Глеб Шульпяков - Фес
…Человек спускается в ганаты по длинной лестнице. Она уходит под землю со двора дома, где он очутился, спасаясь от погони. Спуск настолько глубок, что вскоре за сводами потолка исчезает вход, так что последний отрезок пути человек проделывает в полной темноте, на ощупь. Но вот что странно – площадка, где он очутился, имеет освещение. Источник света находится над головой. Отдышавшись, человек долго прислушивается – нет ли погони? – а потом замечает этот свет. У него над головой голубое пятнышко неба размером с пуговицу. Значит, то, куда он спустился, есть дно колодца, огромную глубину которого можно представить по размерам колодезного отверстия.
Из колодца уводят низкие тоннели. Чтобы своды этих тоннелей – а точнее, нор – не обвалились, много веков назад их укрепили глиняными кольцами, вбитыми в землю. Человек может поместиться в этих норах, только сидя на корточках. В позе эмбриона. Сколько метров он одолевает в таком положении? Сколько времени вообще проходит? Об этом человек не думает, иначе ему начинает казаться, что под землей он провел всю жизнь и вылезет наружу седым немощным старцем.
Однако нора не бесконечна, вскоре она выводит человека под своды огромного накопителя, которые – своды, – судя по эху, довольно высоки. На потолке видны дыры, пробитые прямо на улицу, – это значит, что накопитель находится намного выше общего уровня ганатов и лежит прямо под мостовой города.
Свет с потолка еле заметен, скуден – поскольку наверху наступает ночь. И человек решает не бежать, не торопиться. Провести ночь здесь, переночевать на каменных ступенях, которые окружают воду амфитеатром.
Для сна человек выбирает пустую нишу. Если исходить из размеров и формы ниши, а также судя по рисункам на камне – рыбы и креста, – раньше здесь находилась гробница. И человек залезает в нее, прячется. Подтягивает ноги к подбородку – а именно в такой позе хоронили в этих гробницах – и тотчас засыпает. Во сне его преследуют картины ужасной казни и погони. Ему кажется, что он еще бежит по выгнутым улицам города. Ищет, куда спрятаться от людей, готовых убить его, разорвать на части.
Ближе к утру видения страшного дня оставляют его. Только перед самым пробуждением в сознании снова картина. Человек видит голого мужчину, который берет женщину, лежащую под ним на каменных ступеньках. Несмотря на то что эти люди – сон, человек знает, что он и они каким-то образом связаны. Ему хочется защитить женщину, прогнать мужчину. Но когда он пытается это сделать, сон сразу оставляет его.
Утро, человек проснулся. Он озирается, вращает со сна глазами. Смотрит на воду, заляпанную бликами, падающими сквозь дыры в сводах. Куда дальше? Еще вчера тоннель выглядел тупиком, мертвой точкой.
А сейчас в темноте мерцает неяркий свет. И этот свет говорит о том, что в конце тоннеля есть выход.
ЧАСТЬ IV
Течение настолько сильное, что натянутая веревка дрожит от напряжения. Волны ударяют в борт мелко и часто, заглушая звуки транзистора и звон посуды.
Из лодки долетают голоса – тихий мужской и женский, резкий.
Запах жареных бананов смешивается в воздухе с привкусом тины.
Из-под навеса на палубу вылезает низкорослый лодочник. Подтянув одной рукой шорты, он переворачивает ведро. Пустые жестянки падают в реку и, подпрыгивая, катятся по течению.
Хозяин лодки переходит на корму и бросает промокшие циновки под навес. В парусине несколько дырок, он залепляет их скотчем. Что-то говорит в сторону каюты – но ему никто не отвечает.
Винтовая штанга висит над палубой. Лодочник снимает промокшее белье, бросает под навес. В полумраке мелькают детские руки, тряпки исчезают. Опустив полог, девушка распрямляется и убирает волосы под платок.
Чтобы вылезти из лодки, она подтыкает юбку, обнажив смуглые, словно покрытые лаком, ноги. Лодочник что-то кричит ей вдогонку, качает головой. Она улыбается, перекладывает мешок на плечо. Часто перебирая ногами, карабкается по глиняному склону.
На осклизлом берегу рыбаки продолжают вынимать из сетей рыбу.
От резкого толчка лодки человек просыпается.
Лодочник смотрит на него сверху вниз, улыбается.
– Кам, кам! – повторяет.
– Гоу!
От борта к борту катается бутылка с водой. Еще две бутылки и промасленный сверток лежат под лавкой.
– Гоу! – Лодочник снова обнажает ряд убористых черных зубов.
