Роман Сенчин - Информация
– В принципе да. А можно и под пулю попасть… Впрочем, о журнале можно подумать…
Сейчас, вспоминая этот разговор, да и другие похожие, каких было у нас со Свечиным немало в те дни, хочется смеяться. Невесело, саркастически. Два взрослых мужика (одному тридцать пять, другому тридцать два), не пьяные, не очень хорошо друг друга знающие, сидят и базарят час, другой о подобной фигне. И главное, вполне искренне.
Свечина можно понять – такие люди, годами находящиеся в вынужденной (хотя в основе своей – добровольной) аскезе, любят помечтать, а если вдруг повезет, войти в какое-нибудь денежное дельце. Тем более, если оно позиционируется как борьба с чем-то устоявшимся. Чтоб одновременно и подзаработать, и показать, что упорно движешься против течения.
А я? Конечно, не случись со мной этой беды с обморожением, не шибани по голове измена жены, я бы не стал тратить время и эмоции на подобный треп. Но в тот момент он мне помогал. И что самое удивительное – в последующие четыре года я время от времени заражался планами Свечина, Ивана, девушки Ангелины, даже готов был вложить в их осуществление деньги. Слава богу, не вкладывал… Да нет, ничего удивительного – всерьез обсуждая какой-нибудь бредовый проект, я спасался то от одиночества, то от приступов осознания бессмысленности жизни.
Олег Свечин навещал меня почти ежедневно. Так же часто приходил одноклассник Максим и тоже вел долгие беседы.
Он всегда меня поражал – в школе учился кое-как, в универе не появлялся неделями, когда работал, то брал отгул за отгулом, но умудрялся вызывать у учителей, преподавателей, начальства симпатию и снисходительность. Короче, ниоткуда его не вышвыривали (в школе за четверть ставили натянутые четверки), в крайнем случае уговаривали взяться за ум.
Университет Максим бросал раз десять, но как только выказывал желание продолжить учебу, его тут же восстанавливали. В итоге за пятнадцать лет окончив четыре курса, он уехал в Москву.
Здесь Максим продолжил жить в таком же стиле… Есть особый вид людей – симпатичные распиздяи. Вот Макс – один из ярчайших представителей.
На первом курсе он познакомился с джазовой певицей Лианой, девушкой на два года его старше, армянкой, дочерью богатого и довольно известного в нашей городе бизнесмена. Они стали дружить, Лиана, видимо, его всерьез полюбила – прощала Максиму его распиздяйство, безденежье, игру на автоматах (он мог просадить все до последнего рубля), даже хоть и не совсем доказанные, но почти явные измены.
В две тысячи первом Лиана переехала в Москву. Ей пришло в голову, что в столице она как певица добьется большего, чем в нашем областном центре… Она занималась вокалом с детства, брала уроки у известных преподавателей, нанимала музыкантов для репетиций и записи демо, тратила на это кучу папиных денег.
В Москве сняла квартиру, продолжила петь, показывая, что готова нести немалые финансовые расходы. Музыканты, владельцы студий, звукорежиссеры этим активно пользовались – за любую мелочь Лиане приходилось платить тройную цену.
Вскоре к ней приехал Максим, при помощи знакомых устроился редактором на «РТР». Работа была халявная – подправляй поступающую информацию, подбирай нехитрые синонимы, чтобы, скажем, слово «визит» не повторялось слишком часто, в исключительных случаях делай передиктовку – и получай за это приличную зарплату.
Но через несколько месяцев Максим закапризничал – скучно. Его сделали репортером передачи «Дежурная часть». Репортером он пробыл совсем недолго – мотаться по Москве, смотреть на трупы, брать интервью у тех, кто полчаса назад убил человека, а то и нескольких, оказалось слишком тяжело. Макс стал довольно сильно пить, жаловаться на кошмары, и его перевели в ведущие этой программы. Теперь пять раз в неделю он появлялся на экране, рассказывал, где что взорвалось, где кого убили, какие автокатастрофы произошли, но сам уже на места не выезжал. Получал около восьмидесяти тысяч чистыми; деньги почти сразу и почти все проигрывал.
Да, пожив вместе некоторое время в Москве, Макс и Лиана поженились; Лианин папа купил молодым квартиру в новостройке в Кунцеве…
Любой человек, посмотрев на жизнь Макса, сказал бы, что он как сыр в масле. И очень бы удивился, узнав, что этот человек постоянно плачется, как ему тяжело, как ему не по душе работа, жена, Москва и остальное.
– Достало все, так, блин, достало, – ныл он, сидя рядом с моей кроватью. – Психика расстроилась, бухаю каждый день. Но как бухаю – бухаю и помню, что завтра в одиннадцать на эфир бежать, рожа должна свежей быть… Мучение, а не бухание… И Лианка еще… – Максим кривился. – Изворчалась вся, всем недовольна.
