Альбер Коэн - Любовь властелина
Прожевав последний шоколадный батончик, он даже слегка заурчал от удовольствия. Послезавтра церемония открытия десятой сессии постоянной Мандатной комиссии! Он обожал эти заседания. Не надо сидеть в четырех стенах кабинета, можно участвовать в дебатах, наблюдать всю подковерную возню, и Веве не пристает со своими проектами писем, не присылает постылых досье, все заняты только Комиссией, это интересно и забавно, как в театре, все ходят взад-вперед, можно быстро слетать за каким-то документом, вернуться на место справа от Веве, шепнуть что-то на ухо шишке из Комиссии, в нужном месте понимающе улыбнуться, оценить чей-то удар ниже пояса, вдобавок можно совершенно на равных болтать с делегатами во время перерыва, прогуливаясь руки в карманах, и потом пересказывать Веве откровения того или иного делегата, — в общем, фигуры высшего политического пилотажа. Вот, например, с Гарсией — наверняка прямое попадание. Гениальная была идея найти последний сборник стихов аргентинского делегата и выучить одно наизусть.
«Господин посол, возьму на себя смелость сказать вам, как меня восхитил "Корабль конкистадора"!», — и пересказать ему наизусть его чушь собачью, опустив глаза, как бы от волнения, это будет выглядеть так искренне, а дальше толстый слой шоколада и что им будет гордиться Французская Академия и тэдэ и тэпэ. Ему понравятся мои речи, поговорим о литературе, подружимся, поужинаем вместе, а там встрече на третьей можно ему пожаловаться, что до сих пор в злосчастном ранге «Б»! Он поговорит с сэром Джоном, и дело сделано!
Он сардонически захохотал, упал на стол головой и застонал, затем выпрямился — и открыл досье про Камерун. Мутными глазами просмотрел страницу за страницей, мурлыча колыбельную и мелодично зевая, закрыл папку, достал зажигалку, зажег. Вроде бы пламя какое-то коротенькое? Он долго изучал огонек, не без огорчения убедился, что язычок пламени совершенно нормального размера, достал кремень, решил, что тот стерся, и заменил его на новый, радостно напевая. Приятно, когда в зажигалке совершенно новый кремень. Тебе грех жаловаться, я тебя содержу в лучшем виде, сказал он зажигалке. Потом нахмурился. А вот не факт, что его задумка с Гарсией удастся, совсем не факт.
В общем, единственный эффективный метод добиться протекции — пригласить в гости кого-то из шишек. Да, шишки знают, как работает механизм продвижения по служебной лестнице, всякие бюджетные дела, соотношения в должностях между разными отделами и всякое такое. А самая влиятельная шишка — Солаль, в этой конторе он царь и бог. Эта свинья в мгновение ока может вас назначить в ранг «А». О-ля — ля, страшно подумать, что судьба зависит от какого-то жиденка!
— Как же так сделать, чтобы добиться его расположения?
Он обхватил голову руками, опустил лицо на стол и некоторое время сидел так, ощущая при этом противный запах чертовой кожи. Внезапно он выпрямился. Ха-ха, вскричал он, поскольку у него мелькнула одна идейка. А что, если пойти помаячить в окрестностях кабинета заместителя Генерального секретаря? Если болтаться там достаточно долго, в конце концов жид на него наткнется, они поздороваются и — кто знает — поболтают о том о сем.
— Согласен, абсолютно согласен, принято единогласно, надо попытаться, — сказал он, энергично застегивая пиджак.
Сказано — сделано. Он вновь причесался, пригладил бородку, взглянул в карманное зеркальце, поправил галстук, расстегнул пиджак, вновь застегнул его и вышел, взволнованный, полный смутных надежд.
— Struggle for life, — прошептал он в лифте. — Жизнь — борьба.
Выйдя на первом этаже, он ощутил угрызения совести. А достойно ли так слоняться в надежде встретить заместителя Генерального секретаря? Но потом они с совестью сошлись на том, что его долг — бороться за свое место в жизни. Полно типов, которые были произведены в ранг «А» и совершенно этого не заслуживают. Тогда как он — он-то заслуживал. Значит, пытаясь привлечь внимание зама генсека, он сражается за справедливость. К тому же, попав в ранг «А», он принесет значительно больше пользы делу Лиги Наций, ибо сможет выполнять действительно важные поручения, то есть задачи, более соответствующие его способностям. И потом, если он будет получать большее жалованье, он сможет делать людям добро, сможет поддержать беднягу Вермейлена. Да и вообще, речь идет о престиже родной Бельгии.
Уже в ладах с совестью, он прошел шагов сто по коридору, проверяя время от времени складку на брюках. Внезапно он остановился. Если заметят, что он здесь слоняется с пустыми руками, что о нем подумают? Он кубарем помчался в кабинет и вернулся, запыхавшийся, с толстой папкой под мышкой: теперь он выглядел серьезным и деловитым. Да, но не покажется ли он нерадивым, если будет так неспешно расхаживать?
