Дай Сы-Цзе - Комплекс Ди

– Это вы, господин судья?

Тот, ничего не ответив, внимательно оглядел его. Все же Мо показалось, что он неопределенно кивнул. Сложная гамма чувств: страха, почтения, ненависти и презрения – завладела им при взгляде на бледное, изнуренное лицо стоявшего перед ним человека. Худой, костлявый – кожа да кости, – да еще этот полосатый халат. Волосы всклокочены. Под глазами огромные черные круги. Мо вдруг осенило: этот человек болен, его терзают призраки расстрелянных. И, забыв приготовленную ложь, он протянул несчастному руку и сказал:

– Меня зовут Мо, я психоаналитик, учился в Париже. Я могу помочь вам, господин судья.

– Помочь мне?

– Да. Вам, по всей вероятности, необходимо пройти курс психоанализа по методу Фрейда и Лакана.

Фрейда! Ни в коем случае нельзя было произносить это имя! Но поздно.

Не успел Мо договорить, как мнимый судья впал в буйство и так саданул его кулаком в лицо, что очки врезались в глазницы. Мо закричал от боли, в голове его что-то застрекотало, перед глазами вспыхнули искры, и все потемнело. Он рухнул на землю, но прежде чем потерять сознание, инстинктивно сорвал очки, жизненно важный для близорукого интеллигента предмет. А безумец разъяренно бил его ногами: в пах, по голове, по почкам и по печени.

Наконец мнимый судья Ди оставил Мо и пошел прочь. Однако, отойдя на несколько шагов, остановился и повернул обратно. Нагнувшись над бесчувственным Мо, он хладнокровно, со злорадно ухмылкой снял с несчастного куртку, а взамен надел на него свой халат и застегнул на все пуговицы, до самой шеи. Сам же, в куртке Мо, со всех ног бросился бежать. Совсем близко взвыла сирена. На пустырь вылетела машина «скорой психиатрической помощи» и развернулась, описав полный круг, в центре которого оказался Мо. Из машины вышли двое дюжих санитаров, держа в руках по фотографии, и на цыпочках стали приближаться к нему.

Мо очнулся, открыл глаза и увидел двух склонившихся над ним и внимательно изучающих его верзил. Еще он увидел, что на нем надет полосатый халат напавшего на него сумасшедшего, и почувствовал омерзительный запах.

– Как воняет этот дурацкий халат! – пробормотал он и снова потерял сознание.

Санитары изучали внешность лежащего и тщательно сверяли ее с фотографией. Без очков Мо стал не похож на себя, тем более что его физиономию украшали два здоровенных фонаря, а нос был разбит в кровь. В конце концов санитары решили, что перед ними тот самый тип, который изображен на фото, – сумасшедший, бежавший из больницы через выгребную яму. (Его искали уже два дня и напали на след благодаря сообщению молодой пары из местных крестьян.) Санитары пару раз хлестнули Мо по щекам, чтобы привести в сознание, но это ничего не дало.

«Скорая» включила мигалку и тронулась с места казни, увозя лежащего в наручниках Мо. Ну а настоящий судья Ди в то воскресенье был вынужден пропустить зарядку – у него раскалывалась голова после бессонной ночи, проведенной за игрой в маджонг. Да-да, вот именно! Маджонг! Маджонг!

С неделю тому назад г-н Ма Цзинь, бежавший из психиатрической лечебницы, был найден лежащим в коме у подножия Мельничного холма, на пустыре, где приводятся в исполнение смертные приговоры. Лицо его было все в синяках и кровоподтеках. У него обнаружено легкое сотрясение мозга. Когда же по прибытии обратно в лечебницу он очнулся, то категорически отказался признать себя тем, кем был раньше, и заявил, что он некто Мо, психоаналитик, приехавший из Франции, последователь Фрейда, не отвергающий также заслуг Лакана, которого считает «яркой личностью, человеком большого, оригинального ума, получавшим от своих парижских пациентов крупные гонорары за пятиминутные консультации». Обследовать больного был приглашен один из лучших отечественных психиатров, заместитель директора Пекинского центра психического здоровья доктор Ван Юй-шэн, а также профессор кафедры французского языка Шанхайского университета г-н Цю. Ученые провели тестирование пациента. Он зачитал на чистом французском языке обширные цитаты из Фрейда, отрывки из трудов Лакана, Фуко, Дерриды, продекламировал начало поэмы Поля Валери и указал названия улицы, на которой проживал в Париже, ближайшей станции метро и табачной лавки «Собака с трубкой», а также кафе, расположенных в его доме, в доме напротив, и т. д. Пациент предложил экзаменаторам оценить всю красоту слова «amour» и выразительность непереводимого «helas» (Увы). Испытуемый (Ма Цзинь или Мо?) признан блестяще владеющим французским языком. Он утверждает, что был избит и ограблен незнакомым человеком, который бежал по горе босиком. Что касается цели его собственного пребывания на месте казней, то он не мог ее вспомнить. Возможно, этот провал в памяти – следствие шока.

