Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)

Непродуктивные размышления были прерваны неожиданно. На балкон прямо с крыши спрыгнула большая кошка или, скорее, кот. Увидев Тимошу, зверь изумленно выгнулся и зашипел. Тимоша был удивлен не меньше, но постарался не выказать никакой агрессии. Он даже придал своему лицу приятное выражение, что для животного, впрочем, ничего не значит. Кот с урчаньем вскочил на перила и, держа хвост свечой, бесстрашно по ним прошелся – в Тимошину сторону и в обратную, окончательно подтвердив свой пол. Этот кот был добавочный штрих в наблюдаемой картине мира. Он был тут вполне уместен, а Тимоша нет, и оба они это чувствовали.

Не было ясности, для чего Тимоша понадобился Алене. Может быть, только затем, чтобы было кем похвалиться перед подружками из пошивочного. Или чтобы он резал кроликов и шкурки не доставались Нинке. Что-то подсказывало Тимоше, что уточнять не стоит, и все-таки он попробовал. Он решил испытать Алену скандинавским кинематографом.

Когда он вернулся в комнату, там уже было прибрано. Все предметы вернулись на свои места, включая и мамино креслице. Сейчас его занимала Алена, поместившись удобно от подлокотника до подлокотника. На столе перед ней был открыт ноутбук, освещавший ее лицо. Алена всматривалась в экран с напряженной полуулыбкой, как дети глядят в аквариум.

– С кем-нибудь уже чатишься? – спросил Тимоша.

– Что ты, – ответила она кокетливо. – Кроме тебя ни с кем.

На его предложение посмотреть кино Алена не возражала.

– Ты такой интересный, – сказала она. – Другой бы полез обниматься.

Но от объятий Тимоша все-таки воздержался. Он нашел замечательный норвежский фильм, чувствительный, как раз для девушки. Спустя полчаса от начала просмотра, Аленина голова стала клониться к его плечу. Упрекнув себя в чрезмерной холодности, он придвинулся ближе, но оказалось, что девушка просто спит. Возникла неловкая ситуация, из которой Тимоша не знал, как выйти. Выручил Аленин кот. Намеренно или нет, он с грохотом что-то обрушил на кухне и помчался, часто скребя когтями. Алена проснулась и бросилась за котом. Тимоша нажал на «паузу», но ловля кота подвела черту в киноэксперименте.

– Паразит, – сказала Алена нежно, вернувшись с котом на руках. – Тапком бы его надо.

Больше она на креслице не садилась и к ноутбуку не приближалась.

Ночь уже наступила; туманы, наверное, уже легли на пустырях за сараями. Можно было пойти проверить. Возможно, Алена бы согласилась и у нее, вероятно, нашелся бы сарафан. Но она уже показала свою эстетическую слепоту, и если по правде, то и телесно была не в Тимошином вкусе.

Девушка и сама понимала, что гость обниматься не расположен. Она постелила ему на диване в комнате, где они обедали, и пожелала спокойной ночи.

Но покоя он не нашел на ее диване. Хруст пружин отдавался Тимоше в ухо. Откуда-то доносился ответный скрип – это стонала кровать Алены. Бабушкин запах в темноте усилился. Где-то поблизости ходил кот. Тимоша боялся пошевелиться, чтобы девушка не догадалась, что он не спит. Скованный неподвижностью, он испытывал странное беспокойство, прямо не относившееся к Алене и ни к чему конкретно. Тимоша пытался анализировать собственные ощущения и наконец достаточно утомил свой мозг, чтобы забыться сном.

Во сне он увидел себя котом, которому ради шутки надели носок на голову. Тимоша со стороны видел, как он же, кот, трясет головой и мечется, но помочь себе был почему-то бессилен.

Наутро его, как и в поезде, разбудило солнце. Он шевельнулся, под ним затрещал диван, и Тимоша вспомнил, где он находится и почему. Ясное утреннее сознание словно лучом высветило всю глупость и ужас его положения. Поднявшись с дивана, Тимоша почувствовал на себе чей-то взгляд. Это был кот; он лежал на столе, подобравши лапы и постукивая хвостом.

– Надеть бы на тебя носок, – прошептал Тимоша.

Но разбираться с котом было некогда. И носки, и рубашку, и джинсы Тимоша быстро надел на себя. Передвигаясь на цыпочках, он собрал и упихал в рюкзачок одеколон, смартфон, сигареты и зубную щетку. Время от времени он прислушивался, но из Алениной комнаты доносились мерные звуки сна. Только кот торжествующе наблюдал за ним.

Так Тимоша сбежал от Алены – не позавтракав и не объяснившись с девушкой. Мало того, что он поступил не по-джентльменски, но к тому же и опрометчиво. Теперь ему предстояло в ожидании поезда, уходившего только вечером, проболтаться весь день в Бобрах. На эту вторую свою прогулку Тимоша отправился прежним, известным уже маршрутом. Но сам он уж не был прежним после своего предательства, и прогулка вышла не такой приятной. Троллейбусная кондукторша посмотрела на Тимошу пристально и билетик оторвала слишком резким движением. Доехав до центра, он с облегчением вышел и следующие два часа провел в первом попавшемся скверике, изучая птиц. Бобровские воробьи и голуби были такие в точности, как в Москве, но на Тимошу они смотрели недоверчиво-подозрительно. В течение этих двух часов он ничего не слышал, кроме чириканья, воркованья и отдаленного звона колокола. В монотонном своем повторении эти звуки воспринимались как тишина. Но потом между ними вклинились человеческие голоса, усиленные акустикой. Это на главной площади разгорались митинги. Так и не подружившись с местными голубями, Тимоша поплелся на площадь.

Из двух намечавшихся митингов открылся пока один. Первыми ход свой сделали либералы. На подиуме уже выстроилась очередь из ораторов. Тот, что владел микрофоном, взмахивал кулаком и кричал:

– Долой!

– Долой! – отвечало ему полплощади.

Тимоша вошел в толпу либералов, и они его будто ждали. К нему оборачивались и пронзали требовательными взглядами.

– Долой кого? – уточнил Тимоша.

Вокруг засмеялись и засвистели. Кто-то хлопнул его по спине. Тимоша увидел бомбилу, который вчера их вез.

– Кундяева, брат, а еще кого же!

– Это ваш губернатор?

– Митрополит!

Тимоша подумал, что не расслышал.

– При чем тут митрополит? А как же дороги и демократия?

Бомбила округлил глаза:

– Прикидываешься ты, что ли? Вот с попами покончим, и всё у нас будет.

У либерала, стоявшего рядом, задергалась вдруг щека.

– Что вы с ним дискутируете, – взвизгнул он, – вы же видите, это засланный!

Обращенные к Тимоше взгляды исполнились отвращения. Дергающийся активист целил пальцем ему в лицо.

– Долой! – закричала толпа.

– Долой! – подхватили на подиуме.

Тимоша почувствовал, что пахнет жареным, и поспешил покинуть либеральный стан. Он добрался до леера, разгораживавшего площадь, и занес уже ногу, чтобы перешагнуть его, как услышал командный оклик:

– Стой! Ты куда, турист?

Тимошу остановил полицейский, уперев ему в грудь растопыренную пятерню.

– Я не определился, – пробормотал Тимоша.

– Так, так! – полицейский похлопал дубинкой себя по ляжке. – Значит, ты гусь перелетный… А ну, покажи рюкзак!

А на другой половине площади в это время грянули колокола.

– Слава Кундяеву! – проревело из акустической установки.

– Многая лета! – соборным эхом отозвалась толпа.

Прокундяевцы то и дело осеняли себя крестами. Хоть они запрягали дольше, чем их противники, но кричали громче. Впрочем, Тимоше неважно было, кто здесь кого перемитингует. Он знал, что сегодня уедет и больше в Бобры никогда не вернется. Его утомило кипение чуждых ему страстей. Тимоша двинулся сквозь толпу, прокладывая себе дорогу то правым, то левым плечом. Прокундяевцы оборачивали к нему свои православные бороды и роптали. Вдруг опять его хлопнули по спине. Оглянувшись, Тимоша глазам своим не поверил – перед ним был знакомый бомбила.

– Значит, и нашим и вашим? – бомбила недобро осклабился. – Мужики! – крикнул он, привлекая внимание прокундяевцев. – Этот парнишка засланный!

Прокундяевцы наставляли на Тимошу бороды.

– Иуда!.. Иуда!.. – ворчали они, и глаза их наливались кровью.

– Отстань, сумасшедший! – вскричал Тимоша и оттолкнул бомбилу.

Выбравшись из толпы и покинув площадь, он еще долго шел без направления, прежде чем перевел дух.

Улицы города, малолюдные еще вчера, сегодня казались совсем пустыми. То ли попрятались бобровчане, то ли ушли на митинги. Редкие пешеходы показывались вдали, но сворачивали куда-то, словно бы не желая встречаться с Тимошей. Он и сам избегал людей после увиденного на площади. Тимоша скрывался в сквериках, где были одни только голуби, но они при его появлении разбегались прочь. Когда он решил пообедать и зашел в кафе, официантка выронила поднос. Чувствовалось, что город выталкивает Тимошу, что все тут, до голубей включительно, желают избавиться от его присутствия. Он и сам избывал мучительно время, оставшееся до отъезда. Тимоше хотелось скорее юркнуть в поезд и затаиться в вагонных глухих потемках.

Последние два часа он провел на вокзале, бегая от служительницы со шваброй, которая повсюду его преследовала. Наконец он нашел себе безопасный угол и чуть было не заснул от нервного перенапряжения. Объявление о посадке вывело его из транса. Выйдя к поезду, он отсчитал свой вагон и нашел свой отсек в вагоне и в отсеке место. Сбылось то, о чем Тимоша мечтал весь день, и казалось, он мог расслабиться. Только соседи его по отсеку странно помалкивали при нем и отворачивались к окну.