимает? – задумался я.
– Наверное, нет. Иначе все было бы куда проще. Вот почему нам и нужно найти этого мужчину!
В течение нескольких часов после этого разговора я испытывал сильнейшее внутреннее напряжение. Я пытался согласовать свои прежние знания о сновидениях с тем, что рассказал мне Данила.
Дед учил меня, что реальность, которую мы видим, создана нашим сознанием, что она – фантом, сложная иллюзия, некий мираж. А вот сон – это подлинная реальность. Слова Данилы ничуть не противоречили этому.
Мы не знаем истинной природы вещей, более того – не понимаем себя. Нам только кажется, что мы знаем свое «я», но в действительности это иллюзия. Человек намного сложнее, нежели он сам о себе думает. Но главное – он раздроблен, разделен.
Наш сон – это своеобразный спектакль, в котором все роли поделены между нашими составными частями. И только если человеку удается установить подлинные связи между элементами своего сна, он узнает свое «я».
Все складывалось, но загадка оставалась – а где же дух человека, его душа? Страх не может быть составляющей духа. Страх – это свойство личности человека. Но его душа принадлежит Источнику Света, она не может «бояться»!