Оба эксперта признали, что столкнулись с уникальнейшим в истории психиатрии случаем. Это заключение тотчас получило большой резонанс в кругах образованной публики Чэнду. Исследователи, преподаватели, журналисты, студенты-филологи и особенно будущие философы, лелеющие мечту заняться психоанализом, устремились в психиатрическую лечебницу в часы посещений и заполнили палату беглого франкофона. Заметим, что это отдельная палата усиленного надзора, оснащенная новейшими средствами безопасности и охраняемая санитаром, день и ночь наблюдающим за пациентом через глазок. По поводу загадочного случая строятся самые различные теории. Когда я сам посетил Ма Цзиня – Мо, то застал у него специалиста по китайской мифологии из местного университета, который задавал ему вопросы и заносил ответы в толстую тетрадь, одновременно беседа записывалась на магнитную пленку. Маститый филолог пытался установить связь между Ма Цзинем – Мо и бессмертным хромым мудрецом, героем популярной легенды.[8] (Согласно преданию, душа упомянутого персонажа покинула тело и странствовала в высших сферах, вернувшись же, обнаружила, что один из учеников по оплошности сжег бренную оболочку мудреца, неделю остававшуюся безжизненной. Но милостивое божество чудесным образом устроило так, что неприкаянная душа вселилась в тело недавно умершего хромого нищего. Что было дальше, нетрудно вообразить: мертвый воскресает, встает, радуется благополучному исходу и, припадая на хромую ногу, спешит в монастырь, чтобы помешать удрученному ученику покончить с собой.) Среди подарков, которыми посетители завалили железную кровать загадочного пациента, мне попался самодеятельный студенческий журнал. В нем была помещена статья, отстаивающая особую гипотезу: будто бы беглец представлял собой реинкарнацию некогда расстрелянного на горе переводчика с французского. Так или иначе, все, с кем мне довелось поговорить в лечебнице, сходились на том, что этот человек разительно отличался от других больных. Не жаловался на дурную пищу и строгие порядки. По-видимому, ему даже нравилось там, где он очутился; он любил повторять, причем вполне серьезно, что психбольница – самый лучший университет. Вел он себя очень мирно, всегда был учтив и внимателен, все записывал: кто что кричит по ночам в припадке буйства, как действует на больных электрошок, кому что приснилось и т. д. «Занятный был тип, – рассказал мне приставленный к нему санитар. – Уж, кажется, пичкали его, пичкали успокоительными с утра до ночи, а он ничего, бодрый. Байки мне травил потешные, про китайцев и про иностранцев, одна другой похабней! А просил только об одном: приноси ему бумагу. Все любовные письма строчил, длинные такие, как романы, хоть знал, что они никогда не дойдут, эта его женщина в тюрьме сидит, какое-то, он еще говорил, у нее необычное имя, но никогда не называл. Это, дескать, секрет!»

Вчера по вызову больничной администрации приехала жена Ма Цзиня, бывшая оперная певица, чтобы опознать личность беглеца. Увидев его, она поначалу пришла в замешательство. Надо сказать, что ее муж три года назад ушел в буддийский монастырь. Видимо, внешность его изменилась до неузнаваемости. Женщина попросила, чтобы ей позволили поговорить с ним наедине. Ей не отказали. Беседа длилась около часа, а потом она заявила, что это действительно ее супруг, г-н Ма Цзинь. Выполнила все что требовалось, заполнила бумаги и забрала его домой. Но в тот же вечер – новая неожиданность: Ма Цзинь, настоящий или мнимый, запершись в душе, вылез из окна по лестнице, сделанной из полотенец и ночных рубашек. И бесследно исчез.

Наутро бывшая певица сказала журналистам, что очень хотела бы его вернуть.

4. Самолетик

Как и говорил адвокат, третий ящик письменного стола судьи Ди был приоткрыт. Невинная щелка служила сигналом того, что верительные грамоты посетителей будут благосклонно приняты. Взятку в красном конверте полагалось опустить именно туда, лицо же, которому она предназначалась, согласно неписаным правилам, делало вид, что ничего не замечает.