Иван Дроздов - Суд идет
И Фёдор обратился к Драгане:
— Так я говорю или не так?
В этом месте их беседы дрогнула Драгана Станишич; хозяйка Русского острова заглянула в глаза бородатого парня, и они поразили её небесно-синей яркостью, в них была энергия, покорявшая своей силой и обаянием; лик его пламенел, как лик Святого Николая-Чудотворца, Фёдор даже и бороду носил такую, как этот любимый святой на Руси — круглую, гармонично завершающую молодое славянское лицо. Драгана испугалась: не влюбиться бы в него!.. Она недавно летала домой и побывала с отцом, губернатором штата, на нескольких званых вечерах и официальных раутах. Там видела молодых людей, которые ей понравились. И она испугалась. Впервые подумала о том, что её любовь к Борису Простакову может со временем ослабевать. Она боялась этого, страшилась мысли потерять мужа — такого славного, такого красивого, доброго и любящего её беззаветно. Вот и теперь. Забывшаяся было мысль вновь коснулась сознания, удивила, а главное — напугала. Она недавно во второй раз перечитала роман Толстого «Анна Каренина», вновь, как в первый раз, ей подумалось, что в жизни её произойдет что-то похожее. И теперь, как только ей встречался интересный молодой человек, тревожные эти догадки сами собой возникали, бередили сердце. Перевела взгляд на Бориса, и ей стало покойнее. Борис слушал Фёдора со всё нарастающим интересом. Кидал сочувственные взгляды на своего друга Павла — тот покачивал головой, сохранял на лице скептическую мину. Впрочем, был момент, когда Павел, как показалось Борису, взглянул на гостя с серьезным выражением лица. Наверное, как и Борис, Павел подумал: «Знает наизусть такую длинную цитату! И далёкую от профиля своих занятий. Значит, читает много. И память хорошая». Драгану же и совсем поразил Фёдор. Да как же она-то не знает такого высказывания Маркса? Да эти его слова можно поставить эпиграфом ко всему, чем в последние годы в своей лаборатории занимается Драгана. Про себя решила: заставлю его повторить цитату и запишу себе в блокнот. А гость, как ни в чём не бывало, продолжал плести узоры своих сказок.
— Вот уже двенадцать лет мы находимся в свободном плавании, раз пятнадцать обогнули земной шарик и хотели подольше пожить подо льдами Антарктиды, да капитан у нас заболел.
— Он ваш папа? — спросил Неустроев.
— Да, я его младший сын и заведую на корабле всей автоматикой.
— Да, да, — кивал головой Неустроев. — Это вы нам говорили: вы там главный человек.
— Ну, не главный человек, а если хотите, главный механик. Если вам угодно, начальник компьютерного центра. А у нас на компьютере сидит и вся энергетика, и плавсредства, и быт корабля. А на корабле живёт много людей. У нас, как и повсюду, больше женщин, чем мужчин, и рожают они почему-то больше девочек. Но это ничего, мы девочек любим. Они такие милые и забавные. У меня тоже больше девочек, чем мальчиков: всего одиннадцать детей: семь девочек и четыре мальчика. Странно это, но — факт. Так распоряжается природа.
Павел Неустроев всплеснул руками. И поднялся. Ходил по комнате, качал головой. Он, казалось, хотел своим друзьям сказать: «Ну, вот! Сами слышали. Одиннадцать детей!.. Да он же дурачит вас!..»
Борис Простаков, — он был самый серьёзный собеседник, — осторожно и совсем тихо спросил:
— Сколько вам лет?
— Мне?
— Да, вам.
— Скоро сорок будет… через шесть лет.
— А эти… одиннадцать ребят?.. Они что же — приёмные, наверное?
— Почему приёмные? — воскликнул Фёдор. — Как есть мои собственные, роднёхонькие. И кстати замечу: все удивительно похожи на меня.
— А-а… Извините, — заговорила Драгана, — сколько ей лет, вашей жене?
— У меня две жены. С первой не развёлся, а со второй сошёлся. Живём одной семьёй.
И, минуту помолчав:
— У нас разводы запрещены. Аборты — тоже. Есть такие семьи, в которых и по двадцать деток. И — ничего. Дружно живут. Даже весело. Мы, конечно, христиане и многожёнства у нас нет, но так уж получается. Женщин не бросают. Отец строго следит за этим. И представьте: нет ни вдов, ни сирот. Случается, конечно, и взыграет ревность. Люди живые, но проходит время и всё возвращается к норме. Наш капитан порядок такой завёл: если ребёнок родился, то мать его автоматически становится женой отца ребёнка.
Борис и Павел слушали серьёзно, а Драгана сказала:
— Мы, конечно, верим вам, но как-то это всё странно. На сказку похоже. Однако вы так рассказываете, что хочется вам верить. У вас способности… литературные. Вам бы романы писать.