– Я бы тоже был недоволен, если б мой муж… – Я кашлянул, услышав в этом сравнении нечто абсурдное. – Ну, если б человек, с которым я живу, всю зарплату за один вечер спускал и еще пил бы так…
– Не в этом дело. Просто достали друг друга.
– Ну, это мне знакомо, хе-хе. – После собственных неприятностей я не мог слушать такие жалобы без ехидного смеха.
– Домой вернуться хочу, – нудил дальше Максим. – Лену помнишь? Я вас знакомил, когда ты приезжал тогда…
В памяти мелькнуло нечто почти совершенно забытое:
– Лет пять назад?
– Ну да, да… Хорошая девочка. Ждет меня до сих пор. Понимаешь?… Столько здесь прожил, а не могу привыкнуть. Тошно, все давит. А она там. Классная ведь девочка?
Я неопределенно качнул головой… Какая-то скромная малолетка… Кажется, один раз с ней и встречался – посидели в кафешке на набережной. Она молчала, смотрела на Макса, как на что-то прекрасное… Лиана тогда уже свалила в Москву, и Макс, почувствовав свободу, отрывался по полной.
– Зря я женился, – по новой заныл он. – Мы ведь с Лианкой уже там, дома, на грани расставания были. А несколько месяцев не виделись и решили, что эта тяга друг к другу – любовь. И вот…
– Не замечал. Вы вроде душа в душу… А может, и с этой так же получится. Сейчас тянет, а через пару лет…
– С Леной?! – Макс аж подскочил на стуле. – Нет! Нет, с ней все серьезно. С ней – навсегда!
И он клялся в любви к этой Лене, клялся так горячо, будто я был тем, от кого зависело, дать ли ему развод с женой и допустить ли до этой девочки… Мне вообще-то было по барабану, тем более что я не верил в реальность каких-то действий со стороны Макса. Он никогда не делал решительных шагов. Скользил по жизни, не падал, но не скользить не пытался. (Оказалось, что я ошибся – Максим сделал в конце концов этот шаг, но какой-то страшно запоздалый, и так хряпнулся, что вряд ли поднимется.)
В тот момент меня больше всего заботили личные проблемы, и я расспрашивал его о Наталье, о том, к кому она ушла.
– Да я не в курсе почти, – морщился он; ему явно хотелось говорить лишь о своей любви.
– Ну хорош гнать. Лианка с ней наверняка по полдня перетирают.
– И что?
– Что! Ты не на Луне живешь… Давай рассказывай.
– Ну, солидный человек. За сорок… Двое детей… Ушел, кажется, развод оформляет… Живет с Наташкой теперь… Член правления банка, где она работает… Любят друг друга…
– Любят, блядь!.. – Я сжимал кулаки; было обидно. – Я им устрою любовь!
– Не надо, – как-то жалобно отзывался Макс.
– Что – не надо? Почему?
– Да разбегитесь мирно, и все будет нормально. Найдешь девочку…
– Сейчас мне на хрен никого не надо. Я бы всех их в одну яму… Твари!
Максим начинал дрожать:
– Не смей! Не все такие. – И снова пытался загрузить меня своей песней о Лене. Какая она скромная, верная, настоящая…
Я лежал на удобной ортопедической кровати и уже не слушал. Очень хотелось выпить. Очень хотелось скорее выздороветь и начать что-то делать.
Но нога заживала медленно – порой я начинал сомневаться, действительно ли врачи дорогущей «Медицины» делают все возможное. Вполне могли затягивать, выкачивая денежки… Полторы недели я там пролежал; ухудшения не наблюдалось, но и сказать, что начал бегать и прыгать, тоже нельзя. Так, ковылял кое-как, стараясь не налегать на правую ногу всем весом.
Дней через десять я стал навязчиво интересоваться у врачей: идет ли улучшение? Возможна ли гангрена и прочие ужасы? Врачи оптимистически восклицали, что налицо явный прогресс, и после паузы добавляли: «Но выписываться еще рано. Необходим уход».
И когда торчать в палате стало невыносимо, а денег заметно убавилось и новых из-за моего пребывания здесь не появлялось, я спросил прямо: «Можно ли продолжать лечение дома?» Врачи засмущались, сдвинули брови, попереглядывались и ответили, что «в принципе можно».
Я выдержал еще сутки, а потом позвонил Ивану.
Следующим утром мою ногу в последний раз осмотрели, выписали мази, назначили амбулаторные процедуры и, явно сожалея, выписали…
Все предыдущие недели я очень хотел оказаться в своей квартире, но как только оказался, навалились те же чувства, которые рвали меня в тот вечер, когда читал эсэмэски. И квартира показалась капканом.
