Светлана Алексиевич - Чернобыльская молитва. Хроника будущего
Не верите? А тогда отвечайте, откуда сказки взялись? Это же, может, когда-то правда была? Вот вы грамотные…
— Отчего тот Чернобыль сорвался? Одни бают — учёные виновны. Хватают Бога за бороду, а он смеётся. А нам тут терпи!..
Хорошо мы никогда не жили. Спокойно. Перед самой войной людей забирали… Хватун был… У нас троих мужчин… Приехали на чёрных машинах и с поля забрали, и до сих пор они не вернулись. Всегда мы боялись.
— Я плакать не люблю… Я люблю анекдот новый послушать… В чернобыльской зоне вырастили табак. На фабрике из этого табака изготовили сигареты. На каждой пачке написано: «Минздрав в по-о-следний раз предупреждает — курение опасно для здоровья». Ха-ха-ха … А наши деды курят…
— Одно, что у меня есть, коровка. Я пошла б и отдала, только б не было войны. Как я её боюсь!
— И кукушка кукует, сороки трещат. Косули бегают. А будут ли они дальше вестись, никто не скажет. Утром глянула в сад — кабаны порыли. Дики. Людей можно переселить, а лося и кабана нет. И вода границ не придерживается, идёт себе по земле, под землёй…
Дом не может без человека. И зверю человек нужен. Все ищут человека. Аист прилетел… Жучок вылез. Всему рада.
— Болит, бабоньки… Ой, как мне болит! Надо тихо… Гроб несут тихо… Осторожно… Не стукнуть о дверь или кровать, ни до чего не дотронуться и не ударить. А то беда — жди второго покойника. Помяни, Боже, душечку их. И царство им небесное! А где хоронят, там и причитают. Тут у нас все — могилки. Кругом могилки… Самосвалы гудят. Бульдозеры. Хаты падают… Похоронщики работают и работают… Закопали школу, сельсовет, баню… Этот самый свет, да люди уже не те. Одно не знаю, если ли у человека душа? Какая она? И где они все на том свете вмещаются?
Два дня дед помирал, за печкой притаюсь и сторожу: как она из него вылетать будет? Пошла корову доить… Вскочила в хату… Зову… Лежит с открытыми глазами… Душа улетела… Или ничего не было? Как же тогда свидимся?
— Говорит батюшка, обещает, что мы — бессмертные. Молимся. Господи, дай нам силы перенести утомления нашей жизни…
Монолог о том, что найдёшь дождевого червяка, и курица радуется. А то, что в чугунке кипит, тоже не вечное.Первый страх…
Первый страх с неба упал… Водой плыл… А некоторые люди и много кто были спокойные, как камни. Крестом побожусь! Мужчины, которые постарше, выпьют: «Мы до Берлина дошли и победили». Скажут, как приклеют к стене… Победители! С медалями.
Первый страх был… Утром в саду и на огороде мы находили удушенных кротов. Кто их душил? Обычно они на свет не вылазят из-под земли. Что-то их гнало. Крестом побожусь!
Сын звонит из Гомеля:
— А майские жуки летают?
— Жуков нет, даже личинок где-то не видно. Попрятались.
— А дождевые черви есть?
— Найдёшь дождевого червяка, курица радуется. И их нет.
— Первая примета: где майских жуков и дождевиков нет — там сильная радиация.
— Что такое радиация?
— Мама, это смерть такая. Уговаривайте тату уезжать. У нас перебудете.
— Так мы ж огород не посадили…
Были бы все умные, так кто бы остался в дураках. Горит, ну горит. Пожар — временное явление, никто по тем временам не боялся. Атома не знали. Крестом побожусь! А жили под боком у атомной станции, напрямую — тридцать километров, а если по шоссейке — сорок. Довольны были очень. Купил билет и поехал. Снабжение у них московское — колбаса дешёвая, всегда мясо в магазинах. На выбор. Хорошее было время!
А теперь один страх… Мелют, что лягушки и мошки останутся, а люди нет. Жизнь останется без людей. Мелют сказку с присказкой. А, дурак, кто их любит! Но не бывает байки без правды… Старая это уже песня…
Радио включу. Пугают и пугают нас радиацией. А нам при радиации стало лучше жить. Крестом побожусь! Ты погляди: завезли апельсины, три сорта колбасы, пожалуйста… В деревне! Мои внуки полсвета объехали. Меньшая девочка вернулась из Франции, это же когда-то Наполеон оттуда наступал… «Бабушка, я видела ананас!» Второго внука… Братика её в Берлин на лечение брали… Это туда, откуда на нас Гитлер пер… На танках… Новый свет теперь… Все по-другому… Радиация эта виновата или кто? А какая она? Может, в кино где показывали? Вы видели? Белая, или какая она? Какого цвета? Одни говорят, что без цвета и запаха, а другие, что она чёрная. Как земля! А если без цвета, то, как Бог. Бог всюду, а никто не видит. Пугают! А яблоки в саду висят и лист на деревьях, картошка в поле… Я думаю, что никакого Чернобыля нет, придумали… Обманули людей… Сестра моя со своим мужиком уехали… Недалеко тут, за двадцать километров. Два месяца там пожили, бежит к ним соседка: «От вашей коровы радиация перелезла к моей. Корова падает». — «А как она перелезет?» — «Она по воздуху летает, как пыль. Летучая». Сказки! Сказки с присказкой… А это быль… У деда моего пчелы, стояло пять ульев. Так они три дня не вылетали, ни одна. Сидели в ульях. Пережидали. Дед по двору носится: что за напасть такая? Что за холера? Что-то в природе случилось. А их система, как потом, уже время прошло, объяснил нам сосед, учитель, лучше нашей, разумнее, так как они сразу услышали. Радио, газеты ещё молчали, а пчелы уже знали. На четвёртый день только вылетели. Осы… Были у нас осы, осиное гнездо над крыльцом, никто не трогал, и тут их утром не стало, ни живых, ни мёртвых. Вернулись через шесть лет. Радиация… Она и людей пугает, и зверей… И птиц… И даже дереву страшно, только что оно немое. Не скажет. А колорадские жуки ползают, как и ползали, едят нашу бульбочку, сжирают до листочка, они привычные к отраве. Вот как и мы.
