Владислав Егоров - Пасхальные яйца
«Чего это он на меня так уставился? — недоуменно думал Юрий Всеволодович. — Неужели от селедки запах? А так испачкать не должна, жирная, но в полиэтиленовом пакете». На работе сегодня давали заказы. На редкость хороший ассортимент — килограмм сахара, банка венгерских маринованных огурцов, пачка вермишели яичной, триста граммов сыра, ну и довеском полкило селедки иваси, хотя ее и так в магазинах навалом. Селедку Юрий Всеволодович предусмотрительно еще в три слоя газеткой обернул. Только вдруг в этой давке упаковка все-таки повредилась? Он скосил вниз глаза, чтобы разглядеть, каково там состояние авоськи с заказом, но левая рука просматривалась только до локтя, а ниже пятнился красно-желтым сарафан дородной дамочки, которая, когда штурмовали автобус, была впереди, а сейчас ее мягкое плечо упиралось Юрию Всеволодовичу в лопатку. Тогда он осторожно шмыгнул пару раз носом — никакого запаха не почувствовал.
«Значит, не селедка его раздражает. Чего ж это он? Ну просто испепеляет взглядом. Может, на ногу ему наступил? Неприятно ехать с таким типом. Сойти, что ли, у вокзала, пересесть на двенадцатый? Благо, билет еще не прокомпостировал. Да и в этой давке как его прокомпостируешь?». А может, раз уж сел, не стоит пересаживаться, еще неизвестно, сколько двенадцатого придется ждать…»
Наконец автобус тронулся, И тут почему-то Юрий Всеволодович высказался вслух, что было совсем не в его привычках:
— Ну, слава Богу, поехали. И когда у нас транспорт наладится? Только обещают…
Хотя произносились эти слова вроде бы так, в пространство, но рассчитаны были на то, чтобы хоть как-то смягчить недоброжелательного соседа. Мол, видите, не вам одному эта поездка в тягость, так что не надо злиться па ни в чем неповинных ближних. Однако большие, чуть на выкате коричневые глаза хмурого мужика остались по-прежнему суровы.
«Ну, и черт с тобой! Стой и злись! Видно такой уж характер, брюзга и человеконенавистник. Вот, поди, жене с ним весело. А скорее — старый холостяк…»
Тут нелестные размышления Юрия Всеволодовича о случайном попутчике были прерваны. Автобус остановился, двери, натужно пошипев, отворились, и пассажиры с оханьем и руганью стали выбираться на свободу. Слепая стихия раза два крутанула Юрия Всеволодовича вокруг своей оси, подтащила к ступенькам, но он исхитрился той рукой, что держала авоську, ухватиться за поручень и остаться на площадке. Правда, радость от этой маленькой победы была омрачена грубым высказыванием одного из жаждущих сойти пассажиров:
— Вот лопух! Слез бы сначала со всеми, а потом обратно залез. О себе лишь думают, интеллигенция вшивая!
«Точно, «интеллигенция» стало у нас ругательным словом. Только как он определил мою принадлежность к ней? Раньше приметами были шляпа и очки — «а еще шляпу напялил», «а еще в очках»… А-а-а, портфель же у меня»…
Меж тем высадка закончилась, село же всего человека три-четыре — видно, только что отошел двенадцатый. В автобусе стало совсем просторно, и можно было облегченно вздохнуть. Юрий Всеволодович аккуратно умостил портфель между ног, переложил авоську в правую руку, вытащил платок, обтер лицо и шею. Потом оглядел заказ, остался удовлетворен, что он в целости и сохранности, снова переложил авоську из руки в руку, намереваясь достать из заднего кармана проездные талончики. И тут от поручня отлепился тот самый хмурый мужик, сделал шаг к Юрию Всеволодовичу и тусклым голосом произнес:
— Ваш билет, гражданин?
Юрий Всеволодович вздрогнул и, виновато улыбаясь, вытащил сложенные в гармошку талоны, стал отрывать один. Движения были какие-то суетливые, да еще авоська мешала.
— Сейчас прокомпостирую, — тихо сказал он, чувствуя, как краснеет, и поспешил объяснить. — Я как раз полез за билетами, а тут и вы…
— Теперь уж можете и не спешить, гражданин, — ухмыльнулся доселе хмурый мужик, столь неожиданно для Юрия Всеволодовича оказавшийся контролером. — Теперь штрафик вам придется заплатить. Пятачок хотели сэкономить, а потеряете три рубля.
— Да, что вы, ей-богу, — вконец смутился Юрий Всеволодович. — И не думал я ничего экономить. Честное слово, как раз и собирался сейчас прокомпостировать этот несчастный билет.
— Поздно спохватились, — продолжая ухмыляться, но с некоторым даже сочувствием, как показалось Юрию Всеволодовичу, сказал контролер. — Остановочку-то вы уже проехали, а билет за это время не заблагорассудились передать для пробивки, так что по существующим правилам — хотите полюбопытствовать, они у кабины водителя на всеобщее обозрение вывешены — считаетесь вы, гражданин, безбилетником.