На дне ноги человека тут же утопают в глине. Он толкает лодку. Ее, подхваченную течением, оттаскивает от берега настолько быстро, что человеку едва удается запрыгнуть обратно.
Теперь лодка бесшумно кружится по воде. Деревья, рыбаки, девушка на берегу – и снова деревья, рыбаки. После нескольких кругов мотор наконец чихает. Заводится. Нехотя отваливает от кормы и отбегает желтая волна, затем другая. Отходят в туман рыбацкие дома на сваях. Исчезает за поворотом и сам берег.
“Ты-кто-ты-кто-ты-кто”. Теперь мотор стучит отчетливо, подробно.
Как будто твердит, спрашивает о чем-то.
А человек сидит на корме и счищает с кожи глину – как ни в чем не бывало.
Лодочник правит судном едва заметными движениями штанги. Время от времени он оглядывается, показывает на свертки и бутылки: “Ешь”.
– Жена? – Человек кивает на берег.
– ??? – Звук движка перекрывает голос.
Он отмахивается, опускает руку в воду.
“Так, так!” Лодочник делает вид, что понял.
Вода обтягивает руку, как перчатка.
Сквозь рваный брезент видны облака. Они лежат плотным слоем – так низко, что хочется пригнуть голову. Он вытягивает ноги, откидывается на циновке. Сколько ему пришлось молчать – полгода, год? Сколько слов накопилось в нем за это время?
Пока он размышляет о словах – об энергии молчания, заключенной в каждом из них, – река делает широкий поворот и распускается в озерную линзу. Берега из красной глины покрыты пальмовым лесом. Из-за постоянных ветров пальмы одинаково наклонены, и эти ровные ряды напоминают человеку пластины испанского художника.
– Понимаешь? В Вене! – не выдержав, кричит он лодочнику. – Я и она, мы встретились в Вене!
Я наткнулся на этого испанца в Сети – на беседу или статью, не помню. Он оказался не только художником, но и поэтом, философом.
И мы решили выпустить книгу его высказываний – вместе с репродукциями, конечно.
Встречу с агентом я назначил прямо на экспозиции, в Вене. К тому же Вена оставалась последним из крупных городов Европы, где я еще не был, и мне хотелось ликвидировать пробел, закрыть тему.
Выставку устроили в парке за бульваром, неподалеку от оперы. Лабиринты были установлены на газоне, так я впервые очутился внутри времени.
Этот испанец был настоящим волшебником и показывал время то как систему параллельных стен, между которыми тебя несет как частицу в ускорителе, то в виде спирали, куда зрителя медленно затягивает, то как разомкнутые кольца – одно внутри другого с пустым центром посередине.
Ошеломленный и опустошенный – как будто прожил несколько жизней, побывал в разных измерениях, – я решил перенести встречу с агентом на завтра. Мы договорились пообедать в кафе с веселым названием “Immervoll” (чисто фрейдистское сочетание, если вдуматься).
Агентом оказалась девушка под тридцать с копной каштановых волос, узким лицом и едва заметными усиками в уголках рта. “Моя бабушка родом из Одессы”, – сообщила первым делом, словно предупреждая вопрос, откуда у англичанки такие цыганские очи. И разговор сразу потеплел, стал приятельским.
Мы заказали “зеленого” вина. Каких-то закусок, жирных и копченых, к которым так и не притронулись. Чем больше мы болтали и выпивали – чем больше общего открывалось между нами, – тем ярче горели ее глаза, блестели губы.
И тем сильнее колотилось мое сердце.
Она все чаще погружала ладонь в густую копну, поднимала волосы на затылке – и мне мучительно хотелось ощутить их тяжесть, запах. По едва заметным деталям – тому, как она растерянно смотрит на улицу, давая возможность любоваться ею, как быстро окидывает взглядом, стоит мне отвернуться, и едва заметно, одними глазами, улыбается, – я понимал, что наступает момент, когда можно больше не играть роль, а пригласить к себе напрямую, без постороннего повода. Поскольку это приглашение скорее всего будет принято.
– Она мне нравилась, эта “цыганка”! – кричит человек через лодку. – Нет, правда!
В ответ лодочник одобрительно хлопает себя по голой коленке.
Вытирает кепкой пот.
– Между нами не было перегородки, понимаешь? Стены!
С каким акцентом она говорит? как вставляет русские слова в английскую речь? улыбается, трогательно приподнимая верхнюю губу? Мне было по душе даже то, что я не знаю, какая у нее фигура – потому что я принял бы и полюбил любую фигуру. Возраст, замужем ли она, где живет и есть ли дети – все это не имело значения. Мы знакомы с детства, просто по недоразумению только сейчас встретились – вот что я чувствовал.
