Валерий Панюшкин - Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет
Предприимчивым финансистам больно было на это смотреть, понимая, сколько пропадает денег. Но увещевания и шутки Немцова не помогали выставить нефтяную и металлургическую отрасли на продажу.
Помогла блестящая, хоть и донельзя циничная идея предприимчивого финансиста Владимира Потанина, главы ОНЭКСИМ банка. Говорят, это именно он придумал залоговые аукционы. Государство не могло продать нефтяные компании и металлургические заводы частным лицам ни за ваучеры, ни за деньги. Но закон не запрещал государству попросить у частных банков денег взаймы под залог нефтяных компаний и металлургических заводов. А потом, когда оно, государство, не в состоянии будет вернуть долг, отдать, соответственно, заложенные нефтяные компании и металлургические заводы.
Идея была блестящей. Президенту Ельцину не хватало только повода, чтоб отважиться на воплощение такой отчаянной схемы приватизации предприятий, которые парламент запретил приватизировать. И повод нашелся. В 1995 году коммунисты триумфально выиграли парламентские выборы, а либералы позорно их проиграли.
Михаил Ходорковский пишет в статье «Левый поворот», («Ведомости» от 01.08.2005, привожу с сокращениями): «… Я хорошо помню мрачноватый январь 1996-го. Тогда большинству либералов и демократов (а я, конечно же, не слишком вдумываясь в трактовку слов, относил себя и к тем и к другим) было трудно и тоскливо на душе от безоговорочной победы КПРФ на думских выборах — 1995. Но еще больше — от готовности многих и многих представителей ельцинского истеблишмента выстроиться в очередь к Геннадию Зюганову и, не снимая правильной холопской улыбки, получить прощение за все прежнее свободолюбивое буйство…
… В ту пору у меня и моих единомышленников не было ни малейшего сомнения, что Зюганов выиграет предстоящие президентские выборы. И вовсе не потому, что Ельцин, как тогда казалось, то ли тяжко болеет, то ли сурово пьет, то ли попросту утратил интерес к продолжению своей власти…
… К середине девяностых стало ясно, что чудо демократии как-то не задалось. Что свобода не приносит счастья. Что мы просто не можем быть честными, умеренными и аккуратными по буржуазному…
… И потому я в числе еще 13 крупных (по тем временам) бизнесменов подписал в марте 1996 года почти забытое сейчас обращение „Выйти из тупика!“ Идея письма была проста… Президентом России должен оставаться Борис Ельцин — как гарант гражданских свобод и человеческих прав. Но премьер-министром, причем, несомненно, с расширенными полномочиями, должен стать глава КПРФ… Нужен левый поворот, чтобы примирить свободу и справедливость, немногих выигравших и многих, ощущающих себя проигравшими от всеобщей либерализации.
Компромиссный (и исторически оправданный) тандем Ельцин-Зюганов, как всем известно, не состоялся. Почему — лучше знают те, кто в отличие от меня был вхож в Кремль. Может быть, виноваты ближайшие ельцинские соратники, которые не хотели ничем делиться, пусть даже и ради предотвращения затяжной нестабильности. А может — Геннадий Зюганов, который то ли не хотел договариваться, будучи на 100 % уверен в собственной победе, то ли… просто не хотел власти в России, прозорливо боялся этого страшного бремени».
Конец цитаты. У меня несколько другие сведения.
Полагаю, Михаил Ходорковский, хоть и считал себя либералом и демократом, не видел катастрофы в приходе коммунистов к власти: они были старые его знакомые, бывшее райкомовское начальство. Конечно, Ходорковский хотел бы продолжения либеральных реформ, связанных с именем Ельцина, но не имел ресурсов остановить Зюганова. А какой же толковый бизнесмен станет ввязываться в драку, не имея ресурсов. Вот и подписал письмо «Выход из тупика», предлагая Ельцину и Зюганову договориться. Возможно, это было очень мудрое письмо. Не знаю, было ли оно реалистичным. Подписав его, Ходорковский поехал на международный экономический форум в Давос.
Там в Давосе на одном из банкетов столик Михаила Ходорковского оказался рядом со столиком, за которым сидели бизнесмен Борис Березовский и финансист Джордж Сорос. Сорос вспоминает, что спрашивал тогда Березовского, понимает ли тот, что, придя к власти, коммунисты в считанные дни растопчут либеральную экономику, демократию, свободу слова и самого Березовского. (К слову сказать, может, и не растоптали бы, у коммунистов ведь тоже не было ресурсов, чтоб кого-нибудь растаптывать.) Березовский вроде понимал, но не видел ресурсов для противостояния. Ходорковский, не знаю, участвовал ли в разговоре или просто слушал.