Но невозмутимый Фёдор оглядел себя и виновато проговорил:
— Что же до моей одежды… Прошу извинения, что я в такой форме, а точнее, в бесформенности. С одеждой у нас проблемы: не поспеваем за модой. Мы в некотором роде бедные, у нас во всём большие недостатки. Однако на Бога не ропщем, живём весело. Но сейчас нам надо решить самое главное: вылечить капитана. Он у нас впал в депрессию: лежит и ничего не делает. По Интернету про ваш Импульсатор прознали; будто бы приборчик ваш бодрость духа прибавляет и человека к радостной жизни возвращает. Вот мой отец и послал меня к вам.
— Да уж, — согласился физик, — мой друг Борис и наша милая Драгана именно такой приборчик и соорудили. Но вот что важно: лечит этот приборчик только хороших и полезных людей, а ваш кораблик… который на целый научный городок похож, он, извините, с какой такой целью к берегу нашего острова тихой сапой подвалился? Как это я с нашей могучей островной электроникой не засёк его до сих пор? А если вы, всё-таки, и подошли к нам, то с какой такой целью? Уж не замыслили чего худого против нас?
— Павел! — повернулась к нему Драгана. — «Евпатий Коловрат» — корабль русский, а русские люди нам зла не пожелают.
Неустроев махнул рукой и отвернулся. Он не желал больше слушать сказки про «Евпатия Коловрата». Не верил он ни одному слову бородатого Карлы.
— Ну, хорошо, — сказал Простаков, — давайте его, вашего капитана. Где он?..
Фёдор поднялся и окрепшим голосом заговорил:
— Я вижу, вы не верите в мои рассказы, и хотел бы рассеять ваши сомнения. У вас есть помещение с балконом и с видом на море? Я бы хотел показать вам, как наш капитан вылетит со дна морского и опустится на крышу вашего дома. У вас на крыше, как я заметил, есть ровная площадка, вроде домашнего пляжа.
— Да, есть у нас такая. Но как это вертолёт и вылетит со дна морского? — удивилась Драгана. — Я хотя и люблю чудеса, но в такие-то… трудно поверить.
— Да, вылетит!
И вынул из кармана телефон, хотел звонить отцу, но тут зазвонил телефон Павла Неустроева и присутствующие явно услышали голос дежурного по острову:
— Над Кубой появились три военных вертолёта, один с большим колесом-антенной — стратегический разведчик.
— Этот — заговорил Неустроев, — способен увидеть на земле монету. Америкашки что-то задумали.
И метнулся из гостиной, побежал на Башню боевого слежения, которая была на острове и круглосуточно вела наблюдения за пространством в радиусе пяти тысяч километров. До Кубы от Русского острова было около семисот километров.
Фёдор тоже поднялся и обратился к хозяевам:
— Я вижу, у вас тут компьютер, — и, кажется, неплохой: последняя модель немецкого «Сименса». Нельзя ли и мне вмешаться в дело?
Драгана и Борис переглянулись.
— А это будет видно, что вы находитесь у нас на острове?
— Нет, это будет видно, что я нахожусь на острове Кергелен вблизи Антарктиды. И пилоты знают меня, как Васю с Кергелена.
— Но если так…
Фёдор решительно подошёл к компьютеру, проверил его подключения к сети и телефону, открыл крышку. К нему подсели Борис и Драгана. И скоро увидели на экране все три вертолёта. Экран был разделён на две части: на одной — вертолёты и расстилавшаяся под ними панорама, на другой — кабины и лица пилотов.
Фёдор дружелюбно их окликнул:
— Ребята, привет! Я Вася с Кергелена. Чего вы забыли на Кубе? Может, вас позвал Фидель Кастро? Но он лежит в госпитале, и ему недавно сделали операцию. А?.. Что вы на это скажете?
Заговорил пилот с того вертолёта, что с колесом-антенной:
— Какого чёрта ты лезешь в наши дела? Ты со своим компьютером шаришь по банкам, выгребаешь чужие кошельки, туда и убирайся.
— Билл Мокрогубый! — сказал ему Федя. — Причеши свои пейсы и научись выговаривать букву «р». Говорят, ты брат нашего Гайдара. Должен бы знать, что со мной шутить опасно, а дерзить мне и подавно. Ещё одно слово — и я сделаю тебя косоротым, и ты будешь пострашнее Квазимоды.
— Пошёл ты, русская свинья!..
Фёдор нажал какую-то кнопочку, подвёл мышкой стрелочку к маленькому окошечку в левом верхнем углу экрана и щёлкнул. Пилот свесил на грудь голову и выпустил из рук руль. Вертолёт сначала задрал кверху нос, затем повалился на бок и в медленном вращении стал падать. Но падал недолго, всего пять секунд. Пилот оклемался, встряхнул головой и злобно промычал:
