Доналд Бартелми - Король
– Вы думаете, он действительно англичанин? – спросила Лионесса.
– Боюсь, что думаю. Хотя я слышала, в нем и толика ирландца есть. Бог знает, из какой ночлежки его вытащили.
– Он, разумеется, противный, но иногда – очень даже потешный.
– Меня он не тешит. Вероятно, я слишком много внимания уделяю собственным горестям. Моей одинокости.
– Но у вас есть Артур, – сказала Лионесса. – Не говоря уже о Ланселоте.
– На самом деле, нет ни того ни другого, – сказала Гвиневера. – Один – бог знает где ведет войну, другой забегает, так сказать, между драконами. Слабое утешение, что оба они так невероятно благородны и достойны, если постель моя пуста из ночи в ночь. Но я, вероятно, излишне груба.
– Резка. Королева не способна на грубость.
– Как это верно, – сказала Гвиневера. – Как это верно.
– Вы были знакомы с Унтанком?
– Шапочно. Когда он был молод. Вероятно, давешний ничем не лучше нынешнего. Тогда же у него была по крайней мере юность. О нем можно было воображать разные прекрасности. Теперь, я полагаю, уже нет.
– Мы познакомились, когда ему было двадцать. И я воображала о нем разные прекрасности. Скотский лоб в те времена толковался в понятиях футбола, в коем Унтанк был весьма искусен. Тот маневр, когда они все колотят по мячу головами, – он всегда выглядит на поле так умно. „Хорошая головка для бизнеса“, – думала я. Так и оказалось. Торф ему дается недурно: за последние десять лет он увеличил наше производство торфа на сто двадцать процентов. А все остальное я навоображала неверно.
– Да будет тебе известно, – сказала Гвиневера, – что королем быть нелегко. Короля за подол дергает всевозможная публика, твердит: сир, вы должны сделать это, сир, вы должны присмотреть за тем, сир, смотрите, вас уже ожидает третье. Я бы рехнулась. Уж лучше я останусь королевой, хоть и это не лилейная постель.
– А снаружи, – сказала Лионесса, – королева более-менее – мрамор. То есть так предполагают ликующие толпы. Они рады, что мы у них есть, но в то же время считают нас чистейшей воды символом. Мы, конечно, – и он тоже, хоть от этого ничуть не легче, но у нас же есть и своя внутренняя жизнь, сокрытая от толпы. И в этой внутренней жизни мы творим новый миф – миф, который не получит хождения еще, быть может, четыреста-пятьсот лет, но он уже глубок и зрел.
– Вот именно, – сказала Гвиневера. – Я и сама часто об этом задумывалась, но мне никогда не удавалось это выразить так точно и, я бы сказала, всесторонне.
– Подобающее королеве царственное состояние, – сказала Лионесса, – не отданное на преумножение, чревато опасностями, ибо в нем все действия королевской фигуры, включая недостаток действия, мифотворны, нравится нам это или нет. Разумеется, значительную лепту вносит и пресса, как вас, должно быть, убедил ваш собственный опыт с этой штукой, Ланселотом.
– Ты и вообразить не можешь, насколько они кошмарны, – сказала Гвиневера. – Их ловят за просеиванием чужого мусора – они даже там пытаются отыскать разоблачения.
– Мне этого не нужно воображать, – сказала Лионесса. – Я сама как-то раз нашла одного под кроватью, когда была замужем за Унтанком. Парнишка из „Морнинг Телеграф“. Я пригласила домой на чай друга – мужчину, как ни странно, – и мы только собирались прилечь вздремнуть после чая, когда Сесил заметил ногу этого засранца. Она торчала. Из-под кровати. Сесил уже потянулся к мечу, и не отговори я его, весь ковер был бы у меня в крови. Но катастаз, так сказать, у нас произошел.
– Что есть катастаз?
– Интенсифицированные действия, непосредственно предшествующие катастрофе. В данном случае – удар в нос.
– А этот молодой человек, которым ты в данный момент увлечена, – это не Сесил, я так понимаю?
– Не Сесил. Его зовут Эдвард, и он – штукатур. В сущности. А в данный момент – первый лейтенант. Его только что повысили.
– Ты не сможешь выйти за него замуж, разумеется. Из-за его крови. Его крови и его денег. И того и другого ему очень сильно недостает.
– Я планировала жить, как говорится, во грехе. Некоторое время. Очень милое время – много постели, коньяка и, вероятно, всего трое слуг, а я бы готовила картофельную запеканку с мясом и всякое такое, чтобы сэкономить.
– Сомневаюсь, что ты бы выдержала долго, – сказала Гвиневера. – Запеканка требует особого темперамента. Для съедения, я имею в виду, чаще, чем примерно раз в год.
– Но кое-что произошло, – сказала Лионесса.