Знаю только, что чуть ли не в тот же вечер Борис Березовский, богач, по тогдашним меркам, и владелец «Первого канала» телевидения пришел к врагу своему, тоже богачу, по тогдашним меркам, и владельцу телеканала НТВ Владимиру Гусинскому. Для красочности рассказа хотелось бы, конечно, чтоб Березовский пришел прямо с банкета в помятом смокинге и с бутылкой коньяка в руке, а Гусинский чтоб встретил его в халате и шапочке для душа, но не знаю, как было дело. Знаю только, что медиамагнаты и вчерашние враги договорились: победа коммунистов на президентских выборах — это не дай бог, и надо поддержать президента Ельцина. Знаю также, что к их договору присоединились постепенно и другие крупные российские бизнесмены, включая Михаила Ходорковского. Это была отчаянно-рискованная игра. Рейтинг популярности Ельцина был 4 %, а рейтинг популярности Зюганова 35 %. Но предприимчивым финансистам девяностых не привыкать было к отчаянно-рискованным играм. Тем более что в обмен на поддержку ельцинский Кремль обещал самое заветное — приватизацию нефтяных скважин и металлургических заводов.
В статье «Кризис либерализма…» Михаил Ходорковский пишет: «Мне ли, одному из крупных спонсоров президентской кампании 1996 года, не помнить, какие поистине чудовищные усилия потребовались, чтобы заставить российский народ „выбрать сердцем“?!» Я тоже помню. «Выбирай сердцем» — это был главный лозунг ельцинской кампании. Лучшие журналисты, совсем недавно получившие свободу слова и прямой эфир, искренне — я уверен — искренне полагали, что надобно не пустить во власть Геннадия Зюганова, потому что придет и отберет и прямой эфир, и свободу слова. Лучшие журналисты думали, будто спасают свою профессию и свою страну, а на самом деле губили и то, и другое.
Мой приятель талантливый журналист Евгений Ревенко был приставлен к Геннадию Зюганову постоянным от телеканала НТВ корреспондентом. Задача была не освещать предвыборную кампанию Геннадия Зюганова, а «мочить» Геннадия Зюганова, то есть показывать его смешным, глупым, бессмысленным. Не пытаться выяснять, как именно Геннадий Зюганов собирается воплотить в жизнь всю ту популистскую абракадабру, которая рассказывалась избирателям, а доводить абракадабру до абсурда. Не заставлять зрителя думать, а заставлять верить, «голосовать сердцем».
Другой мой приятель, талантливый, очень талантливый журналист Сергей Мостовщиков придумал целый жанр — забавно пересказывать поступки политика, каковые поступки, надо отдать должное политикам, действительно неуклюжие. Я помню гомерически смешную заметку Мостовщикова про то, как Геннадий Зюганов прикладывался к раке в церкви. До сих пор эта работа считается у нас политической журналистикой, и никто будто бы не замечает, что эта работа варварская и средневековая — так посылали лазутчика отравить князя.
С другой стороны Анатолий Чубайс, ставший главой ельцинского избирательного штаба, каждый день придумывал события с участием президента. В средневековье эта работа называлась «сенешаль», распорядитель праздников. Средствам массовой информации вменялось в обязанность показывать, как президент танцует, как подписывает на крыле самолета неожиданно ставший возможным мирный договор с Чечней, как встречается с рабочими, с крестьянами — показывать во что бы то ни стало, даже если редакция и понимает всю необязательность и фарсовость очередного события.
С тех пор и доныне средства массовой информации у нас обязаны освещать любое придуманное в Кремле даже бессмысленное событие с участием президента.
Я тогда был начинающим журналистом, но успел написать две заметки против Зюганова в пропагандистской газете «Не дай Бог», выходившей тиражом четыре миллиона экземпляров и распространявшейся бесплатно. И отравлен навсегда. Что бы я теперь ни делал, слова мои с тех пор — не журналистика, а пропаганда. И если вы не верите тому, что я сейчас рассказываю, то именно поэтому. Вы не верите, что эту книгу не заказал мне Михаил Ходорковский. Я могу поклясться, он мне ее не заказывал. И ни один политик, ни один олигарх не заказывал мне эту книгу. Но после избирательной кампании 1996 года вы имеете право мне не верить.
Михаил Ходорковский пишет в статье «Левый поворот»: «Тогда журналисты стали превращаться из архитекторов общественного мнения в обслугу хозяев, а независимые общественные институты — в рупоры спонсоров».