Но как подумаю — в каждой хате кто-то помер… Та другая улица, на том берегу реки… Там все женщины теперь без мужиков, нет мужчин, мужчины поумирали. На нашей улице мой дед живёт, и там ещё один. Мужчин Бог забирает раньше. По какой причине? Никто нам не переведёт, никто не знает этого секрета. А подумать: останься одни мужчины, без баб — тоже не ладно. Пьют, милая моя, пьют. От тоски пьют. Кому умирать охота? Когда человек умирает — такая тоска! Утешиться нельзя. Никто не может и нечем его утешить. Пьют и беседуют… Рассуждают… Выпить, смеяться и бац! — нет. Все мечтают о лёгкой смерти. Как же её заслужить? Душа — единственное живое существо. Моя ты милая… А женщины наши все пустые, женское у них вырезано, считай, у каждой третьей. И у молодой, и у старой… Не все успели родить… Как подумаю… Прошло, как не было…
А что я добавлю? Надо жить… Больше ничего…
А то ещё… Раньше мы сами били масло, сметану, ставили творог, сыр. Варили молочную затирку. Едят ли такое в городе? Заливаешь муку водой и мешаешь, получаются рваные кусочки теста, тогда ты их в кастрюлю с кипячёной водой. Поваришь и забеливаешь молоком. Наша мама показывала и учила: «И вы, дети, научитесь так. А я научилась от своей мамы». Пили мы берёзовый и кленовый сок — берёзовик и кленовик. Фасоль в стручках парили в чугунах в большой печи. Варили кисель из клюквы… А в войну крапиву собирали, лебеду и другие травы. С голоду пухли, но не помирали. Ягоды в лесу, грибы… А сейчас такая жизнь, что все это порушилось. Думалось нам, что это нерушимое, всегда было и будет так. И то, что в чугунке кипит, вечное. Никогда бы я не поверила, что оно поменяется. Но оно ж так… Молоко — нельзя, бобовые — нельзя. Грибы, ягоды запрещают… Мясо наказывают вымачивать три часа. И с картошки два раза воду сливать, когда варишь. Но с Богом биться не будешь… Надо жить…
Пугают, что и воду нашу нельзя пить. Но как ты без воды? В каждом человеке вода есть. Никого нет без воды. Воду и в камне найдёшь. Ну, то ж вода, может, она вечная? Вся жизнь из неё… У кого спросишь? Никто не скажет. А Богу молятся, у него не спрашивают. То надо жить…
Вон и жито взошло… Хорошее жито…
Анна Петровна Бадаева, самосел
Монолог о песне без слов"Я вам в ножки поклонюсь… Попрошу…
Найдите нам Анну Сушко… Она жила в нашей деревне… В деревне Кожушки… Фамилия — Анна Сушко… Я вам назову все приметы, а вы напечатайте. У неё горб, с детства немая… Жила одна… Шестьдесят лет… Во время переселения её забрали на машине «Скорой помощи» и вывезли в неизвестном направлении. Грамоте она не училась, поэтому никакого письма мы от неё не получили. Одиноких и больных сселяли в приюты. Прятали. Но никто не знает адреса… Напечатайте…
Жалели мы её всей деревней. Выхаживали, как малое дитя. Кто дров наколет, кто молока принесёт. Кто посидит вечером в хате… Печь растопит… Два года, как мы, помыкавшись по чужим углам, вернулись в родные хаты. И ей передайте, что хата её целая. Крыша есть, окна. Что побито и разграблено, вместе восстановим. Дайте нам только адрес, где она живёт и страдает, поедем и заберём. Привезём назад. Чтобы она не умерла от тоски… Я вам в ножки поклонюсь… Невинная душа мучается в чужом свете…
Есть ещё одна примета… Я забыла… Когда ей что-нибудь болит, она тянет песню. Без слов. Один голос. А разговаривать она не может… Когда болит, тянет голосом: а-а-а… Жалится…
