Гюнтер Грасс - Собачьи годы
То, что мучные черви имеют сообщить каждому из трех господ, звучит, быть может, несколько прозаично. Самому миловидному рекомендовано во что бы то ни стало выбить из британских оккупационных властей газетно-издательскую лицензию номер шестьдесят семь, дабы начать растущими тиражами выпускать газету «Слушай!», а заодно, кстати, не забыть предоставить мельнику Антону Матерну бесплатную годовую подписку на это издание, ибо мельник обожает иллюстрированное газетно-журнальное чтиво и помешан на радио, а ведь «Слушай!» — это, конечно, подробная иллюстрированная радиопрограмма. Лицензию номер шесть, на издание еженедельника «Ди Цайт» — «Время», названного так по совету мучных червей, предложено взять самому шустрому из трех гостей. А самому маленькому и деликатному, который от робости грызет ногти и даже заговорить не решается, мучные черви шепотом через мельника просят передать совет: пусть, мол, нынешнюю свою затею, газету «Ди Boxe» — «Неделя», немедля бросит, а попытает счастья с лицензией номер сто тридцать два.
Ушлый Шпрингер[375] хлопает чудаковатого, рассеянного Руди[376] по плечу:
— Спроси у деда, как тебе окрестить твое новое чадо?
Незрячие мучные черви устами кривого мельника тотчас ответствуют: «Дер Шпигель» — «Зеркало», ибо без хорошего зеркала, в котором виден каждый прыщик, нынче ни в одном доме уже не обойтись, — правда, зеркало должно быть вогнутое; ибо то, что легко читается, легко забывается и еще легче цитируется; писать правду вовсе не обязательно, но номера домов должны быть указаны точно; словом, хороший архив, то бишь тысяч десять, а то и больше мелко исписанных карточек с успехом заменяют мысль; «люди не хотят, чтобы их заставляли думать», — так выразились черви, — «они ждут, чтобы их точно информировали».
Собственно говоря, прием как таковой уже окончен, однако Шпрингер все еще что-то недовольно бормочет насчет червячных прогнозов, потому как, если уж начистоту, он вовсе не радиопрограмму для широких масс замышлял издавать, а скорее радикально-пацифистский еженедельник.
— Я хочу их встряхнуть, понимаете, встряхнуть!
В ответ мучные черви устами мельника Матерна утешают его пророчеством: в июне пятьдесят второго он облагодетельствует нацию общеполезным начинанием — «три миллиона читающих неучей будут ежедневно завтракать с газетой „Бильд“ в руках».
Тут, торопясь, покуда мельник не раскрыл второй раз свои карманные часы, почти в отчаянии кидается за помощью и советом тот самый, еще совсем недавно такой вальяжный господин, у которого Аксель Шпрингер и коротышка Аугштайн стараются перенять хорошие манеры. Ночью, исповедуется он на аспидной дощечке, ему снятся социал-демократические сны, днем он обедает с христианскими заправилами тяжелой промышленности, тогда как сердце его отдано авангардистской литературе, словом, он совершенно не знает, как ему быть. В ответ мучной червь сообщает ему, что это сочетание — по ночам левые мысли, днем правые деяния, а в сердце авангардистский огонь — самая что ни на есть подходящая смесь для еженедельника «Ди Цайт» — «Время», органа почтенного и вместе с тем доступного, либерального и в меру мужественного, просветительского, но и прибыльного.
А вопросы так и сыпятся: «Цены на газетные объявления? Кто составит заградительное меньшинство[377] в издательском доме „Улльштайн“»? Но мучные черви в лице мельника Матерна дают отмашку. Всем троим милостиво дозволяется, прежде чем они учтиво откланяются, начертать на стволе мельницы свои имена — они и по сей день там красуются: красавец Шпрингер, оседланный мировой скорбью Руди и господин Буцериус[378], чье родословное древо коренится в глубоком, хотя и просвещенном средневековье.
После относительно спокойной недели, — мельнику Матерну доставлен и расстелен под ногами ковер; на рукояти рубильника, который в прежнюю пору включал и выключал трясучую механику сортировочного ящика, находит опору и временное пристанище застекленная фотография дряхлого Президента Рейха Гинденбурга, — после недели, прошедшей без особых хозяйственных перемен и организационных преобразований, — разве что Золоторотик успевает расширить проселок, ведущий от шоссе Фирзен — Дюлькен к заброшенной мельнице и снабдить поворот соответствующим указателем, — итак, после недельной подготовки и концентрации сил к мельнице по отремонтированной и засыпанной свежим гравием дороге один за другим начинают подкатывать хозяева концернов или их доверенные лица, обремененные заботами декартелизации[379]; так что отдохнувшие и словоохотливые мучные черви первым делом избавляют от мук несварения разъевшуюся до необозримости корпорацию Флика. На жесткой табуретке, представляя своего папашу, восседает собственной, жаждущей совета персоной Отто-Эрнст Флик. А мельнику совершенно все равно, кто это там перед ним дергается, скрещивая ноги на все мыслимые и немыслимые лады, — с непроницаемо-любезной миной он листает свои уже порядком потрепанные подшивки, а аспидная дощечка заполняется тем временем наинасущнейшими, безотлагательными вопросами. Введенный союзниками закон о декартелизации предписывает Флику-отцу избавиться либо от стали, либо от угля. Мучные черви кричат наперебой: «Шахты, шахты похерь!» Вот так и возникает вычлененное Маннесманном из своих рядов объединение, которое завладевает контрольным пакетом акций АО «Эссенский каменный уголь», а впоследствии, опять-таки по рекомендации мучного червя, возвращается под крылышко Маннесманна. А «Харпенский уголь», отошедший к французскому консорциуму, Флик-старший через девять лет, то бишь пять лет спустя после своего досрочного и день в день предсказанного мучными червями освобождения из тюрьмы, снова помаленьку приберет к рукам уже в качестве главного акционера.
