Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ
А дивану, не будь дураком, тут же отвечает:
— Да.
И глазом даже при этом не моргнул.
— Если так, — говорит девушка, — то я стану твоей женой, а ты станешь ханом.
Сказала это и бросилась в объятья попрошайки. А тут, значит, и возвращается наш кроткий. Смотрит — глазам своим не верит и ничего понять не может.
— Иди прочь! — кричит дивану. Уходи! — приказывает ханская дочь.
Кроткий хотел было все объяснить… Да куда там. Дивану кричит — он теперь своего везения упускать не станет. Девушка не верит. Да и как ей поверить, если в грамоте отцовской прямо сказано: «Выходи за того, кто подле ложа твоего сидит». Чтоб отвязаться от кроткого побыстрее, она велит слугам одарить его черной шапкой и взашей прогнать из дворца. Слуги так и сделали.
Не наш ли это предок?
Моя бабушка говорила:«Какой дом в согласии живет, тот дом и счастлив. А если с миром, согласием да со счастьем, так чего же и не жить? Каждый тогда смог бы до ста лет дотянуть. А человеку жить надо долго.
Вот говорю так, а сама-то не хочу долго тут оставаться. Все мои сверстницы уже ушли. Даже на похоронах некому будет вспомнить всю мою жизнь, некому будет сказать обо всех моих годах. Хоть и жива еще, а уж ушла жизнь, как вода в песок. И вроде бы на одном месте живу, а словно в другой мир перекочевала. С кем росла, с кем жила рядом — никого не осталось».
И еще: «Есть такие люди, что, когда их хвалишь, они боятся: а вдруг другие не услышат или услышат, да не поверят. Зато когда сами кого хвалить начнут, то боятся, что это могут все услышать и все могут в это поверить…»
7
Обычно человек, решивший поведать о себе, начинает с самого начала — прямо со дня своего рождения.
Я же такой возможности лишен. Да и вообще разве столь уж важен день появления на свет? Разве главное не в том, что произошло с человеком после этого самого дня?
Когда я впервые решил покинуть аул и отправиться в город на учебу, то потребовался паспорт, а его не выдают без метрики. Отправился в аулсовет, но там в различных документах не только день, но и год моего рождения обозначен по-разному. Я — домой, но и здесь отец говорит одно, а мать — другое. Долго спорили, наконец дедушка решил, что нужно идти в город, в районное отделение загса.
Когда я осторожно отворил дверь кабинета начальника районного загса, то заметил, что возле начальника сидит пожилой человек. Судя по облику и манерам, можно было предположить, что это местный коше-бий. Два таких влиятельных лица в одном кабинете для меня, аульского паренька, было уже слишком. Я отпрянул и хотел закрыть дверь, но заведующий загсом (человек лет тридцати, еще не снявший военной гимнастерки, только погоны спорол, и теперь на их месте темнели полоски) успел заметить, правда, не меня, а стоявшего сзади моего дедушку, и громко пригласил:
— Заходите, уважаемый! Метрика, что ли, нужна вашему внуку? — сразу догадался он.
Землистое лицо дедушки сразу расплылось в улыбке, так что даже морщины словно на миг разгладились.
— А когда вы сами родились, уважаемый аксакал? — спросил заведующий.
— Честно скажу, не знаю, — признался дедушка.
— А как вас зовут?
— Имя, которое трижды выкликнули при моем рождении, Хакимнияз.
— А где это записано?
— И этого тоже не знаю, однако, сколько себя помню, я всегда был Хакимниязом. Отзываюсь и когда кричат: «Хаким!» Так обычно зовут меня торопыги. Да, кстати, — обрадовался дедушка, — имя мое есть и в бумагах. С первых лет Советской власти как только какое собрание или заседание, так всегда проверяли, кто пришел, а кто отсутствует. Там всегда и мое имя выкрикивали.
— Да-а-а, — проговорил заведующий значительно и задумался на минуту, — Да,- повторил он. — Вы, уважаемый Хакимнияз, истинный каракалпак. Такова же и судьба нашего народа: когда и где появился, неизвестно, откуда имя его — тоже неизвестно, но на имя это он всегда отзывается.
А наши древние предки в те далекие времена назывались печенегами. Печенеги-пешенели, что значит «люди с широкими лбами». Это имя они получили за то, что умели в лоб встречать любого врага и не пропускали его через ряды свои.
