Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса
— Ещё одного возьмём — и всё на сегодня. Можно будет пораньше…
Старпом не договорил. Возле самого борта с каким-то хрюкающим звуком вынырнул кит — тот, второй. Серое тело прошлось по стальной обшивке охотника впритирку, сдирая со своей кожи обильно усеявшие её ракушки морских паразитов. Кит ткнулся рылом в почти уже подтянутое к борту мёртвое тело сотоварища, словно желая оттолкнуть его прочь от железной стенки. Ещё раз… И ещё…
— Вот это да… Самку взяли, что ли?
Да, такое порой случается. Если из пары китов на гарпун попадает самка, то самец, если он рядом, никуда уже не уйдёт. Он ничего уже не может сделать, он абсолютно бессилен перед сталью корабельного корпуса, перед мощью машин и перед хитроумным убойным механизмом гарпунной пушки, но он уже не уйдёт.
— Если беременная, то засчитают за двух… — вслух рассуждал старпом. — Это мы тогда потеряем рублей эдак…
На промысле заработок китобоев (как и рыбаков, и зверобоев) сдельный — от пая. А пай — это производная от общего веса сданных на берег китов. Если учесть, что квоту (те самые сто шестьдесят девять голов) превысить ни в коем случае нельзя, — за этим бдительно следит находящийся на борту китобойца инспектор, — то понятно, что засчитанный за полновесного взрослого кита ещё не рождённый детёныш-китёнок — это явный убыток. Никакие другие мысли, похоже, светлую голову нашего старпома в данный момент не посещали.
А кит тем временем продолжал тщетные попытки вызволить подругу. Вот только попытки эти вряд ли вызывали чувство умиления у кого-нибудь из команды «Звёздного». Хотя — кто знает! Китобои не очень любят выражать свои эмоции вслух, сентиментальность — это не их профессия…
— Петрович! Ну чего ты там, бери этого! — рыкнул в микрофон наш словоохотливый и неугомонный старпом.
Советы гарпунёру на охоте вообще-то не подают — с этим строго, — однако на сей раз Петрович смолчал. Безутешный кит-вдовец обречён — это ясно, как полярный день. Он так и будет крутиться у судна, напрашиваясь на гарпун. Так зачем попусту жечь топливо и тратить время, гоняясь ещё за кем-то?
Помощник гарпунёра уже перезарядил пушку. Парень он здоровенный, и снаряжённые пятипудовые гарпуны таскает, как перышки. Петрович чуть помедлил и решительно взялся за рукоять своего промыслового инструмента…
В упор промахнуться трудно. Гарпун вонзился на всю длину — так, что линь торчал прямо из тела кита, словно неправдоподобно толстенная нитка. Вот и всё, Ромео ты наш морской млекопитающий…
Законы природы есть законы природы. В видовой памяти серых китов записана информация о куда более высокой ценности самки для выживаемости всего китового племени. Она вынашивает своего одного-единственного детёныша восемнадцать месяцев, а потом кормит его молоком и оберегает от всех мыслимых и немыслимых опасностей огромного и жестокого мира, пока китёнок не подрастёт. Так что роль самца — с этой точки зрения — совсем невелика.
Отмечены случаи, когда из пары загарпунивали кита-мужика. Китиха в этих случаях отнюдь не изображала рязанскую княгиню Евпраксию, которая после гибели в ставке Батыя мужа своего, князя Фёдора, выбросилась из окна высокого терема с ребёнком на руках. Самка кита резво прибавляла оборотов и уходила, пока китобои возились с её супругом. Всё правильно — она спасала новую жизнь, которой ещё только предстоит явиться.
Киты — не люди, и подходить к ним с человеческими мерками нельзя.
Как становились «бичами»
Под собою ног не чую,И качается земляТретий месяц я бичую,Так как списан подчистуюС китобоя-корабля…
В. ВысоцкийСчитается, что термин «бич» происходит от английского слова «beach» — пляж (берег в широком смысле слова). «Бичами» или, точнее, «бичкомерами» (от английского выражения «beach comer» — «приходящий на берег») называли безработных моряков, списанных с корабля на берег и ожидающих места на каком-нибудь судне, где их труд будет востребован.
У нас бичами тоже называли моряков, но не безработных в полном смысле слова (как известно, безработицы в Советском Союзе не было), а находящихся в резерве в ожидании направления на пароход. Ожидание это, как правило, слишком долгим не бывало, да и кое-какие деньги за время пребывания в резерве платили. Поэтому определение «бич» в этом случае носило скорее ироничный характер. Однако существовали и другие, настоящие бичи, подпадавшие под печально известные аббревиатуры «бомж» и «боз» («без определённого места жительства» и «без определённых занятий»). Местами обитания бичей являлись в основном портовые города Севера и особенно Дальнего Востока, так как бич — это тот же бомж, только бомж с водоплавающим прошлым. А механизм превращения человека в бича был предельно прост.
На Крайний Север и на Дальний Восток завербовывались по контракту — как минимум на три года. Своей рабочей силы в этих местах с суровым климатом и тяжёлыми условиями жизни и быта никогда не хватало, а флот — особенно рыбопромысловый — остро нуждался в кадрах. Вот и ехали лёгкие на подъём люди со всех концов Советского Союза на край света, наслушавшись воспевавших длинный рыбацкий рубль сладкоречивых вербовщиков.
Рубль этот и в самом деле имел солидную длину, однако доставался совсем не просто. Многомесячная тяжёлая и однообразно-отупляющая работа в холодном штормовом море на борту малокомфортабельной (а зачастую и малоразмерной) железной коробки требовала сил, здоровья и нервов. Усталость накапливалась, и людям требовалась разрядка. И по окончании промыслового рейса, получив в кассе какой-нибудь сахалинской или магаданской рыбкиной конторы немалые деньги, вернувшийся с моря народ пускался в разгул. У подавляющего большинства моряков семьи жили за тридевять земель, и попасть в пограничные зоны на окраинах страны жёнам было не так просто. И самим морякам далеко не всегда удавалось побывать дома — промежутки между рейсами были недолгими, и лететь туда-обратно через весь Союз ради нескольких дней представлялось не слишком разумным (не говоря уже о стоимости такого путешествия).
Праздник жизни обычно начинался в ресторанах, а продолжался (и заканчивался) по квартирам, убогим домикам, а то и вовсе по многокомнатным (точнее, многокаморочным) баракам. Хозяйки подобных злачных мест прилагали все усилия, чтобы выдоить угодившего в их тенёта до последней копейки: ублажали, кормили (естественно, за его же деньги) и бегали в ближайший магазин за спиртным, как только запасы горячительных напитков начинали иссякать.
Конечно, далеко не все отдыхали именно так, но многие — сладкая трясина затягивала. А потом подобное межрейсовое времяпровождение входило в привычку. Поначалу люди занимались самообманом: ну ещё рейс, закончится контракт, заработаю, наконец, деньжат — и домой! Но один рейс сменялся другим, а деньги уходили гораздо быстрее, чем приходили, и всё начиналось сначала.
И кроме того, начинались проблемы на работе. На рыболовецких судах на пьянку смотрели сквозь пальцы, но до определённого предела. Когда же привычка к водке начинала мешать работе, к виновным применяли карательные меры — лишали премий, понижали в должности, посылали на ремонтирующиеся суда, где заработок был на порядок меньше. И в итоге — списывали подчистую и увольняли. Понятно, что человек сам хозяин своей судьбы, и что силком алкоголь ему в рот лить никто не лил, но общая атмосфера «Дикого Востока» уж очень располагала к развитию подобных сюжетов.
Потеряв работу, человек начинал катиться вниз. Устраивались на временные работы, — кочегарами в котельные или грузчиками в магазины — перебивались редкими случайными заработками. Получался замкнутый круг — денег на авиабилет домой никак не удавалось заработать до того, как уже почти сформировавшегося бича выгоняли с очередного места работы. И из дома такому человеку редко когда помогали — за несколько лет отсутствия кормильца, отправившегося за золотым руном, семьи (у тех, у кого они вообще были) обычно разваливались, и прежний муж при наличии нового уже никому не был нужен. А завести семью на новом месте было практически невозможно — в портовых городах на берегах Тихого океана мужское население в те времена существенно превышало по численности население женское. Из-за этого обстоятельства дальневосточные невесты были очень разборчивы, и у спивающейся личности не имелось никаких шансов обратить на себя их благосклонное внимание.
И, наконец, итог — без работы, без денег, без крыши над головой и без иного статуса, кроме такого, который определяется коротким словом «бич». Дальнейшее комментариев не требует — образ существования экзотического бича ничем не отличается от бытия заурядного и хорошо всем знакомого бомжа европейской части России. Они точно также питались, чем придётся, и ночевали там, где их застанет ночь. Некоторые коррективы вносил только далеко не тропический климат отдалённых уголков страны. Там, где потеплее, — в Находке или во Владивостоке, — можно хоть укрыться от холода в традиционном убежище бомжей всех времён и народов — в канализационных люках, а в Петропавловске-Камчатском или в Магадане каждая зима сокращала число бичей: они попросту замерзали.
