Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса
В последнее время Виктор избегал появляться в кают-компании, когда там ел капитан. Но на этот раз они обедали вместе, хоть и за разными столами, строго следуя субординации. Виктор дохлёбывал суп, удерживая так и норовящую спрыгнуть на палубу тарелку, когда услышал голос смаковавшего второе блюдо капитана:
— Эх, и хороша же баранинка! Удачно мы закупились в Австралии…
В глазах потемнело. Виктор осторожно разжал пальцы, стиснувшие вилку, — ни в чём не повинный столовый прибор жалобно звякнул о столешницу — и опустил веки. И тут перед глазами моряка возникла странная картинка.
…Какая-то оживлённая городская улица, похожая на бразильскую (ему уже доводилось бывать в стране, где так много диких обезьян), много людей и много машин, резво снующих туда-сюда по проезжей части: в Бразилии правила уличного движения — понятие несколько эфемерное. И посередь всего этого живописного антуража по тротуару важно шествовал капитан в сопровождении кока и двух матросов, натужно волочащих объёмистые пакеты: продотряд, понятное дело. А потом…
Автомобиль вылетел неизвестно откуда. Наверно, водитель не справился с управлением, или в его кадиллаке образца тысяча лохматого года что-то отказало: но так или иначе, машина вылетела на тротуар и врезалась прямёхонько в строй продовольственной экспедиции…
Людей раскидало, словно тряпичных кукол. Кто-то закричал, народ засуетился, забегал, а виновница торжества застыла, уткнувшись покорёженным капотом в белую стенку дома, едва не въехав в витрину какой-то лавчонки…
Капитана подняли на ноги, осторожно поддерживая грузное тело с двух сторон. Похоже, он не очень сильно пострадал, вот только на левой стороне его лысоватой головы красовался и набухал солидный кровоподтёк…
В груди у Виктора вспух горячий ком, лопнул и покатился вверх, к горлу. Корнеев резко встал, оставив нетронутой баранинку с чечевицей, и ушёл к себе в каюту. Там он долго лежал на спине, глядя в белый подволок, и спохватился только тогда, когда на часах было уже без пяти минут час. Пора в машину — обеденный перерыв кончился…
* * *Собственно говоря, этот порт и портом-то назвать было нельзя — так, портопункт. Метров на триста пятьдесят в море вытянулся хлипкий Т-образный причал, оборудованный ленточным транспортёром. У поперечной перекладины этого громадного «Т» едва хватило места для тридцатишеститысячетонной туши «Бехтерева», а по транспортёру на берег бесконечным потоком шла и шла руда из бездонных трюмов балкера, ссыпаемая в приёмные бункера грейферами его палубных кранов. Не порт, а недоразумение…
На берегу тоже ничего примечательного не наблюдалось — до города как такового отсюда километров тридцать. Кособокая будка с сонным охранником, поставленная тут просто ради приличия, а дальше начинался самый настоящий «шанхай» — скопление каких-то убогих жилых строений, сооружённых, похоже, из всего мало-мальски пригодного для строительных целей материала. И всё-таки это был берег, которого моряки не видели чуть ли не месяц. До города на такси можно добраться за каких-то полчаса, а там всё, что твоей душеньке угодно: и кабачки, и дискотека, и не слишком неприступные девушки — продукт латиноамериканского темперамента, помноженного на дикую местную нищету. Правда, в здешних злачных местах можно и на неприятность нарваться — вроде кастета в лоб или ножа в бок, — но не заметно, чтобы это обстоятельство сильно влияло на энтузиазм матросов. Русским, конечно, далеко до филиппинцев — те вообще разделяют все порты захода на плохие и хорошие исключительно по уровню цен на интимные услуги аборигенок, — однако россияне ведь тоже люди-человеки со всеми присущими этим существам слабостями…
Виктор на берег не ходил вполне сознательно: зачем усугублять своё и без того шаткое положение? Случись что — всё, кранты, приговор окончательный и обжалованью не подлежит. Да и не так долго осталось до окончания контракта: выгрузимся здесь, в следующем бразильском порту (кажется, в Витории) возьмём сою на Штаты, а там на крыло — и домой. И в этот последний вечер — выгрузка заканчивалась, и на утро намечался отход — он остался верен себе. Но к третьему механику на огонёк всё-таки заглянул — не сидеть же в четырёх стенах своей уже осточертевшей за пять месяцев рейса каюты. Выпили, но в меру, — бутылку бренди-бокарди на троих — поболтали и разошлись по койкам. Виктор защёлкнул за собой дверь каюты (на стоянке так всегда поступали по ставшей автоматической привычке) и лёг спать.
