Андрей Кокоулин - Украинские хроники
— Как же не ты? Ты!
— Нет!
Ненависть вспыхнула, ударила в голову.
— Б…ь, сейчас я тебе сначала пальцы…
Серый поймал чужую ладонь и вывернул указательный палец.
— А-а-а! — затрясся на стуле урод.
— Сейчас…
Пилка полоснула по коже. Потекла кровь. Серый нажал. Глубже, глубже! Зубцы располосовали мясо и вонзились в твердое.
— А-а-а! Б…ь! А-а-а!
Пленник орал, не переставая. Указательный палец выскальзывал из руки, кровь шустро капала с подлокотника.
— А ты думал! — закричал Серый. — Ты что думал?! У нас — мир! Мир, и ты живой! А это не правильно!
Он несколько раз провел пилкой. За Димку! За Светку! За Анну!
— Если б ты хотя бы покаялся…
— Я каюсь, каюсь! — взвизгнул пленник. — А-а-а! Я все, что хочешь…
— Поздно!
В разрезе пальца, в окружении лохмотьев кожи белела кость. Пилка застряла. Серый выдернул ее, в брызгах крови, с прилипшим мясным лоскутком. Сделалось противно. Не страшно, можно пересилить. Он вполне…
По живому, б…ь.
— Ка-аюсь!
Ну да, ни мгновением раньше.
— Не пилится ни хрена, — Серый сердито бросил пилку и, качнувшись, подхватил молоток. — Сейчас я это исправлю.
Он несколько раз ударил вслепую, больше попадая по железу, чем по руке. Смысла в этом не было. И мира не было тоже.
Сука. Так хотелось, чтобы эта тварь узнала, прочувствовала на себе, как его дети…
— А-а-а!
Слезы и сопли блестели у пленника под носом. Капля крови застыла над бровью. Серый, усмехнувшись, отбросил молоток.
Тише. Тише.
— Почему? — крикнул он, собрав все силы, в безумные, с расширенными зрачками глаза. — Почему я не могу тебя пытать, а ты смог? Почему вы, звери, можете, а я не могу?! Я не могу! Ты понимаешь, как оно все устроено!
Он заскрипел зубами.
Слова кончились. Покалывало пальцы, сердце, казалось, разрослось до объема грудной клетки — колотило и в горло, и в кишки, и в ребра. Холод поднимался от живота.
Голый пленник скулил, ничего не соображая.
Серый выбрался из подвала и поднялся в дом, приподнял половые доски в углу. Рукоять «макарова» легла в ладонь.
Я не зло, устало подумал Серый. Но я — справедливость. И мне нужен мир.
Маленький мир в душе.
В лесу
Они не знали, что блокпост у поворота на Славянск уже занят «правосеками». Пошли на усиление без связи. А ребят за полчаса до них накрыли минометным залпом. Положили точненько между заложенными мешками с песком бетонными плитами. Убитых «правосеки» даже не закопали — затолкали в полуотрытую траншею, накрыли целофаном, а сами сели жрать ополченческие припасы.
И тут — они.
— О-па!
Митрич еще успел жахнуть из двустволки, а Снегирь не успел и этого. Их расстреляли в две очереди. Сашку спасло то, что мертвый уже Снегирь, Вовка Снегирев, своим телом сшиб его обратно в подлесок, подходящий прямо к блокпосту. Ломая молоденькие ивы, Сашка скатился вниз, удачно приземлился на ноги и рванул меж деревьев.
Ничего не было в голове, кроме матюков. И страха, жаркого, заячьего. Сквозь него, как сквозь полиэтиленовый мешок, все туманилось и казалось зыбким. Ноги тянули вперед, подальше от смерти, боже, сохрани-убереги.
…ля!
Вслед палили длинными очередями. Сашка петлял, ветки и кора сыпались на макушку, пули смачно входили в стволы, приклад АК шлепал по бедру.
— Колора-ад!
Он ухнул в ложбинку метрах в ста от засады и замер. Воздух был сладкий, как мед, легким его не хватало, легкие рвали грудь. Стук крови в ушах заглушал все прочие звуки.
Жив, ля. И что теперь?
Даже выглядывать было страшно. Так и виделось: сразу пуля прилетает в лоб. И все же — бросились в погоню или нет?
Сашка с трудом отлепил пальцы от «калаша», отщелкнул рожок — не полный. Это у Снегиря был полный и два запасных, а у него — двадцать два патрона. Восемь выбиты по ростовой мишени. Сашка попал два раза, и Снегирь сказал, что этого хватит, незачем тратить боезапас, в первое время для Сашки вообще главное — не подставиться по природной дурости. О прицельной стрельбе по врагу и речи пока быть не может. Это позже…
Но позже, похоже, уже не будет.
— Колора-ад!
Сашке захотелось рвануться прочь от голоса, но он вовремя сообразил, что это ловушка. «Правосеки» только его движения и ждут.
— С-суки, — выдохнул Сашка, оглядываясь.