С радостью принял наших предков Длиннорукий царь. Выделил им земли на окраине державы своей. Велел каждому воину надеть на голову черную шапку. В царстве Киеу-Урус такие шапки назывались клобуками. Оттого и весь народ стал именоваться «черные клобуки». Начали черношапочники дружить с урусами. Выдавали за урусов дочерей своих и женили своих сыновей на дочерях урусов.
Породнился народ с народом, и старейшины черио-шапочников дали клятву Длиннорукому царю. Клялись умереть за землю эту вместе с сыновьями этой земли.
Пока был жив Узун Коллы Юрий, он заботился о «черных клобуках», никому не давал их в обиду. Однако через годы Длиннорукий царь умер, и начались черные времена. Царство стало распадаться. Народы, царство населявшие, стали расходиться кто куда. К тому же недруги иноземные не давали покоя. А потом и вовсе грянула беда — с Востока пошли орды врагов, все сжигая па своем пути. Выгнали они наших предков с земель, дарованных Длинноруким царем. И вновь потекли черношапочники по всему свету искать справедливости и укрытия от напастей. Как перекати-поле носились они по миру: от Урала до предгорий Балкан, от Сулейманских гор до пустынь Туркестана.
* * *Когда стараюсь осмыслить характер, обычаи, нравы, взгляды на жизнь моего народа, тогда мне представляется, что все предания и легенды, рассказанные о нем, верны.
В бурях различных веков он то, казалось бы, тонул безвозвратно, то снова всплывал на поверхность истории. И все же меня беспрестанно занимает вопрос: что значил путь каракалпаков, кому и в чем помог мой народ, кому и чем причинил вред?
История черношапочников — это история полукочевого народа. Это история пастухов, скотоводов, которые превращались в дехкан-земледельцев, как только находили землю, мало-мальски пригодную для возделывания. Буквы истории черношапочников — это очаги, оставленные ими на временно заселенных землях. Ее строки — это маршруты бесконечных кочеваний и борозды вспаханных полей, русла проложенных каналов и арыков. Чернила — это слезы женщин и детей, пролитые на пыльных дорогах и смешавшиеся с кровью мужчин, погибших в беспрестанных боях с недругами.
Настороженность и даже некая пугливость, заметная в чертах лица и характера каракалпаков, — это следствие того, что, вспахивая землю, они должны были одним глазом следить за сохой, а другим наблюдать за окрестностями, при пастьбе одним ухом прислушиваться к топоту своих табунов, а другим ловить звук копыт вражеской конницы, во время кочевий одной рукой держать поводья, а другой — саблю, и даже во сне им приходилось один глаз держать открытым.
Малочисленность и беспомощность каракалпаков, усугубленная беспрестанными родовыми распрями внутри народа, привели к тому, что черношапочников мог безнаказанно грабить любой соседний хан, а люди, оставив накопленные богатства, тая обиды и терпя лишения, вынуждены были уходить с обжитых мест. Потому-то каракалпаки и не оставили на земле знаменитых архитектурных памятников, не оставили городов, а то, что ныне археологи называют «каракалпакскими городами», — это, по сути, простейшие укрепления, возведенные для защиты от врагов или от стихийных бедствий, например от наводнений.
Но, несмотря на все беды и гонения, народ остался чрезвычайно дружелюбным, и это лучшее его свойство. Едва осев на новом месте, черношапочники не чурались соседей, не закрывались наглухо от них, а, напротив, забыв старые обиды и новых не ожидая, опять искали связи с другими людьми, искали дружбы и доверия.
Любой народ, велик он или мал, — это река, впадающая в общий океан человечества. Несхожи пути рек, несхожи их воды по цвету и вкусу, но сливаются вместе, и в общем океане есть капли и нашей реки.
Из исторических источников. Вопрос о происхождении каракалпаков, как, впрочем, и многих других народов, не имевших собственной письменности, а следовательно, и летописных документов, долгое время считался спорным.
По данным современных исследователей, наиболее вероятной считается версия, согласно которой каракалпаки являлись одним из родов огузо-печенежских племен, населявших обширнейшую территорию от Южного Урала до Северного Причерноморья. Племена эти были многочисленными и разнообразными. Некоторые из них враждовали с Киевской Русью, другие, в частности каракалпаки, входили в состав этого древнего государства и под именем «черные клобуки» отмечены в Ипатьевской летописи, которая зафиксировала клятву вождей племен, данную Юрию Долгорукому: «Мы… умираем за русскую землю с… твоими сынами и головы свои складываем за твою честь…»
