Давид Беньковский - Любовь красное и белое
А я боюсь, как бы он и вправду не расплакался, не превратился в желе, вот что с человеком нервы и промилле делают, а этого настоящий мужчина допускать не должен. Не знаю, что делать, как помочь плачущему мужчине, да еще плачущему из-за бабы. Потому что у меня тоже сегодня слезы навернулись, когда я автомобиль свой разбил. А тут из-за бабы! Ой, современный, настоящий Современный Мужчина этот Алекс.
— Дорогой мой… — обращаюсь к нему решительным тоном. — Я к тебе пришел, чтобы узнать, что вы насчет завтрашнего матча решили. «Вронки» с «Мельцем» играть будут, обещают настоящую схватку. У кого смотреть будем? Ты же завтра программу снимаешь. Сколько времени это может занять? Дед тоже хотел знать…
— Матч? — Алекс смотрит перед собой. В глазах слезы. — Ой не знаю, не знаю… Видишь, что с моей жизнью творится?.. Если бы я мог ей просто сказать: проваливай! А я без нее жить не могу. Какая же она классная, сосед, какая же классная! — Алекс хватается за бороду. — Ой бедный я, несчастный! — И закрывает лицо руками.
Чувствую, пора уходить. Не могу больше здесь оставаться. Вижу в его глазах слезы. Слезы в глазах мужчины! Не выношу этого! Не терплю плакс и слабаков. А он слабак, слабак, слабак! Повисший член! Не могу на это смотреть. Баба, а не парень!
— Давай завтра поговорим, — говорю я, хлопая соседа по плечу. — Мне пора, — заявляю решительно и направляюсь к двери. Алекс падает на диван. На полу лежит пустая бутылка виски.
Выхожу и на сей раз решаю воспользоваться лифтом. Нажимаю кнопку и жду. Двери лифта беззвучно открываются, я хочу войти, а там — Сандра, которая приехала к Алексу.
— Добрый вечер, — произношу я спокойным, вежливым тоном, хотя Сандра одета так, что видны все ее Формы и Пропорции. Мой процессор мгновенно включается и начинает работать.
— А, привет, Павлик, привет, — отвечает она, улыбаясь майонезными губами. Меня в жар бросает, потому что мой процессор выдает на экран изображения Сандры в разных позах, позволяющих полюбоваться ее ничем не прикрытыми Формами и Пропорциями.
Ничего себе — «привет, Павлик»! Я и не знал, что мы с Сандрочкой в приятельских отношениях. А ведь мы только дважды разговаривали, когда дегустировали у Алекса принесенное мной виски.
Сандра выходит из лифта, одаривая меня лучезарной улыбкой. Я вхожу в лифт и остаюсь наедине с изображениями, которые выдает мой процессор. А она легким, быстрым шагом направляется к двери Алекса. Ой боюсь, что как только она переступит порог его квартиры, увидит его, улыбка исчезнет с ее лица. Двери лифта закрываются, я еду вниз, а перед глазами ее губы — символ майонеза из рекламы.
Возвращаюсь домой. Дед наконец ушел к себе, в комнату для гостей. А я иду в гостиную, телевизор посмотрю. Хоть немного отдохну. Наконец-то! Усаживаюсь на кожаном диване, сделанном на заказ. Очень удобный и красивый у нас диван. Нет большего удовольствия для мужчины, пришедшего с работы домой, чем побыть одному в тишине и покое. Включаю телевизор. Пульт поблизости, вставать с дивана нет необходимости. Какое же это гениальное изобретение — пульт! Сидя на месте, можно включать и выключать телевизор, переключаться с канала на канал. Потрясающе!
Как было бы здорово, если бы каждое устройство имело пульт. Потому что как раз сейчас мне захотелось выпить. Придется встать и подойти к бару — визит к соседу разбудил во мне пристрастие к хорошей выпивке. Но как же не хочется вставать, когда ты наконец-то сел, да еще перед телевизором. Встаю. Еще надо взять стакан, налить и сходить за льдом. Сколько на все это сил требуется! Совершить столько действий, после того как уселся на диване! За льдом на кухню идти лень, к тому же без льда виски лучше. Возвращаюсь на диван. Никого рядом нет, Дед спит, я могу спокойно сидеть, пока Майка с Малышом не придет. Никто не будет ко мне придираться, и мне не придется вставать. Если бы еще у бара было дистанционное управление.
А еще был бы пульт у всех тарелок и кухонных приборов. Нажал — и они сами оказываются в посудомоечной машине, а я бы сидел на месте. А то мне все время приходится выслушивать: «Почему ты за собой не убираешь? Считаешь меня прислугой?» И еще нужен пульт для всей еды, которую нужно доставать из холодильника, а потом ставить обратно. Ох, как было бы хорошо, чтобы кухонные комбайны имели дистанционное управление. И еще было бы неплохо изобрести устройство, которое поднимало бы с дивана и переносило на кровать, когда насмотришься телевизора и в сон начинает клонить. Оно, разумеется, тоже должно иметь пульт.