— Ну, товарищ контролер, — протянул Юрий Всеволодович и сам устыдился, что говорит заискивающим тоном, будто действительно виноват, но жалобную интонацию тем не менее сохранил. — Товарищ контролер, вы же видели, такая давка была, что я просто руку не мог засунуть за этими билетами.
— Несолидно, гражданин, — покачал головой контролер, и прежняя суровость появилась в его коричневом взгляде. — Я же всю дорогу рядом с вами стоял, подсказывал даже глазами, что нехорошо без билета ехать, а вы, как ни в чем не бывало, спокойненько стояли. Еще и транспорт даже не постыдились покритиковать…
«Так вот почему он на меня так вылупился. Подсказывал, значит. Экая забота! Нет, чтоб вслух сказать: «передавайте билеты!» Впрочем, наивно этого ждать от контролера. Его задача как раз прищучить «зайца», взять его с поличным. И все равно, ну нечестно, нечестно это! Ведь хотел же я взять билет. Конечно, была мыслишка остановку «зайцем» проехать. Так оно, действительно, вынуждено. В такой давке как его прокомпостируешь…»
— Нечестно это, вы же видели, какая давка была, а стало свободнее, я сразу и полез в карман за билетом, — почти шепотом проговорил Юрий Всеволодович, чувствуя спиной осуждающие взгляды пассажиров.
«Ну, и люди! Хоть бы поддержал кто. Хоть бы возмутился кто, что из-за этих давок в автобусах каждый поневоле может попасть в эту идиотскую ситуацию…»
— Вам ли говорить о честности? — не принимая доверительного тона, предложенного Юрием Всеволодовичем, нарочито громко сказал контролер. — На пятачок совесть свою променяли. Государство обмануть хотели. Оно богатое у нас, не обеднеет. А оно-то — газетки читаете? — еще чуть-чуть и в трубу вылетит. Из-за таких вот «честных»…
«Вот черт, со стыда здесь умрешь. Ишь как разошелся, моралист! Заплатить скорей, только чтоб отвязался… У-уф, а ведь трешника-то не наберется. Точно, когда рассчитывался за заказ, осталось, ведь пересчитал до копеечки, два шестьдесят шесть. Что ж теперь делать?..»
— Извините, трех рублей у меня нет, — совсем сконфузившись, пробормотал Юрий Всеволодович. — Поистратился, знаете ли. — Он кивнул на авоську.
— Ну что ж! — контролер вроде бы даже обрадовался. — Сейчас на остановочке выйдем и пройдем в милицию, там штрафчик и оформим.
«Нет, какая же он сволочь! Ведь измывается-то как надо мной сладострастно. Глазки масляными стали. Улыбается. Наверное, передовик в своей сфере. Ударник».
— План на мне хотите выполнить? — уже не сдерживаясь, с ехидцей спросил Юрий Всеволодович.
— Э-э, да вы вижу из злонамеренных, — посуровел контролер. — Надеялся, совесть у вас заговорит, а вы оскорбить пытаетесь. Между прочим, у нас пока еще плановое хозяйство в стране. А я, если это вас так интересует, свои планы давно уже выполнил. По всем показателям. Так что давайте выйдем, а в милиции можете продолжить свои насмешки.
«Действительно выйти надо, а то вон все глазеют на меня. Как же — развлечение! С поличным поймали». Занятно посмотреть, как человека заставляют унижаться. Выйдем — и драпану от него. А что? Да нет, глупость, конечно, это. Ему хоть и лет шестьдесят, наверное, но он вон какой поджарый, видно, зарядочку делает, может, и бегом трусцой увлекается, куда мне с моим животиком. И смех и грех! И выхода никакого нет».
Когда сошли с автобуса, контролер довольно жестко взял Юрия Всеволодовича за руку, и не успел тот опомниться, буквально выхватил у него авоську.
— Постойте, в чем дело? — ошарашено спросил Юрий Всеволодович.
— Да так будет надежней, — осклабился своей гадкой ухмылкой контролер» — Чтоб не драпанули от меня. Доверия, извините, к вам нету.
«Ну это уж слишком! Но не драться же с ним? Господи, какая глупость! Дать бы по этой тупой харе. Нет, не смогу. «Вшивый интеллигент» — правильное определение…»
— Знаете, товарищ контролер, — просяще сказал Юрий Всеволодович, — будьте все-таки человеком. Ну, давайте отдам я вам два шестьдесят шесть — ей-богу, больше нет — ну зачем же в милицию? Да и дома меня ждут. С сыном хотел в кино сходить. Обещал ему.
«Чего это я про сына? Стыдно врать, но как его, гада, разжалобить, чтоб вошел в положение?».
— Да, ну вы и фрукт! — протянул контролер. — Взятку мне предлагаете? Ваша совесть, как я понимаю, пятачок стоит. А мою, значит, вы в два шестьдесят шесть оцениваете. Извините, дешево. Хотя, смотрю, вы человек не жадный. Другие больше рубля не предлагают. Только ведь не в деньгах дело. Мне совесть вашу пробудить надо.