– Я довольно-таки заблудился, – сказал Ланселот.
– Потерялись в темном лесу, – согласился сэр Роже. – Со всей вероятностью несчастного случая.
– Деревья принимают жуткие формы, до того темно. Вот это, к примеру, напоминает не что иное, как пылающий меч. Кстати, когда я чуть выше говорил вам, что ни разу в жизни не встречал Красного, я упустил из виду сэра Железнобока, рыцаря Красного Поля. Это потому что он рыцарь. Не просто мне считать его Красным.
– Я с большим удовольствием свел с ним знакомство, – сказал сэр Роже. – А это что вон там?
– Образ оно имеет золотой чаши или же потира, – сказал Ланселот, – однако я уверен, что это просто дерево.
– Ха-Ха утверждает, что американцы – у Гитлера в кармане и намерены пересидеть войну, – сказал сэр Роже. – Интересно, в этом есть хоть толика правды?
– Сомневаюсь, – сказал Ланселот. – Хотя откуда он узнал, что омовения Гвиневеры, как правило, включают в себя использование „Клубничных Ванных Бобов Дикой Яблони“, выше моего понимания.
– В этом случае он попал в яблочко.
– Видимо, да.
– Говорят, Артур сделал сэра Кэя регентом, и сэр Кэй сейчас направляется в Лондон захватывать правительство.
– Сэр Кэй, по моему мнению, превосходный человек, но слишком уж добродушный для подобного рода задания.
– Почему, интересно, Артур вас не послал?
– Он считает, у меня нет таланта к дипломатии. Это неправда. Помню, как Риенс, тогдашний король Северного Уэльса и Ирландии, отправил к Артуру гонца с требованием, чтобы Артур выдрал свою бороду и прислал ему как дань. Этот Риенс украшал себе мантию королевскими бородами, и кайма ее уже состояла из одиннадцати бород, а в одном месте бороды не хватало, вот он и потребовал Артурову.
– Спорить готов, не чтил он Артура.
– Артур уже совсем было собрался идти на него войной, но я нашел козла – довольно элегантного чернобородого козла, – отчекрыжил ему бороду и отправил Риенсу в хрустальном ларце. Риенс пришил ее себе на мантию и давай всем рассказывать, что это борода Артура. Тешился так несколько недель, а потом мы слили историю газетке из тех, что поглупее, – кажется, „Новостям Мира“. Попала на первую полосу.
– Вы только поглядите, – сказал Роже. – Дерево, изогнувшее себя в подобие тромбона.
– То-то мне музыка чудится, – сказал Ланселот. – Хоть я и не вижу исполнителя, а эта штука едва ли может сама на себе играть.
– А заметьте вот это, – сказал Роже.
– Самопомешивающийся котел, из коего исторгаются аппетитные запахи.
– Я чую сладкий укроп, – сказал Ланселот. – Кстати, напомнило: должен рассказать вам, что я открыл уникальное средство от тяжких телесных повреждений. Берете соль, речного илу хорошего качества и пчелиную мочу, натираете смесью увечье и держите так два дня. Как рукой снимает. Только пчелиную мочу собирать нудно.
– Этот лес просто кишит любопытной иконографией, – сказал Роже. – Вон деревья изображают огромную шахматную доску, и фигуры движутся сами собой, только они одного цвета по обе стороны доски – серебряные…
– Если вы быстро взглянете направо, увидите летающего красно-белого коня. Таких Владычица Озера любит отправлять тем, кто нуждается в лошади.
– А вот небольшой замок, выкованный из сияющей меди, – он вращается, так что войти в него затруднительно!
– Ну что, – сказал Ланселот. – Впереди я вижу солнечный свет.
– Поразительное место, – сказал Роже. – Высочайшего антропологического интереса. Как вы считаете, удастся ли обнаружить его еще раз?
– Разумеется, нет, – сказал Ланселот. – Таково абсолютное правило, касающееся подобных мест: их ни за что не отыщешь дважды. Как золото фей или могилу Мерлина. Многие находили могилу Мерлина один раз, обычно – где-нибудь в Шотландии, но дважды ее никому не удавалось отыскать. Да ни одному разумному человеку в общем-то и не захочется.
– Человек не желает, чтобы поиски завершались.
– Вот-вот. Например, я подумываю завести себе новые наручные часы. Последние десять лет подумываю. Куда бы ни заносили меня странствия, везде я рассматриваю в витринах часы. И уже видел множество превосходнейших моделей. Но стоит мне купить новые часы, и мне будет отказано в одном из самых приятных моих развлечений.
– Та же логика применима и к женам.
– Не будьте таким циником, – сказал Ланселот. – Не подобает доброму и достойному рыцарю.
– Повешенного видели? Вон там, сзади.