Кстати, в том же году и доктор Эрнст Шнайдер, побывавший в приемной на мельнице вскоре после Флика-младшего, вступает в банковский дом Тринкхаус; а вместе с ним туда же вступают: вся группа Михеля, — бурый уголь! о, бурый уголь! а вместе с ним и углекислота! — чей наблюдательный совет он милостью мучного червя возглавит; ибо своим щедрым, как сама Висла, языком мельник раздает посты и назначения, которые за секунду до этого производят мучные черви. Так одному отставному ротмистру, — будущей ключевой фигуре зарождающейся экономики — обещано участие в двадцати двух наблюдательных советах, причем в шести из них председателем, — поскольку господину фон Бюлов-Шванте, если он хочет остаться на коне, надобно провести весь концерн Штумма через множество сложных препятствий, с каверзной плотностью расставленных союзниками по трассе.
Словом, посетители идут и идут. Важные господа раскланиваются друг с другом на лестнице, что ведет под мельничную крышу в покои мельника Матерна. Звонкие имена все гуще испещряют мельничный ствол, ибо каждый или почти каждый, будь то АО «Хоеш» или «Бохумское объединение», мечтает увековечить себя в столь достопримечательном месте. Крупп посылает Байтца, и Байтц разузнает, как уклониться от декартелизации в эти хитрые, трудные, но все равно работающие на Круппа времена. Кстати, и знаменательный разговор между господином Байтцем и господином Робертом Мерфи, секретарем Государственного департамента США, при посредничестве мучных червей проистекает загодя: это мучные черви сперва, а уж потом господа Байтц и Мерфи договариваются о долгосрочных кредитах слаборазвитым странам; однако выделит эти кредиты не государство — целевым и частным образом их раздаст рука Круппа: мучные черви с энтузиазмом проектируют для Индии металлургические заводы, которые, останься черви дома в Никельсвальде, по правому берегу устья Вислы, были бы, наверно, спроектированы для Польской Народной Республики; но поляки почему-то помощью мучных червей из Западной Пруссии пренебрегли.
А коли так — к червям идут на поклон «Сименс и Хальзке», «Клекнер» и «Гумбольдт»; нефть и калий туда, где отродясь добывали только каменную соль. Этой чести мельник Матерн сподабливается одним дождливым утром в среду. Доктор Квандт является собственной персоной, дабы выяснить, каким образом АО «Винтерсхалл» заполучит контрольный пакет акций Бурбахских разработок калийных солей. Ему растолкована и обещана выгоднейшая сделка, благодарным свидетелем которой как бы невзначай оказывается Золоторотик, заинтересованный в судьбе одной заброшенной шахты где-то между Зарштедтом и Хильдесхаймом.
Но на следующее утро в четверг — дождь не унимается, а мельник Матерн в свободные от приема часы забивает гвозди в опорные балки, перевешивая фото дряхлого президента с места на место, — Золоторотика, который, как выясняется, только хотел забросить мельнику очередную стопку иллюстрированных журналов, уже и след простыл: он опять где-то за границей. Зато сутки спустя — нудный деревенский дождь не знает ни удержу, ни передышки — пред очи мельника являются все наследники Объединения немецких промышленников. Хоть и декартелизованные, они — Баденский Анилин, Байер и Хоехст — приходят все вместе и сообща жаждут получить от мучных червей указания на ближайшие годы. «Ни гроша на дивиденды, все только на наращивание капитала!» Впрочем, подобным лозунгом мучные черви напутствуют не одну только химическую индустрию; кто бы ни пожаловал, — АО «Фельдмюле» и «Эссо», «Ханильс» и «Северогерманский Ллойд», всемогущие и всеимущие банки и агентства гарантийного страхования, — мучные черви хором и в унисон твердят одно и то же: «Отказ от дивидендов ради наращивания капитала!» А уж к этому главному совету всякие мелкие добавки. Как заграбастать концерн «Херти» вкупе с еще более старинной фирмой «Титц» в фамильный фонд Карга? Давать или не давать Бренникмайеру кредиты своим клиентам? И как должен выглядеть мужской костюм будущего, — имеется в виду, конечно же, двубортный, вожделенный объект просыпающегося покупательского спроса, — который скоро начнет выпускать с конвейера фирма «Пик и Клоппенбург»?
