Роман Сенчин - Информация
– Вань, подожди, – попросил, – не уезжай. Давай до «Седьмого континента» доскочим. Еды надо купить… выпить чего.
Тот согласился, конечно, – знал, что я приплачу за эту услугу.
Мы набили с ним две тележки продуктами и бутылками, сгрузили в багажник «Фольксвагена», кое-как доставили ко мне на седьмой этаж.
Я сунул Ивану тысячерублевку, замкнул дверь и стал изучать обстановку в квартире.
Было ясно, что с тех пор, как я побывал здесь в последний раз, больше никто не появлялся. Ни Наталья, ни хозяйка… Все вещи жены находились на своих местах. Одежда, обувь. Даже норковая шуба висела в шкафу… Значит, гниду там обеспечили…
Это меня еще сильнее разозлило. Захотелось собрать шмотье и выкинуть. Чтоб никаких следов… Я прохромал на кухню – нужно было выпить. Увидел на полу пакеты, в которых таяли пельмени, креветки, блинчики, и стал засовывать их в морозильник. Потом занялся очищением полок холодильника от старой еды. Вылил в унитаз суп, который Наталья сварила полмесяца назад, отнес в мусоропровод загнившие мандарины, побуревший кусок докторской колбасы, покрытые плесенью помидоры, наверняка еще вполне съедобный сыр. Заметил в прихожей порванные, с отпечатками пяток домашние тапки жены и тоже спустил по трубе. Потом туда же – полотенце, в котором Наталя вышла тогда из ванной… Да, от многого хотелось избавиться. От всего, что напоминало о том времени. Той жизни.
С трудом остановил переходящее в истерику наведение порядка; включил альбом группы «Сансара» и стал пить.
«Всё, дальше некуда – дальше ряд зве-оозд», – вязко текло из колонок, а я бросал в себя водку рюмка за рюмкой.
В те дни я совершил, наверное, самую большую ошибку; во многом из-за нее и сижу сейчас, запершись на все замки, боясь зажечь свет, вынув сим-карту из мобильника и отключив городской телефон…
Конечно, после недель в больницах я погрузился в запой. Нужно было выжечь неприятности и беды. Но запой был не черный – я не забывал ухаживать за ногой, при помощи Интернета и телефонных переговоров зарабатывал деньги (конечно, не такие большие, как если бы бегал по городу, лично встречался с людьми), и, главное, – всерьез занялся покупкой квартиры. Была уверенность, что свое жилье на сто процентов изменит мое положение и я похороню прошлое.
В нынешней однухе я находиться попросту не мог – все напоминало о жене, ко всему прикасались ее пальцы. Переезжать в очередной раз на съемку представлялось глупостью: из нее тоже рано или поздно придется съезжать, а сумма для ипотеки имелась, и варианты появились еще до разрыва с Натальей, – вяловато, правда, но я присматривал подходящую двушку, а то и (но это у МКАДа, а то и за ним) трешку еще с прошлого сентября.
К тому же все, с кем я ни заговаривал о покупке квартиры – от Руслана до Ивана, – оказывается, следили за рынком жилья и утверждали, что покупать нужно срочно, так как ожидается серьезное подорожание… И я решил поторопиться.
Об одной важной детали совсем забыл в тот момент – формально я продолжал быть женатым, и жена, уже мне чужая, далекая, почти не существующая, имела равные со мной права на «совместно нажитое имущество»…
Через несколько дней после выписки из «Медицины» нога перестала меня тревожить. Розовые пятна бледнели, отеки рассасывались. В общем-то я почувствовал себя совсем здоровым, но тем не менее продлил бюллетень еще на неделю.
Эта неделя ушла на выбор квартиры и начало оформления ипотеки. Выбрал я быстро – двухкомнатную в относительно новом кирпичном доме на Шестой Кожуховской улице. Грубо говоря, совсем недалеко от центра.
Сама квартира понравилась мне еще осенью – даже Наталью свозил туда, – но вот подъезд, этаж (последний, девятый), да и сам район с его населением – в основном бывшие рабочие ЗИЛа и АЗЛК – удержали тогда от того, чтобы заключать договор и выкладывать деньги. Вдобавок и большой спешки в покупке квартиры я осенью не чувствовал; я искал варианты, присматривался больше под нажимом, но тоже не очень-то настойчивым, жены. А вот теперь схватился за эту двушку мертвой хваткой.
Владельцами ее были сириец, его русская жена и их сын лет пяти. У сирийца заканчивался контракт в России, и он возвращался с семьей к себе на родину.
В начале февраля, когда я позвонил им узнать, продается ли еще квартира, сириец так энергично ответил «да!», что я понял: его прижало. В тот же день мы встретились и начали переговоры.
Оформление ипотеки – дело долгое. Пока банк проверит мою кредитоспособность, кредитоспособность поручителя, пока то да сё; к тому же были проблемы из-за перепланировки… В общем, месяца четыре, по крайней мере, нужно ждать, а сириец уезжал в середине марта.
Мы договорились, что я переберусь в квартиру к этому сроку, месяц-два буду ее снимать за символические деньги, а потом сириец прилетает в Россию, и мы подписываем договор, происходит расчет. Меня это устраивало…
Забегая вперед, скажу, что по условиям договора я выложил пятьдесят тысяч долларов, остальные семьдесят заплатил за меня банк, которому я обязывался вносить по шестьсот долларов в месяц. Плюс к тому пять тысяч долларов я заплатил хозяевам напрямую за оставшуюся в квартире мебель (шкафы, столы, двуспальная кровать с тумбочками и трюмо, разная мелочь) и технику (холодильник, плита, посудомойка, джакузи).
Я был очень рад и сумме, за которую получил квартиру, и той легкости, с какой состоялась сделка… Конечно, я не подписывал документы не глядя – предварительно показал их двум знакомым юристам, они изучили и сказали, что все чисто. Банк тоже был надежный, никакого компромата я на него не нарыл. Судя по информации (я долго шарил в Интернете, недовольных не было.
Но это было позже, а пока я только возвращался в окружающий мир.
Тринадцатого февраля вышел на работу. Встретили меня хорошо, можно сказать, даже с радостью. Одна девушка из отдела, Оксана, подарила иконку Николая Угодника… Еще недавно любые попытки заговорить со мной на религиозные темы я сразу же пресекал цитатой из Свифта: «Религия – болезнь души», – а тут заулыбался и стал благодарить. Дома поставил иконку на полочку…
Постепенно готовился к освобождению нынешней однокомнатки. Пятнадцатого марта должен был переехать на Кожуховку, а двенадцатого, в воскресенье, позвонила Наталья. (Наверняка через Макса, Лианку или Руслана с его Мариной она была в курсе моих планов.)
– Привет, – в ее голосе слышалась осторожная виноватость. – Как здоровье?
– Прекрасно! – Я как раз ходил по квартире, выбирая глазами, что взять с собой, а что выбросить. – У меня все отлично.
– М-м, рада за тебя… Я вот что… Мне нужно вещи забрать. Я без тебя не хотела…
– Я уже больше месяца дома. Почему сегодня?
– Ну, надо когда-нибудь. – Она стала терять виноватость. – Так что, мне можно приехать?
Я сделал паузу, давая понять, что сомневаюсь, а потом неохотно разрешил:
– Приезжай. – И еще после паузы: – Замок тот же, а ключ у тебя, надеюсь, остался.
– А тебя разве не будет?
– Нет.
– Гм… Мне неудобно.
«Что неудобно? Хлам свой в багажник самой стаскивать?» Но вслух я сказал другое:
– У меня срочное дело. Через десять минут ухожу.
Я подождал, что она ответит; Наталья молчала, и я закончил:
– В общем, квартира в твоем распоряжении.
Положил трубку, быстро оделся и спустился на улицу.
Некоторое время стоял во дворе за тополем – хотелось увидеть, как она подъедет, как выйдет из машины… Я представлял ее изменившейся за эти полтора месяца – постаревшей, дерганой. Не хотелось верить, что без меня ей стало лучше… Да и на машину тянуло глянуть – соскучился по этому «фордику»… и вообще по автомобилю… Как только подкопятся деньги, надо о машине подумать. Что-нибудь недорогое и приличное.
Наталья не появлялась. Я замерз и направился в сторону метро «Беговая». Шел дворами, опасаясь, что жена заметит меня, проезжая по Хорошевке, остановит и уговорит вернуться домой. Придется общаться, а самое неприятное – помогать в выносе вещей.
Возле метро было уютное кафе, где подавали настоящие, с мангала, шашлыки. Я любил иногда там посидеть. Зашел и сейчас. Заказал порцию шашлыка с картошкой фри, двести граммов водки и стакан томатного сока.
Пока ждал еду и выпивку, а потом, когда ел и выпивал, все крутил в голове мысль, что вот неспроста Наталья позвонила именно в эти выходные, накануне моего переезда… Да, стопроцентно узнала о покупке квартиры – и Руслану, и Максу я сказал об этом (Макс к тому же был моим поручителем перед банком), те, естественно, перетерли эту новость с женами, а жены, конечно, натрещали Наталье. И она заторопилась, а может, и почувствовала, что совершила ошибку, так со мной поступив.
Помню, меня залила самодовольная радость. Я представлял, как Наталья упрашивает принять ее обратно, говорит, что ее измена была помутнением рассудка, вымаливает прощение… Вот она сидит сейчас в однушке, которую мы снимали почти год, вещи не собирает, – наоборот, привезла то, что забрала тогда, уходя, – и ждет меня, чтобы проситься обратно.