Он быстрым шагом начал ходить по коридору из конца в конец. Теперь, если появится зам генсека, он решит, что молодой чиновник торопится от коллеги, и досье под мышкой тому доказательство. Да, но вдруг зам генсека застанет его как раз в тот щекотливый момент, когда в конце коридора он делает поворот, чтобы идти обратно? По теории вероятности риск минимален. Кроме того, если его застукают во время поворота, он легко придумает объяснение. Скажет, что передумал — шел к коллеге Икс за консультацией, но решил, что на этот вопрос ему лучше ответит Игрек. И он продолжил лихорадочно сновать по коридору. Пока дышал, надеялся…
— Ох, здравствуй, Риасечка, какой сюрприз, как чудесно, что ты позвонила. Прости, дорогая, подожди секундочку. — (Он якобы обратился к вошедшему в кабинет коллеге, специально держа трубку поближе к губам, чтобы жена все слышала, и высокомерно обронил: «Сожалею, дорогой, но сегодня я не могу вас принять, совсем нет времени. Если завтра будет свободная минутка, поставлю вас в известность».) — Прости, дорогая, это был Хаксли, пришел со мной проконсультироваться, ты знаешь, такой самоуверенный тип, но со мной подобные штуки не проходят. — (Хаксли, помощник Солаля, был самым шикарным и самым заносчивым англичанином во всем Секретариате. Адриан выбрал жертвой именно его, поскольку без сомнения полагал, увы, что на прием к Хаксли его никогда не пригласят. Поэтому не было никакого риска, что Ариадна заметит, как при иных обстоятельствах он куда более вежлив с этим снобом.) — Ну вот, дорогая, каким попутным ветром принесло твой дивный голосок? — (Остренький кончик языка показался на мгновенье и исчез — эту манеру он, кстати, подсмотрел у Хаксли.) — Хочешь ко мне приехать? О, это замечательно, я так рад! Смотри, сейчас без десяти пять. Бери машину и приезжай немедленно, ладно? Я тебе покажу Брансуик, помнишь, я говорил, усовершенствованная точилка для карандашей, я ее заказал перед отъездом на Лазурный Берег, и курьер ее только что принес. Я ею еще не пользовался, но, по-моему, она великолепна.
Ответа не последовало — Ариадна уже повесила трубку. Он протер очки. Чудачка она какая-то, его Риасечка, но до чего же прелестна, а? Да, поцеловать руку, когда она войдет, — самое оно: и нежно, и шикарно. Затем предложить ей сесть — несколько церемонным жестом а-ля Париж, набережная Орсэ. Плохо, конечно, что ему придется показать на простой стул, а не на кожаное кресло. О-ля-ля, кто ж мог знать! Что ж, «исправить эти недостатки»! Спокойствие, только спокойствие.
— А что? Понимаешь, старик, что ж я тут мог сделать, я из кожи вон лез, чтобы встретить эту задницу Солаля, будь он неладен. Но что я мог поделать, если вдруг, откуда ни возьмись, появился боров Хаксли и так странно на меня посмотрел… Наверное, гадал в этот момент, что же я здесь с этой толстой папкой делаю. Вот мне и пришлось уйти, оставить поле боя. Не беда, завтра я опять попробую. Все, отстань, и, кстати, надо же проверить, как ведет себя моя милашка Брансуик. Иди сюда, дорогая.
Не без трепета он вставил первый карандаш в отверстие, осторожно повернул ручку, оценил мягкость хода и вынул подопытного. Превосходно, грифель очень острый. Маленькая труженица Брансуик, вместе нас ждут великие дела.
— Я тебя обожаю, — сказал он. — Следующий, господа, — объявил он, выбрав еще один карандаш.
Спустя несколько минут зазвонил телефон. Он вынул из точилки седьмой карандаш и снял трубку. Звонил швейцар с центрального входа и спрашивал, может ли подняться мадам Адриан Дэм. Он ответил, что сейчас на заседании и позвонит, как только освободится.
Повесив трубку, он на мгновение высунул кончик языка. Неплохо придумано — сказать, что он на заседании. Пусть немного подождет.
— На за-се-дании, — произнес он тоном, не терпящим возражений, вставил в точилку новый карандаш, повернул три раза, вынул, оценил результат, нашел его превосходным, уколол щеку, чтобы еще раз удостовериться, насколько остер грифель. Просто чудо! Завтра продолжим. Ну, а теперь — подготовительные работы. Он удобно поставил стул, на который она сядет. Увы, убогий и неудобный, этот стул, утлый и дистрофичный, этот стул, он принижает хозяина до уровня мелкого чиновника! А Кастро скоро сможет заполучить кожаное кресло для посетителей! Все, сейчас наведем красоту и прежде всего уберем всякие случайные предметы.
