Елена Сазанович - «Я слушаю, Лина…»
Я побледнела. Стиснула зубы. Устало опустилась в кресло. И прикрыла глаза. Он почувствовал свою вину. И я видела, как его глубокие глаза просят у меня прощения. Я простила его. У меня никогда не было детей. Поэтому я потерять их никогда не могла.
– Мне так плохо, Лина. Только ты… Только ты… Только ты у меня осталась. Такая пустота. Словно я умер вместе со своей дочерью. Лучше бы это было так. Я мертвый, Лина. И только ты еще как-то связываешь меня с жизнью.
На секунду мое сердце дрогнуло. И я отчетливо услышала его оглушительный стук. Да! Так захотелось мне крикнуть. Да, Филипп! Да, да, да! И утонуть в его сильных объятиях. Раз и навсегда покончив с этим безумием. С этой несвойственной мне мечтой. И забыть, стереть из своей памяти кошмары минувшей ночи. Да, Филипп! Да! Да! Да!
В дверях показалась лохматая голова. И парень шмыгнул перебитым носом.
– Лина, – шепнул он. – А можно я почитаю твои книжки? Их так много…
Я улыбнулась. Я облегченно вздохнула. Я приложила указательный палец к губам.
Трубка отчаянно кричала. Надрывалась. Но я уже плохо слышала голос Филиппа.
– Лина, Лина, Лина. Вернись ко мне, Лина. Только ты у меня осталась. Кругом такая пустота. Вернись, Лина. Я же знаю, я чувствую, ты меня любишь, Лина…
Я очнулась. Встряхнула растрепанными волосами.
– Нет, Филипп, – тихо, но твердо ответила я. – Все у тебя наладится. Поверь. Только найди мужество пережить. Ты сильный, Филипп. Ты переживешь.
Я аккуратно положила трубку. И отключила телефон. Все. Меня уже ничто не связывало с внешним миром. Все. Дороги назад не было. И я уже нисколечко не жалела о дороге назад.
Он стоял, прижимая к груди мой дурацкий детектив.
– Очень занимательная книжка, – улыбнулся Олег. – Ты ее уже дочитала? Оказывается, там преступник влюбляется в свою жертву. Но это все сказки! Так быть не может. Такие разные люди никогда не могут влюбиться друг в друга. У каждого свое место в жизни. Правда, Лина? – он испытывающе заглянул вглубь моих глаз.
Я пожала плечами.
– Думаю, у тебя это единственно правильная мысль за последнее время. Но в любом случае, тебе незачем читать эти простенькие истории. Какими занимательными бы они ни были.
– Но ты же читаешь.
– Я этого заслужила, Малыш. Я за свою жизнь начиталась столько серьезной литературы, что теперь мой мозг имеет право на отдых. Тебе же не стоит начинать с этих книжек. Иначе ты ничего не сможешь больше читать. В искусстве, литературе обратное направление. Нужно постигать их не от простого к сложному. А очень даже наоборот. Только тогда ты постигнешь мир красоты по-настоящему. Уж мне-то поверь…
– Но у тебя столько книжек, Лина. И что? Ты их все прочитала? Все – все?
– Все – все, – солгала я, решив, что слишком долго объяснять. Что мою библиотеку не прочитать и за всю жизнь.
– Неужели все – все? – не унимался он.
– Все – все, Малыш.
– Ну и ну! – восхищенно протянул он.
– Что же тебе мешало?
Он рассмеялся. И прошелся по комнате.
– У меня, к сожалению, не было такой учительницы, как ты, Лина.
– Чем же ты занимался целыми днями, Малыш?
Он запнулся. Смутился. Даже, по-моему, слегка покраснел.
– Ну, в общем… Мы играли на гитаре…
Вдруг его кошачьи глаза радостно заблестели.
– Лина, ты знаешь, я здорово умею играть на гитаре! Любую мелодию смогу подобрать! И голос у меня неплохой…
– И это все? – с нескрываемой иронией поинтересовалась я. Меньше всего в жизни меня интересовала игра подвальных мальчишек на гитаре.
– Ну… Но… Но у меня много друзей! – наконец выпалил он. – Они стоят любых книжек! Вот у тебя есть друзья, Лина?
Друзей у меня не было. Он, мой Малыш, попал в точку. Разве что Даник. И то – скорее товарищ, соратник, нежели друг. Но я никогда и не рвалась к так называемой дружбе. Япросто не верила в ее надежность. Я просто знала, что друг, как и возлюбленный, может быть единственным в жизни. И его можно просто не встретить. Может просто не повезти. А остальное – это всего лишь разочарования. Разбитые надежды. Просто ошибки. А ошибаться я не любила.
– И у тебя нет друзей, Малыш. Уж мне-то поверь. Хочешь, я тебе сейчас расскажу, что вас связывает?
Он резко вздрогнул.
– Не надо, Лина.
– Вот видишь.
– Но ведь и ты можешь ошибаться. Ты же не знаешь моих друзей. Может быть, ты тоже что-то не понимаешь…
– Я все прекрасно понимаю, Олег! Все! И знаю даже больше, чем ты думаешь. Я их сегодня видела…
– Ты была там! – он не на шутку испугался.
