Василий Гавриленко - Должность

 Он воздел руки к небу и сердито засопел.

 -Сергей Леопольдович? – повернулась ко мне Анна. Я скосил глаз на ладонь и прочел:

-Моя платформа – честность, открытость и справедливость.

 Алильханов и Анна смотрели на меня, точно ожидая продолжения, но я молчал.

-Ну что же,- улыбнулась ведущая,- А что вы думаете о предвыборной платформе своего соперника?

-Это сплошная фикция, подмена понятий,- процедил Алильханов сквозь зубы,- Он просто вводит избирателя в заблуждение.

-Любезный Андрей Даниилыч - вор и жулик, на его счетах в Швейцарии двести миллионов долларов, - парировал я при помощи несмываемого фломастера Олега Власыча.

-А вы считали?  - Алильханов едко ухмыльнулся, глядя почему-то на мою руку.

-А, позвольте вас спросить, сколько вам заплатили американцы?

-Покажи руку, гад! – заорал вдруг Андрей Даниилыч и ринулся на меня. Я, пытаясь оттолкнуть навалившуюся на меня тушу, опрокинул стол. Придавленная Анна завизжала.

 Мой  нос взорвался острейшей болью, потом к нему присоединились правый глаз и левое ухо… Я потерял сознание.

-Как, Сергей Леопольдович?

 Участливое лицо Олега Власыча выткалось передо мной из черноты. Я застонал.

-Ничего, Сергей Леопольдович, ничего, дорогой,- сбоку к физиономии Олега Власыча присоседилась физиономия Семена Никитича. – За одного битого двух небитых дают.

 Сознание вернулось ко мне и вернуло страшное воспоминание – перекошенная рожа Алильханова, пудовые его кулаки. Я содрогнулся.

 -Дивиденды, главное дивиденды,- говорил между тем Олег Власыч,- У нас любят страдальцев, а он вона как вас разукрасил.

 Семен Никитич протянул мне зеркальце. О, матушка! Глаз заплыл, вместо носа – громадная красная картошка, а ухо и вовсе  величиной с приличный арбуз.

 -Вы выиграли в дебатах, мой дорогой,- потирая ручки, радостно сообщил Олег Власыч, но меня это почему-то не утешило.

  За окном «линкольна» возникли невзрачные пятиэтажные дома, живо напомнившие мне Ж…, постоянную борьбу за кусок хлеба, - и я смирился с побоями. Черт с ними – на мне все заживает, как на собаке, и, в конце концов, у любой работы есть свои минусы…

 -Куда едем? – спросил я.

« Линкольн» подпрыгивал на разбитом асфальте. Давненько я не бывал в таких трущобах.

-Тушинский аэродром, - сказал Семен Никитич, засмеявшись чему-то,- Пришла пора нам с Олегом Власычем немного потрудиться, а вы отдохнете в машине.

 Я недоверчиво посмотрел на него, но прочесть что-либо в его глазах было невозможно.

  Потянулся бесконечный бетонный забор, вдоль него выстроились переполненные помойки. Ветер носил пакеты, бумажки, лохматил жутковатые гривы роющихся в помойках бомжей.

 -Изнанка жизни,- заметил Семен Никитич.- Люди, разучившиеся быть людьми.

 Вот здесь я был с ним не согласен – мне жаль было этих бедолаг, и я считал их такими же людьми, как и мы, но спорить с тигром – увольте.

 «Линкольн» повернул, и моему взору открылось громадное пространство, заполненное людьми. Их было в десятки, а то и сотни раз больше, чем тогда, на площади.

 Машина остановилась.

- Сергей Леопольдович, не скучайте,- весело бросил Семен Никитич и вылез из салона. Олег Власыч последовал за ним, хитро мне подмигнув.

  Не скучать было тяжело – некоторое время я смотрел в окно, но рев толпы скоро надоел и что там, собственно, происходит, видно не было. Затылок водителя тоже был невыносимо скучен, а попросить включить музыку я не догадался.

 От нечего делать я порылся в карманах и достал бумажку с невыученной ролью.

«Ну и что там, интересно, такое, – подумал я,- из-за чего можно набросить на человека удавку?»

 Вот что было напечатано на листке:

«АЛИЛЬХАНОВ: Основополагающий принцип моей предвыборной программы – доверие. Доверие, в первую очередь, избирателя к власти. Ведь, посудите сами, если избиратель априори не доверяет власти, какой резон ему идти на избирательный участок? При Кизлякове доверие к власти рухнуло ниже, простите, плинтуса, а при таких господах, как Антушкин, институт власти и вовсе, не сомневаюсь, прикажет долго жить.

 Каким же образом поддерживается это самое доверие? В первую очередь, власть не имеет права игнорировать проблемы населения и должна жадно прислушиваться ко всем социальным веяниям, что наблюдаются в обществе. Гарун – аль – Рашид, например, переодевшись дервишем, странствовал по улицам Багдада. Я, в свою очередь, за эту неделю посетил Калужский нефтедобывающий завод и Чукотское бахчеводство. Пообщался с простыми людьми, попробовал, так сказать, каши из общего котла. А где в это время был мой конкурент?

АНТУШКИН  (т. е. – ты): Моя платформа – честность, открытость и справедливость.

АЛИЛЬХАНОВ: Это сплошная фикция, подмена понятий. Он просто вводит избирателя в заблуждение.

АНТУШКИН: Любезный Андрей Даниилыч - вор и жулик, на его счетах в Швейцарии двести миллионов долларов.

АЛИЛЬХАНОВ: А вы считали? 

АНТУШКИН: А, позвольте вас спросить, сколько вам заплатили американцы?

АЛИЛЬХАНОВ: Покажи руку, гад!».

 Я скомкал бумажку и выкинул в приоткрытое окно – трудно что-либо понять в проклятом электорате!

 Глава десятая Кровавый понедельник   

 -Прекрасно,- Олег Власыч восхищенным взором окинул рокочущее людское море,- Несмотря на понедельник…Откровенно сказать, я сомневался.

-Вы недооцениваете любовь народа к халяве,- весело сказал Семен Никитич.

-Да, но прошло больше ста лет,- бормотал Олег Власыч, но партнер уже не слышал.

 Семен Никитич резво подошел к длинным грузовикам, выстроившимся прямо на плацу и отгороженным от народа колючей проволокой. Над проволокой возвышались сооружения, напоминающие поставленные на длинные сваи эшафоты.

 У грузовиков сновали рабочие, перетаскивая ящики и кули. Семен Никитич быстро отыскал глазами бригадира - потного толстяка в желтой майке. Грудь и руки заросли рыжеватым мехом и вообще он напоминал орангутанга.

-Эй! – окликнул Семен Никитич.

 Бригадир подскочил, искательно улыбаясь.

-Покажи подарки,- приказал Семен Никитич.

 Толстяк тут же предъявил прозрачный пакет с разноцветным содержимым. Семен Никитич пошарил в нем и выудил пачку презервативов.

-Надеюсь, самые худшие?

-Да, китайские, дерьмо из дерьма,- заверил бригадир,- Почти в девяноста случаях – импотенция.

 Семен Никитич брезгливо откинул презервативы на траву и достал из пакета  кусок копченой колбасы.

-Собаки отказались,- весело вещал толстяк, почесывая грудь могучей пятерней,- Почти верняк - отравление и впоследствии облысение…

-Прекрасно,- удовлетворился Семен Никитич и достал из пакета  пластмассовую чашку с изображением Алильханова.

-Если налить горячее – тут же расплавится,- докладывал бригадир,- если холодное – взорвется, если теплое – отравление.

-Замечательные подарки,- искренне восхитился Семен Никитич, вытирая руки бумажным полотенцем, смоченным в уксусе.- Ну-с, начнем, пожалуй.

  Семен Никитич взбежал на эшафот. Из толпы доносились вопли давимых, некоторые сердобольные граждане через головы передавали потерявших сознание детей, а несердобольные лезли по головам к выходу.  Между живыми стояли, тараща глаза, мертвецы, толпа шарахалась от них и давка только увеличивалась.

 Но были еще и такие – покрепче, понапористей, которые кричали:

- Подарки! Давай подарки!

Для них, радостно улыбнувшись, Семен Никитич и повел свою речь:

-Дорогие сограждане! Для вас Андрей Даниилович Алильханов заготовил превосходные гостинцы – голосуйте же за него!

 Семен Никитич и не думал употреблять такое домашнее слово – «гостинцы», как- то вышло само собой. Улыбаясь, он скоро спустился с эшафота и  дал знак рабочим. В толпу полетели кульки с презервативами, колбасой и кружками. Народ подался вперед, задние надавили, передние просели…

-Поздравляю, Сергей Леопольдович,- весело сказал Семен Никитич, впрыгивая в машину,- Похоже, мы на финишной прямой.

-Да, пожалуй,- раздумчиво вторил Олег Власыч,- Есть, конечно, некоторые перегибы…

-Какие такие перегибы? – прищурился Семен Никитич.

-Нет, никаких, я пошутил,- поспешил ответить Олег Власыч,- Но необходимо следить за рейтингом. Рейтинг сейчас решает все!