Геннадий Головин - Нас кто-то предает
— Кто-то напугал тебя, бедненький!
Возле дома Тимка услышал осторожный призывный свист.
Они остановились. Из тени выступил Георгий, поманил его.
— Менты приходили. Расспрашивали, где я был, где ты. Ты чего натворил?
— Ничего не натворил, — твердо соврал Тимка.
— Точно? Я сказал, что ты весь вечер дома сидел. Только перед их приходом — они в девять с минутами были — на море пошел. Ты в бухте, я сказал, прикармливаешь. Понял?
— Понял.
— Чего натворил?
— Ничего не натворил.
— А девчонка откуда?
— Тебе-то что?
— Да не бойся! Не отобью, — хмыкнул Георгий. — У меня своих хватает.
— Они что-нибудь искали?
— Не понял. По дому походили. В подвал заглянули, в сарай.
— В подвал?
— А у тебя что? Что-то в подвале?
— То же, что у тебя!
— У меня-то ничего.
— Ну и у меня ничего.
Тимур вернулся к Сандре, которая поджидала его, поглаживая котенка, мурчащего у нее на руках.
— Давай постоим, подождем. Пока он уйдет.
— Кто?
— Да брат мой!
— А он ничего, симпатичный…
Тимур посмотрел на нее с удивлением:
— Когда ж ты успела разглядеть его?
— Не только разглядеть, но и послушать, о чем тебе говорил. Я любопытная, ужас! А что ты натворил, Тимурчик? Почему за тобой милиция охотится?
— Откуда я знаю? Ничего я не творил… Но они в подвал заходили!
Брат вроде бы ушел. Сандра и Тимур вошли за загородку сада. Остановились у входа в подвал.
Сандра вдруг побелела, когда Тимур открыл дверь.
Котенок с яростным писком вырвался из ее рук, спрыгнул и исчез в черном квадрате подвальной двери.
— Я… я… Мне плохо, Тим! — жалобно залепетала задрожавшими вдруг губами Сандра и схватилась ладонями за горло. — Я… я не могу, Тим!
Он закрыл дверь подвала. Она облегченно вздохнула, все еще сжимая руками горло.
— Все закружилось… Я задыхаться начала… Там плохо, Тим!
Вспыхнула спичка возле сарая. Там стоял Георгий, глядя на них, прикуривая. Что-то он подозревал, что ли?
— Иди тогда, — сказал Тимур. — Отвлеки его как-нибудь. Я тогда один.
Сандра направилась к Георгию.
Тимур подождал, пока она завяжет разговор, слышный ему на расстоянии, затем быстро раскрыл дверь и нырнул в подвал.
Так же светила масляная коптилка на корявом столике, стоял кувшин с водой.
Тимур вздохнул с облегчением: незнакомец, лежащий на соломе, пошевелился, узнав вошедшего. Выпустил из рук боевой топорик. Устремил на Тимку болезненно блестящие глаза.
— Говори.
— Все плохо… — печально и виновато начал Тимка, присаживаясь возле раненого. — Я был на Ореховом мысу. И старик, и все три его сына… Ну, в общем, они убиты уже были. Эрику Десебр хочет, то есть вернее, Януар советует женить Эрику на Десебре.
— Как «женить»?
— Да нет! Замуж! Они хотят опоить ее каким-то зельем, она согласится выйти за Десебра, Десебр станет царем, армия ему подчинится — все ему подчинятся.
— Даут Мудрый жив. Он единственный царь Перхлонеса.
— Ага. Но они говорят: «Он стар и болен, и стараниями юной Детры не видно конца его болезням. Печальный исход может наступить во всякую ночь». Я сам это слышал!
— Да… — непонятно согласился незнакомец. — Юная Детра…
— Кто она?
— Ее привели к Дауту, когда мы, разбитые, ушли в Кумрат. Она невольница с галеона, который пришел в Перхлонес из Дакры, в подарок от Мельхупа. Латники когорты Априла взяли галеон штурмом, она бежала, скиталась. Потом ее задержал наш разъезд.
— А дальше?
Незнакомец явно без охоты досказал:
— Даут оказался пленен ее красотой, приблизил к себе. Вот уже три года вчерашняя невольница живет, заступив место Диореи, единственной законной царицы Перхлонеса, жены Даута.
— Но ведь Диореи нет в живых!
— Тем огорчительнее всем нам видеть возвышение Детры.
Тимур внимательно посмотрел в лицо незнакомца, заметно поколебался, но все же начал говорить:
— Я боюсь, что вот это будет для вас ударом. Прочтите!
Он достал из-за пазухи свиток с донесением Детры, протянул раненому. Тот, едва лишь взглянув, вернул:
— Я не знаю и знать не хочу языка фаларийцев. Что здесь?
— Мне перевели, я расскажу, как запомнил. «Человеку, передавшему это, верь. Приходил гонец из Цаха, просит Даута принять семь десятков юношей, пеших и конных. Приходил из города рыбак Далмат, просит денег и копий и мечей для трех десятков, кои тайком готовят неповиновенье чтимому из чтимых. Слово у них — „Змея и Роза“. Даут не будет торопиться, пока я в Кумрате. Человеку, вручившему это, верь, но пусть больше не приходит. Больше одного раза пусть не приходят. А слово пусть будет: „Роза и Змея“. Два раза». Подписано, видите, как? «Чайка»!
Тимур сделал паузу и добавил:
— По-фаларийски «чайка» — «детра»!
Незнакомец застонал и откинул голову на солому.
— Я помню день, когда приходил гонец из Цаха, когда приходил твой отец, рыбак Далмат. Нас было трое в доме Даута — я, царь и Рахмет, верховный военачальник. А вино нам подавала… Детра! О, желчь змеи!
Сандра уже вовсю ворковала с Георгием, который уже тоже вовсю охмурял девчонку: то и дело полуобнимал ее, говорил вкрадчиво, трогал, якобы в рассеянности, волосы ее. Сандре было приятно, что взрослый парень, можно сказать, ухаживает за ней. Она то и дело смеялась тем глуповатым, двусмысленным смешком, который частенько раздавался в кустах под окнами этого дома и который так мучил и раздражал по ночам Тимура.
— Ну да! Прямо уж… Как же это вы в темноте и будете гадать?
— На ощупь, Сашенька! Губками!
— Ой, щекотно! Не надо! Ну что вы!
— Нет, серьезно! Вот, слышу, линия любви… О-о! Такая глубокая! И — м-м-м! — такая вкусная!
А в подвале тем временем раненый давал последние наставления Тимке.
— Рахмету покажешь вот это… — Он снял с шеи ладанку и отдал Тимуру. — Он узнает, это его ладанка. Мы с ним названые братья. Скажешь, Горгес послал. Скажешь вот это… Тебе он будет верить, как поверил бы мне. Мои кони ждут возле Черной Мельницы. Знаешь, где? Слугу зовут Дамдир. Отдашь ему… — Он протянул боевой топорик. Скажешь, мой подарок… перед… последний мой подарок.
— А как же вы останетесь?
Незнакомец молча обнажил короткий обоюдоострый меч.
— Иди, Тимур Далмат! Мсти за отца! Пусть боги будут милостивы к тебе!
Тимур торопясь выскочил из подвала. Стал озираться. Сандры нигде не было.
Сандру уже осторожненько щекотал губами в шею Георгий возле сарая. Сандра ежилась, настороженно поглядывала, но позволяла. — Сандра!
— Чего тебе? — грубо отозвался Георгий.
— Я не тебя зову!
— Что, Тимочка?
— Ты пойдешь со мной?
— Никуда она не пойдет, — вместо нее ответил брат.
— Сандра!
Молчание в ответ.
— Сандра!
Молчание.
— Сама же потом и пожалеешь! — совсем по-детски, очень обиженно, чуть ли не со слезами крикнул Тимур и побежал по улице. Он бежал, громко, обиженно дыша, и слезы действительно блестели у него на глазах. Он не очень много пробежал, когда услышал сзади:
— Тимка! Тимочка!
Остановился. Подбежала Сандра. Блузка у неё была слегка порвана у ворота, на плече.
— Я с тобой!
— Мда? — ехидно сказал он. — А что ж там не осталась?
— Да ну его! Дурак! — обиженно сказала Сандра. — И потом воняет.
— Иди домой! — сказал Тимур. — Мне далеко. В Кумрат. А ты… А у тебя вдруг опять не получится? Иди.
Она оглянулась. Вокруг была ночь, единственный фонарь светил за полкилометра от них, в кустах что-то шевелилось, трещало. «Страшненько» было.
— Я лучше с тобой, Тимочка. Назад я и дороги теперь не найду. А там, ты не бойся, я… снаружи подожду.
— А ты верхом умеешь? — спросил Тимка, когда они уже торопливо шли рядом.
— Раза два ездила, в Сокольниках. А мы что, на лошадях поедем? Во блеск!
— А я ни разу не ездил… — откровенно признался Тимка. — Во «блеск» будет!
У развалин Черной Мельницы они остановились в растерянности.
Кругом была темень и тишина. Только цикады звенели.
— Ты умеешь свистеть? — шепотом спросил Тимка.
Она кивнула с гордостью.
— Свистни! Только осторожно.
Сандра заложила указательный и средний пальцы в рот и призывно свистнула.
Тотчас в темноте раздался шум, и возник силуэт всадника, ведущего в поводу двух оседланных коней.
— Дамдир! — тихо окликнул Тимка, и всадник подъехал.
— «Змея и Роза», — сказал Тимур. Дамдир молча смотрел на него с высоты коня. — Горгеса изрубили собаки Десебра, когда он шел в дом рыбака Далмата, в наш дом. Он и сейчас там, но сказал, что он уже не встанет. Это он передал тебе. Последний подарок, сказал он. Он шлет нас в Кумрат. Ты привезешь нас к Рахмету. Ты привезешь нас как можно скорее. Ты привезешь нас живыми: мы везем Рахмету весть об измене. Это не я говорю тебе, Дамдир, это говорит Горгес.