Хвостик ложбинки нырял под поваленное дерево и уводил дальше от карателей. Там вроде и лес был погуще. Сашка переложился и пополз, загребая сырую землю локтями. Тяжелый «калаш» цеплялся за что ни попадя.
Полметра — раз, полметра — два. Ветку долой. «Весло» подтянуть. Сучье дерево распороло камуфляж на плече. Мол, нефиг отступать. Развернись, прими бой. Но это ничего, пусть. Не право ты, дерево.
— Где ты урод?
Голос, кажется, приблизился.
Сашка вжал голову. Это один «правосек» увязался или все они сейчас цепью прочесывают местность? Сколько их там было? Шестеро? Семеро? Падая в ивняк, он не четко ухватил глазом. Рожи и рожи.
Выстрел завяз в листвяном шелесте, пулю послали далеко в сторону.
— Покажись, ватник…баный!
Не видят!
Сашка загреб локтями быстрее, обогнул кочку и, откатившись, залег в ямке за частоколом тонких осинок.
«Правосеков» все-таки было семеро.
Они мелькали среди деревьев, пригибаясь и присаживаясь на корточки. Трое в черном, двое в камуфляже, еще двое в обычной джинсе и куртках. Цепь у них получалась жиденькая, метров тридцать по фронту.
Если по четыре выстрела на человека… Подпустить поближе? А заметят? Одного он, может быть, и подстрелит, зато остальные…
От мысли о смерти свело живот.
Несколько секунд Сашка корчился, пережидая острый позыв. Вояка, ля, звенели мысли. Сейчас еще обдристаться не хватало.
— Урод, мы тебя все равно найдем, — пообещали ему. — Тут бежать-то некуда. Тут все насквозь видно.
Ага, было б видно, не пуляли б незнамо куда.
Сашка осторожно сдал назад и уперся во взгорок. Дернина грязной пастью нависала над песчаным вывалом. Приплыли.
Чтобы забраться наверх, пришлось бы встать во весь рост. Надо оно?
Сашка осторожно взял влево, и взгляду его открылась лысая полянка, которую незаметно одолеть тоже было невозможно. А справа, сука, с сухой сосенки нападало веток.
Здорово, ля, сам же себя и похоронил.
От мокрой земли камуфляж на коленях стал грязно-темный. Сашка снова подобрался к осинкам, надеясь, что «правосеки» остановились. Или вообще вернулись на блокпост.
Хрена там!
Самому ближнему до ложбинки осталось пройти всего десять шагов. А до Сашки — двадцать пять. Хорошо, смотрел он куда-то в сторону. На плече — нашивки. На шее — наколка свастики. Бритый.
Обычный, в сущности, парень. Враг.
— Э-эй! Колора-ад.
Каратель резко повернул голову, и Сашка, ощущая сосущую пустоту в груди, нырнул к земле.
— Я ж знаю, ты здесь.
На миг захотелось встать в полный рост и выпустить весь «рожок» в говорящего. Но это уж точно была бы верная смерть. А вообще — обидно, подумалось Сашке. И за Митрича, и за Снегиря, и за то, что не «правосеки» от него прячутся, а он от них.
Вроде и пожить не успел.
Сашка шевельнулся, и попавшая под подошву ветка, переламываясь, выстрелила сухим звуком. Почти в сердце.
Хр-рысс!
— Опачки! А чудик-то рядом! — обрадовались за ложбинкой.
Несколько пуль тут же выбили фонтанчики из земли чуть левее, а одна, присвистнув, впилась в дернину. Переломилась и упала осинка.
Сашка, дурак, отвечая, выстрелил в воздух.
Хорошо, переводчик огня был поставлен на одиночные, иначе весь «рожок» и ушел бы прощальным приветом в небо.
«Правосеки», видимо, попадали от выстрела на землю, но через секунду или две выпалили по Сашке патронов сорок.
— Петро! Димась! — прозвучал окрик.
Обходят, понял Сашка. Заберутся сбоку на взгорок, расстреляют в спину. Ля, это же все, все, один против семерых. Нет шансов.
Страх на какое-то время обездвижил, взболтал мысли, выдавив наверх подлое: «Сдаться?». Но сдаться почему-то было еще страшнее, чем умереть.
Пуля, вжикнувшая над ухом, помогла сбросить оцепенение, холодок пробрался за шиворот, и Сашка еще раз, не целясь, выстрелил для острастки. А затем пополз прикрывать фланг. «Правосек», то ли Петро, то ли Димась, перебегал от дерева к дереву, азартный, белобрысый. Мелькала хорошо видимая джинса.
Здесь уже Сашка вжал приклад в плечо и прищурился.
Хоть одного… «Калаш», дернувшись в руках, рявкнул два раза. Каратель с размаха шлепнулся на пятую точку и принялся шустро отгребать обратно, взрывая дерн каблуками.
Промазал, ля.
— Он здесь, здесь! — закричал то ли Петро, то ли Димась источавшим от испуга голосом. — Он с этой стороны!
Но Сашка уже вернулся к осинкам. Осторожно выглянув, он выстрелил по подползающим все ближе фигурам, выбил щепку из дерева.
