Владимир Шатов - Ковчег
- Где ж вы лазите, паразиты, - он пытался не думать о потерявших чувствительность пальцах ног. - Терпения моего больше нет...
Силой воли Сашка попытался вызвать в воображении тёплое море, на котором побывал однажды в детстве. Получалось плохо, в памяти море трансформировалось в замёрзшую неприглядную лужу. Металл надоевшего автомата жёг, как раскалённый даже через шинель. Под носом предательски незаметно рос сталактит...
- Как есть хочется! - внезапно голод одержал временную победу над своим братом вечных желаний солдата. Рядовой вспомнил летние учения, когда их часть на необъятном Магдебургском полигоне, отрабатывала походные условия жизни и тактику ведения боя времён Первой мировой войны.
Он случайно нашёл за офицерскими палатками, в кустах, буханку ржаного хлеба, вероятно из неиспользованного командирского сухпайка. Сразу стало предельно ясно, почему буханки называют иногда "кирпичами".
- Аж звенит. - Добыча Сотникова имела твёрдость легендарного строительного материала. Если бы её вмонтировать в кладку стен, далёкие потомки страшно удивились бы умению предков строить на века. Но у него на буханку–кирпич были другие планы. При беглом осмотре трофея Ванька Пьяных, родившийся на Урале, с сомнением спросил:
- Как же мы её разрежем?
- Лёгко.
- Она ж каменная!
- Не боись, - Санька не собирался сдаваться. - Счас сделаем!
Буханка была немедленно отмочена в тёплой воде и без потерь разрезана на восемь частей. А ещё через пару минут безвозвратно пропала в бездонных глотках избранных пацанов его призыва. После этого случая ему торжественно присвоили уважительное прозвище "Голова".
Как ему, стоящему на перекрёстке времени и пространства, недоставало сейчас гранитного вкуса и мимолётной сытости той буханки хлеба!
- По-немецки, кажется, «брот». - Вспомнил он из школьной программы.
Вдруг в конце улицы послышался шум автомобильного мотора. Перед этим долгое время никакого движения в городке не наблюдалось. Только иногда в окне дома напротив отодвигалась занавеска, и кто-то мельком смотрел на чужестраного солдата. Мела позёмка и немцы не решались, не только выходить из дома, но и выезжать на своих пластмассовых «трабантах». Название переводилось на русский язык красивым словом спутник.
- Неужели наши? – Подумал Санька, заранее радуясь железному теплу материнских внутренностей родного бронетранспортёра, нагретому от двух прожорливых движков армейской машины ГАЗ–66. - Наконец–то!
Вскоре, однако, стало ясно, что это не колонна, а явно заблудившийся во времени и по погоде германец на своём драндулете.
- Может он заранее решил искать подарки на Новогодние праздники? - "Голова" злобно взмахнул полосатым жезлом. Игрушечная машинка бодро остановилась и вывалившийся из неё тощий немец, испуганно косясь на заиндевевший автомат оккупанта, начал что-то быстро объяснять:
- Ich gehe nach Hause!
- Что? - будь Сашка не таким замороженным, он и тогда бы ничего не понял бы, а уж тут… - Хенде хох! - Автоматически вырвалось у него.
Немец резко поднял обе руки и призвал в свидетели иностранного бога:
- Mein Gott![3]
- Тьфу ты, бес попутал. - Больше всего Сотников удивился, откуда у него вообще взялась подобная фраза. - Наверно, фильмов про войну насмотрелся...
Он жестом показал аборигену опустить руки. Тот не понимал и упорно тянул их вверх, словно моля Бога о великой милости.
- Руки-то опусти!– Прохрипел молодой солдат, измученный всеобщим международным непониманием. - Камрад, сигаретен.
- Ich verstehe nicht[4]…
Временный пленник удивлено и затравленно посмотрел на него. Сотников с нажимом сказал:
- Понимаешь?
- Nein![5]
- Сигаретен. – Для облегчения понимания Сашка продублировал просьбу сурдопереводом. - Дай закурить, может, согреюсь...
- Oh! bitte, bitte[6]. – Залепетал немец, тыча в район груди, почти полную пачку местных сигарет. - Halten Sie es![7]
- Бите–дрите–заморите!
Невесело пошутил Сотников и, едва поймав зубами одну, вытянул остро пахнущюю дрянь. Пачку вернул обратно, вообще-то он не курил.
- Всё, проваливай! – Санька взмахнул жезлом регулировщика. - Культурный какой, пожалуйста, говорит... Бога вспомнил. Ни хрена не понимает!
- Danke![8]
Обрадованный наследник императора Барбаросса, поняв всё без дословного перевода, мгновенно забрался в миниатюрный салон и отчаянно перегазовывая, быстро уехал.
- Я тебе покажу, пожалуйста! – Продолжал негодовать освободитель на всю немецкую нацию. -Оставьте их себе... На чёрта мне твои сигареты!
Сигарету для согревания подкурить не получалось. Пальцы предательски не гнулись и напрочь отказывались держать непослушную спичку. Санька в сердцах швырнул то и другое на снег, громко выругавшись от отчаянья. В это время, из дверей дома напротив которого он стоял, вышла молодая женщина. Словно привлечённая упомянутым мужским символом, она как зомби двинулась в его сторону.
- Я из дома ни за что бы не вышел. - мимолётно подумал Вовка.
Из одежды на ней имелся лишь лёгкий домашний халат, такой неуместный и жалкий на промёрзшей, продуваемой насквозь улице. В руках женщина бережно держала небольшой, но пузатый пакет.
- Куда же она? Замерзнет! – подумал первым делом солдат. - Хотя бы оделась теплее...
Миниатюрная местная жительница, поскальзываясь на ледяном треке бывшей когда-то культурной дорогой, упорно шла в его сторону.
- Красивая... и ноги стройные. – Эхом отметило истосковавшееся по женскому обществу подсознание. - Повезло какому-то мужику.
Невольная соблазнительница по кратчайшему пути пересекла задумчивую улицу и молча подошла к нему.
- Чего это она, – испугался "бравый" военный, на офицерском жаргоне "боец". - А вдруг диверсия и в пакете бомба!
Тут нужно сказать, что накачивали их бдительностью по самые уши, вражеское окружение и всё такое...
Санька нащупал собачку предохранителя и нервно дёрнул затвор автомата, в магазине которого, между прочим, было тридцать блестящих, боевых патронов.
Придерживая одной рукой полы разлетающегося халатика персикового цвета, замёрзшая красавица протянула объёмный бумажный пакет.
- Bitte Herr Soldaten[9].– Она мелко и часто дрожала, с трудом шевеля пухлыми, красиво очерченными губами. - Bitte![10]
- Чего?
Буквы неродного языка замерзали налету и никак не хотели складываться в понятные славянину слова. Они тыкались в задраенные холодом уши Сашкиной головы и не находя прохода, падали на стылую землю.
- Ничего не помню. - От неожиданности и скорости происшедшего Сашка забыл те немногие немецкие слова, которые знал по школе: «гутен таг» – добрый день и «ауф видерзеен» – до свидания. То, что она не хотела ему ничего плохого, он уже понял, но как быть? Взять пакет? Но что там и зачем она даёт его?
- Что же делать, - первый национальный вопрос русских, как всегда остался без ответа. - А была, не была!
Сотников, наконец, решился и тут же из-за поворота, словно по волшебству, вынырнула заблудившая колонна и камуфляжный командирский УАЗик во главе.
- Как всегда вовремя! - он, как смог быстро, сунул пакет за пазуху шинели, еле успев показать жестом нужный поворот. Последняя машина, слегка притормозив, подхватила его на борт...
Забираясь по скользким от толстого слоя инея, угловатым бокам бронетранспортёра, он успел оглянулся на хрупкую дарительницу. Та стояла на пронзительном ветру, ожидая прохода колонны и в её серых глазах блестели непонятные слёзы.
- Совсем бедненькая замёрзла, - пожалел солдат чужеродную женщину. - Наверное, сердцем добрая...
Внутри бэтээра вповалку лежали шесть оттаивающих вояк. Сашка достал полученный пакет и с опаской открыл. В середине оказались бананы, апельсины, ещё что-то экзотическое. В течении нескольких минут всё было съедено возбуждёнными добычей пацанами, а ещё через двадцать Санька крепко спал. Снились ему спелые фрукты!
- Много, много фруктов и тёплое море...
Во всей его дальнейшей жизни не случилось лучшего новогоднего подарка, чем этот нежданный и негаданный. С благодарностью вспоминая дарительницу каждый Новый год, он сильно жалел о том, что не смог ей сказать большое спасибо. По-немецки, кажется, «данке шён»…
13
- Здесь сам чёрт ноги сломает, – выругался Сотников, осторожно пробираясь через гору макулатуры. - Кто позволил сдать помещения бомбоубежища сборщикам вторсырья?
- Вы и разрешили...
Григорьев с усмешкой посмотрел на своего бывшего начальника. Тот стоял посередине большой комнаты заваленной кипами газет, связками книг и картоном. В углу высился пресс для формирования из них больших тюков, предназначенных для отправки на завод по переработке макулатуры. Педантичный начальник гражданской обороны уничтоженного завода назидательным тоном упрекнул:
