Андрей Молчанов - Новый год в октябре
Старик, — захлопал Авдеев глазами. — Это что, телевизор?! Это же сколько по диагонали? Метр? Не, больше… Откуда? Тоже что-ли от ископаемой бабуси?
Ты!.. — Прошин скрипнул зубами. — Бабуси ископаемые у тебя были, понял?
Ладно…садись. Давай выпьем. — Он разлил водку и ловко надел на вилку сопливый маринованный гриб. — За то, чтоб нам везло, — сказал он, чокнувшись с бутылкой. — Пей, Авдеев, пей, пока печень твою не бросили небрежным жестом в оцинкованный тазик с надписью «Морг»
Я все же завидую Роме… Действительно, умирать, так в горах, на леднике… Никакие студенты тебя препарировать не будут, никакие черви не доберутся… Бр-р! А там наткнутся на твой свежезамороженный трупик потомки, оживят, и начнешь ты среди них — чистых, умных, не употребляющий водяры — чудесную, полную смысла жизнь…
Авдеев пил водку судорожно, с закрытыми глазами, покрасневшим от натуги лицом.
Нездоровая его кожа собралась морщинами, длинные нечесанные пряди волос свисали до подбородка. После третьей рюмки водки с Авдеевым случилась метаморфоза: он стал заносчив, высокомерен и хамоват.
Без меня вы…ничто, — сказал он. — Абсолютно.
Конечно, — подтвердил Прошин, изучая этикетку на бутылке. — Без тебя мы провозились бы с анализатором лет десять. С тобой — лет шесть. Ты у нас гений, Коля, я чистосердечно…
А ты знаешь?… — Авдеев оглянулся по сторонам. — Анализатор ваш ничего не изменит. Датчик не главное. Дело… в приемнике!
Что ты городишь?! — не удержался Прошин. — Приемник — банальность. Фильтр, выделяющий сигнал на уровне шума.
Он мне еще объясняет, корифей, — сказал Авдеев с отвращением мастера к школяру. Только к чему вы прийдете? Модернизация существующего.
Друг, — сказал Прошин, — не надувай щеки. Будто ты знаешь нечто в корне новое.
Знаю! — Авдеев запнулся, усердно проворачивая в голове какую-то мысль. Хорошо, — начал он, — расскажу. Все равно украсть решение ты не сможешь. Слушай. Я вытянул лоторейный билет. Нашел… частоту излучения больной клетки с изотопом… ну, не важно каким. Усек? Не частоту излучения изотопа как такового, а частоту переизлучения… клетки. Правда надо знать какой дозой ее возбудить, когда замерять частоту…
Не может быть…
Может, Леха. Как это… Есть многое на свете, друг Горацио, что заглушают грохотом оваций… Н-да. Но как и чего — ша! Молчок!
Значит, — сказал Прошин, — теперь мы должны сдвинуть частоту в приемнике?
И еще кое-что, — поддакнул Авдеев. — И прекрасненько будем знать, где злокачественно и где это… все путем. Но как уловить частоту — черт не догодается! Лоторея.
А как? — напряженно спросил Прошин и проклял себя за такой дешевый вопрос.
А… — Коля смешливо сморщил нос. — Стырить хочешь? Не выйдет! — Он покосился на бутылку и щелкнул по ней пальцами. — Я это дело бросаю. И частота у меня тут…Он наклонил голову и долго стучал по ней кулаком. — И потому, хоть расколи мне черепушку, ничего оттуда не выскочит! Я сам! Сам! Мне тоже жить охота. А с тебя моей кандидатской довольно. Отцапал в свое время халяву. Теперь и я пробиваться начну. В кандидаты, в доктора… Хотя чего там — сразу в доктора! Открытие… как пить дать… сразу степень, премия…
Пора мне уж…
Стоп, — проговорил Прошин. — Пусть все, сказанное тобой, правда. Теперь мы знаем где что находится. А дальше? Как этот клад изъять?
А на это, — отозвался Авдеев весело, — на это есть врачи, и ихние мозги пусть шевелятся и болят. А они додумаются, не боись! А я… мне достаточно. Открытие, врубился?
Он погрозил пальцем. — Э-э, ты, верно, опять купить меня хочешь? Не выйдет, Леха, я ж говорю: ты свое получил. Шабаш. Ты, Михайлов…
Раньше Авдеев работал у Михайлова.
Михайлов? — насмешливо переспросил Прошин, — Он-то при чем?
Жулье страшенное! — поделился Коля. — Он тоже, как ты. Любит на чужом ручонки погреть. И отдохнуть за госсчет. Тоже гнилая рыба. Собственно, вас двое таких в институте.
Остальные, слава Богу, приличный народ… В Латвию скоро едет Михайлов-то…
Чего ему там?
Как чего? — удивился Авдеев. — Развеяться. Готика. Костелы. Древние улочки Риги.
Аппаратура к тому же у тамошних заказчиков барахлит… Не истек срок гарантии. И ответственный кадр едет… Разбираться, ха-ха!
Он… специально допустил брак? — лениво спросил Прошин.
Безусловно… — развел руками Авдеев. — Это такая скотина… Как ты.
Полегче, — добродушно предупредил Прошин. — И какой брак?
Элементарно! — с пьяной откровенностью поведал Коля. — Система проще ночного горшка: у них в приборе кассетные платы, втыкаем туда одну технологическую, без лака это заместо заводской… все дела. А там туманы в Латвии, туманы. Балтика. Ну! Влажность воздуха, как говорят синоптики. И все параметры платы через годик тю-тю…
Ерунда, — медленно сказал Прошин. — И впредь не надо сплетен. Нужна Михайлову Латвия! Он в Австралию ехать не хочет — мне предлагал…Текучка, говорит, запар, ничего не успеваю…
Значит у вас общие дела, — резюмировал Коля. — Какой запар? Вечный кайф, и покой от него ему только снится. Ты мне на мозги макароны не вешай… Если едешь ты, значит, Михайлов у тебя в кармане брюк. Купил, значит, ты его. И давно пора. Он глупый.
А ты… У, кобра очкастая… — И он сделал Прошину «козу».
Тот невольно улыбнулся.
Слушай, Авдеев… А ты не спросил себя, почему это я вдруг начал приглашать вашу милость в гости?
Авдеев насторожился.
Ну… — опасливо произнес он. — Чего такое?
Видишь ли… — Прошин убирал со стола. — Ты, конечно, начнешь сейчас ныть о моем коварстве, но заранее предупреждаю: не стоит. Ошибешься. Так вот. Увольняют тебя, Коля. Сегега все-таки стукнул, видимо… Но увольняют, мягко, по сокращению штатов…
Авдеев буквально закачался в кресле.
Врешь! — прохрипел он. — Врешь!
Да, не волнуйся, — благодушно продолжал Прошин. — Друзей не забываю. Вытащу.
И не думай, что я загорелся выудить у тебя заветную частоту. Она твоя, и знать ее не хочу.
Речь о другом. Ты избил Глинского и оправданий нет… И победой над раком вины перед начальством не искупишь. Оно твердолобое, недоверчивое, мыслит конкретным фактом пьяной драки. Позор! Но мы все исправим. Кое-кому сверху нужны расчеты, совпадающие с проектом многоячеистого датчика. Скажу более: потому что этому кое-кому нужен многоячеечный датчик. Это большое желание большого начальства. И ты пойдешь навстречу и начальству и желанию. То есть подобные расчеты — твой спасатьльный круг. И пока ты над ними потеешь, никто на тебя и дыхнуть не посмеет, будь уверен!
Что за расчеты? — спросил Авдеев удивительно трезво. — Тебе нужна докторская?
Фи, какие мы подозрительные, — присвистнул Прошин. — Эка, хватил! Разве это тянет на докторскую?
Да, — сказал Авдеев в раздумье. — Для докторской… хило.
Уже хорошо. Едем дальше. Завтра ты убеждаешь всех нерациональности сканирую щего датчика. Дело это сложное, но ты гений и потому как там… пусть твои шевелятся и болят, ага? Сделаешь расчетики с помощью лаборатории, затем — пожалуйста! — разрабатывай приемник со своей лоторейной частотой и становись академиком.
Но уйдет год… Год вхолостую!
Уйдет не год. — Прошин загибал пальцы: — Январь, февраль, март, апрель… Четыре месяца. Только четыре, не больше!
Но это же… — сник инженер. — Это же прийдется вкалывать, не разгибая спины. И всех обмануть…
Ай-яй-яй, — посочуствовал Прошин. — Какая трагедия! Я понимаю, старик, но не вижу выхода. А потом что такое четыре месяца? Дальше- то — король! — Он разлил остатки водки по рюмкам. — Дальше докажешь всем, кто ты есть, а есть ты талантливейший человек!
Наташке докажешь… По рукам?
По рукам и по ладоням, — задумчиво проговорил Авдеев. — Ладно! Черт с тобой!
Ну, ни фига себе! — оскорбился Прошин. — За него переживаешь, а он тут выкобенивается, фрукт! «Черт с тобой!» Это с тобой черт! Не надо никаких расчетов. Сам выпутывайся. Катись отсюда!
Леш, ты чего? — перепугался Коля. — Я ж в шутку…
В шутку… — обиженно продолжал Прошин, принося с кухни жареные шампиньоны.
Шутник нашелся! Да! Спохватился он. — Глинскому о расчетах — ни-ни! Узнает — всему хана! Он в курсе, кому из начальства они нужны, и все сумеет увязать. А если поднимется вой, я буду бессилен.
Авдеев понимающе закивал, вытирая рукавом бледное лицо.
Что с тобой? — испытывая внезапную жалость, спросил Прошин.
Да… сердце… пройдет сейчас…
В лице Авдеева было что-то трогательное, детское, до боли знакомое… И тут Прошин вспомнил: однажды он несправедливо ударил сына, и у того было такое же выражение лица непонимающее, растерянное…
Коля, — сказал он, отвернувшись. — Я обещаю… Твой анализатор будет…сделан. Во что бы то ни стало. Я обещаю.
-------------Было светло и студено. Над ажурными чашами антенн, в зимней, глубокой синеве поднебесья висели, окоченев, крепенькие, будто сдавленные морозом облачка.