– Это мой долг. Я же веду расследование, насколько ты помнишь. И мне было просто необходимо встретиться с так называемыми друзьями подозреваемого. Но почему ты так испугался? Не отвечай. Я сама отвечу. Ты просто попытался теперь взглянуть на них моими глазами. Думаю, тебе это удалось. Если они вовремя не остановятся – это будут конченные люди, Олег.
– Ты хочешь сказать, что и я – конченный человек.
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, я это не хочу сказать. Я, побывав там, поняла, что ты лучше.
– Вряд ли, Лина. Когда ты первый раз пришла туда. Ну, с прокурором. За его дочкой. Ты тоже не считала, что я лучше других. Ты меня так же презирала. И ненавидела. Просто ты на нас как-то смотришь… Как на сборище… или сброд. Словно мы не конкретные люди. Словно каждый из нас не имеет своего лица. И когда ты узнала меня одного, ты стала думать по-другому. Может быть, если бы ты каждого попыталась узнать в отдельности, рассмотреть каждого…
– Странно, – не ответила я на его слова. Потому что меня поразило другое. – Странно. Ты был там тогда. Значит, ты знал, что я следователь.
– Нет, что ты! Ты вспомни, как было темно в подвале. К тому же я так испугался. Я не мог запомнить твоего лица! И когда случайно забрел сюда, на окраину города. Когда увидел тебя. Я, конечно, не узнал тебя, Лина. Уже потом… Потом я понял, вычислил, что это была именно ты… Скажи, Лина, – он как-то неловко откашлялся. – А они ничего не говорили тебе?
– А что они должны были сказать? Ну же! Отвечай! Что?
Он опустил взгляд. И пожал плечами.
– Да так, ничего. Просто всегда интересно знать, что думают о тебе товарищи. Что они могут наговорить от страха.
– Не знаю, от страха ли. Но они наговорили только хорошее.
Он облегченно вздохнул. И улыбнулся.
– Вот видишь, Лина. Они не такие уж плохие ребята.
– Но это был еще не настоящий страх. Я бы посмотрела на них на допросе.
– Ты думаешь дойдет до этого? – он вновь перепугался.
– Дойти дело может до чего угодно. Мы не застрахованы от неожиданностей. Но пока нам бояться нечего.
Он посмотрел на меня преданным детским взглядом. И от неловкости закусил губу.
– Хочешь я стану твоим другом, Лина?
И мне в этот миг захотелось расплакаться. Глядя на его взъерошенные волосы. На его перебитый нос. На потрепанный вид.
– Хочешь я стану твоим другом, Лина?
Сколько раз я не щадила таких, как он. Разговаривала с ними сквозь зубы. Свысока. И мою грудь переполняла ярость. Сколько раз таких, как он, я безжалостно, без сожаления отправляла за решетку. И меня ни разу! Никогда! Не мучила совесть. И мне вдруг в голову пришла страшная мысль. Господи, а вдруг это я? Господи, а вдруг это я, это я виновата в разрыве с Филиппом. Ведь я никогда не хотела понять эту златокудрую девочку с синими глазами. И никогда – простить. И Малыш, возможно, прав. Я не видела ее, как конкретную личность. Как человека, у которого свои чувства, сомнения, свои страхи и неудовлетворенность жизнью. Я видела только ее мир. Злобный, пустой. И отвергала его. И ненавидела. Но никогда не искала ответ, почему она выбрала именно его.
Слезы навернулись на мои глаза. И я приблизилась к окну. Чтобы он не заметил моих слез. Сегодня я впервые попыталась понять дочь Филиппа. И мысленно попросила у нее прощения. Может быть, я заслужу этого прощения. Если попытаюсь спасти хотя бы жизнь ее друга.
– Иди, Малыш.
– Так я почитаю, Лина?
– Ах, да! Конечно, конечно. Иди, Малыш.
В этот вечер мне захотелось приготовить праздничный ужин. В этот вечер мне захотелось бенгальских огней. Конфетти. В этот вечер мне захотелось праздника. И я вспомнила, что сегодня – Рождество. Я никогда раньше не любила праздники. И умышленно про них забывала. Все знали об этом. И никто при мне даже и не пытался намекать на предпраздничные хлопоты. При малейших намеках я сразу же махала руками. И строго прерывала: «Только не об этом.» В каждый праздник я укладывалась спать пораньше. Не включала телевизор. Отключала телефон. И спокойно просыпала праздник. И торопила утро. Чтобы вновь увидеть мир в его будничном платье. И эта неприязнь к праздникам не была вызвана моим одиночеством. Она родилась со мной. Она стала моим родимым пятном. Это непреодолимое желание заткнуть уши, слыша какой-либо шум. Закрыть глаза, видя какую-либо суету.
И сегодня впервые в жизни мне захотелось праздника. Захотелось бенгальских огней. И разноцветного конфетти. Я вытащила из кладовки искусственную елку. И тщательно стерла с нее пыль, накопившуюся за долгие годы. И впервые за долгие годы мне захотелось предпраздничной суеты. И я вдохновенно принялась готовить праздничный ужин.