Включаю спортивный канал. Показывают мотогонки. Приятно смотреть на профессионалов, управляющих классными мотоциклами. Несутся, накреняются на один бок, совершая поворот, коленом почти скользят по земле. Мне так нравится смотреть, как они на безумной скорости входят в поворот и не переворачиваются, хотя иногда и переворачиваются, кувыркаются и оказываются на обочине, и тогда тоже интересно, едва ли не интереснее, чем сами мотогонки.
Сижу. Виски действует согревающе. Как же я устал, ох, как же я устал. Наверное, Сладостная Дремота ко мне подкрадывается. Звук выключил, потому что он меня немного раздражать начал, а мотоциклы все едут, один за другим, все это впечатляет, но я так устал, что меня уже не интересует, кто выиграет, поэтому я смотрю, не упадет ли кто.
А она живет своей жизнью, думаю я. Интересно, который час? Черт возьми, почти десять. И Малыша забрала из детского сада. Целый день ее дома нет. И он целый день с ней. Кто из него вырастет, ой кто из него вырастет?! Все это выше человеческого понимания! Целый день их нет дома…
Глаза слипаются. И я даже не замечаю, как оказываюсь в костеле, в который мы до переезда в новую квартиру ходили. Вижу наш старый костел, его широкую лестницу и высокую кирпичную колокольню, на которой, как мне кажется, большой колокол висит. И стоим мы с Майкой на этой лестнице. Майка в белом платье, лицо вуалью закрыто, в белых туфельках, такая счастливая. И я понимаю, что сейчас мы станем мужем и женой. У костела дорогие автомобили припаркованы, украшенные белыми лентами и шарами, дрожащими от легкого ветерка, а гости уже заняли свои места. В костеле собрались наши родственники, друзья и знакомые. Ах, как же все торжественно! Смотрю на себя. Какой я элегантный и красивый в черном костюме!
Начинаем с Маечкой шептаться. Она перед дверями костела прекрасная и восхищенная стоит. А когда подняла вуаль, то передо мной возникло лицо, которое я впервые увидел, когда Маечка училась во втором классе лицея. Такое юное, нежное, девичье. Я тогда учился на факультете права, оканчивал университет, а она так радовалась, что студент юридического факультета, серьезный мужчина, будущий Юрист ею, лицеисткой, заинтересовался. И вот такое у нее лицо, полное восхищения, и робости, и счастья, от того что я, серьезный и умный, поведу ее по жизни и ей больше не придется ни о чем думать. А меня гордость переполняет, ведь я теперь ее опекун и наставник. Но что-то смущает меня в этой картине. Ведь мы поженились, когда Майка университет окончила — она на этом настояла, — да и вуали на ней не было.
А перед глазами лицо счастливой лицеистки. И от всего этого у меня начинает подниматься Давление, Давление, Давление! А мы на лестнице стоим, поэтому я кладу руки в карманы.
— Ах, Павча, какой ты замечательный, — щебечет Майя мне на ухо. — Ты не представляешь, как я рада! Как я рада, что наступил день, когда мы окажемся перед алтарем. Ах, Павел, я так счастлива, что этот миг наконец наступит! — А я слушаю Маечку, и у меня ощущение возникает, что это не она произносит. Вроде она сказала, я же отчетливо слышал ее голос, но губы были неподвижны. — Ах, Павел, венчание! Белое платье в пол! Павел, через мгновение произойдет то, о чем мечтает каждая девушка. Как же я счастлива! Не верю, не могу поверить в то, что дождалась этого. Павел! Я буду носить твою фамилию! И подарю тебе себя, и стану твоей женой. Буду принадлежать такому замечательному, умному мужчине, Юристу! — И снова опускает вуаль, лица почти не видно, и я уже не уверен, говорила она все это или мне показалось.
— Пойдем, Павел. Нас уже ждут. — Она берет меня за руку и ведет к костелу.
Мы проходим мимо гостей. Все такие нарядные, сидят на скамьях и смотрят на нас. Встаем перед алтарем. Появляется Ксендз. На его голове капюшон, лица не видно. Подходит к нам, и мне кажется, что это Дед, хотя, может, и Ксендз, с которым я встречался, чтобы договориться о венчании.
— Что Бог соединил, человек разрушить не может! — Дед, а может, Ксендз поднимает руки к небу. А я заглядываю под его капюшон — все-таки это Ксендз. Лицо круглое, можно даже сказать, жирное, но губы и подбородок твердые, свидетельствующие о его внутренней силе и духовном совершенстве. Нос большой, напоминающий картофелину, сильно выделяющийся на лице, без сомнения, говорит о его богатом духовном мире. Ксендз! Меня переполняет радость, гордость и благодарность за то, что он соединит нас с Майкой. — А сейчас, дорогая Майя, в завершение церемонии… — Ксендз размашистым движением достает из-под сутаны смятый носовой платок. — Именем Костела и выполняя волю твоего мужа, я даю тебе… — он повышает голос и кладет носовой платок на серебряный поднос, — …фамилию твоего мужа, которую ты будешь носить всю жизнь.