Первым чувством, посетившим его поутру, было чувство некоторого удивления: пароход по-прежнему стоял у причала, и ночью на отход Корнеева никто не будил. Странно…
Спустившись в машинное отделение и взглянув на белые, неестественно напряжённый лица соплавателей, он сразу понял: что-то стряслось.
— В чём дело? Чего стоим? Погода нелётная?
— А ты что, ни хрена не знаешь? — вот ведь дивная привычка отвечать вопросом на вопрос!
— Я вообще-то тихо-мирно спал и никого не трогал, — пояснил Виктор.
— Зато вот нас тронули! — ядовито ответили ему. — Да ещё как: на семнадцать тысяч баксов!
Тут-то всё и прояснилось: вчера вечером (точнее, уже ночью, когда разгрузка завершилась, и на борту закрыли трюма и уже ждали портового чиновника для оформления документов) пароход атаковали. История, весьма типичная для бразильских вод, где бандитские шайки нападают на торговые суда и на ходу, и особенно на стоянках в не слишком охраняемых местах.
Часом позже, в курилке второго штурмана, как непосредственного свидетеля ночного инцидента, слушали так, как, наверно, никогда не слушали ни одного пророка ни одной из существующих ныне религий.
— А я слышу — шум! — вдохновенно повествовал помощник. — Ясен хрен, выскакиваю на палубу, а там — картина Репина «Не ждали». Пятеро дюжих чёрных хлопчиков — то ли негры, то ли мулаты, — и все с вот такими мачете! Вахтенного матроса прижали к фальшборту — а тот только рот открывает, но молча, как рыба об лёд. Меня увидели — и ко мне, вот он я, тут как тут, ешьте с маслом! Пушку в лоб — веди, мол, к капитану, а то башку продырявим…
— По-английски? — зачем-то спросил кто-то.
— По-китайски! — огрызнулся рассказчик. — Тебе бы ствол приставили, враз бы полиглотом заделался. Залезли в лифт, поехали. Заходим всей делегацией в капитанский офис, ну и… В общем, эти проворные ребятишки предельно доходчиво разъяснили мастеру: гони money, fuck you.
— А он?
— А что он? — пожал плечами штурман. — Начал было изображать из себя несгибаемого коммуниста, грудью вставшего на защиту расхищаемой социалистической собственности, — не дам ключа от сейфа, и всё тут! Пришлось выдать ему открытым текстом: ты чего, старый мудень, они же тебя пришьют и не чихнут, тут у них шкура человечья дешевле банановой кожуры… Ну и они от себя тоже веский аргумент добавили — рукояткой пистолета по репе… Подействовало… Выгребли из сейфа всю наличку — и ходу, ноги-ноги, несите мою задницу… Вот теперь стоим, ждём, пока полицейские власти прибудут: протокол, то да сё…
— Искать будут?
— Кого? — не понял помощник.
— Да пиратов этих…
— Счаз! Уже по горячим следам так и побежали! Они же тут все одним миром мазаны: кроме Бразилии, такого бардака больше нигде нет, ни в одной южноамериканской стране. Ясен хрен, бандюки с властями повязаны — все в доле! Хорошо ещё, по каютам не пошли шерстить, торопились… Вот с радиста обручальное кольцо сняли, он им под руку подвернулся, а так никого не…
Второй помощник неожиданно замолчал, и тут же всем стало ясно, почему: с ведущего на верхние жилые палубы внутреннего трапа спускался капитан, и взгляды всех собравшихся в курилке тут же сошлись на нём, как будто притянутые магнитом. Когда же капитан подошёл к ожидавшим его слов людям, Корнеев вздрогнул.
На левой стороне лысоватой капитанской головы красовался солидный набухший кровоподтёк — надо полагать, след того самого весомого аргумента налётчиков. И выглядел этот кровоподтёк — несмотря на то, что был густо замазан йодом, — ну точь-в-точь как в том видении, что посетило Виктора двумя неделями раньше.
Зверобои залива Анива
Охота — это древнейшее занятие человечества. Были времена, когда от удачной охоты зависело выживание всего рода-племени. С тех пор много воды утекло, и многое изменилось. В основном охота превратилась в спорт и в развлечение, но ещё совсем недавно кое-где охота велась в промышленных масштабах — на широкую ногу.
Город-порт на рыбьем плавнике и его флот
Остров Сахалин, если посмотреть на карту, похож на рыбу — недаром по-японски он называется Карафуту-Мацу (остров красной рыбы). Хвостовой плавник этой географической рыбки, отделённой проливом Лаперуза от японского острова Хоккайдо, омывается заливом Анива — верхняя часть плавника оканчивается мысом Анива. И аккурат в середине плавника расположен посёлок Анива и город-порт Корсаков.
