Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
— Дар Иоанна Кронштадтского — редкое явление, — раздумчиво заметил Николай. Он тоже об этом слышал. — А как обыкновенному человеку разобраться, где Зло, а где Добро?
— Я знаю, ты — добрый, Никита — тоже, а вот Митрофанов — злой, нехороший. Почти на каждого хорошего человека приходится один плохой. Но ведь добро тянется к добру, а зло — к злу! — Алиса остановилась и ткнула палкой на возвышающуюся прямо перед ними огромную березу.
— Посмотри, как присосалась какая-то круглая штука к ветвям? Это омела, паразит, сосет соки из березы. Вон еще и еще! Наверное, так и у людей: есть труженики, творцы, создающие ценности, а есть паразиты, присосавшиеся к ним…
Действительно, на ветвях нескольких берез висели безобразные просвечивающие прутяные шары с колючками. Когда деревья выбросят листья, их не будет видно, а сейчас на голых ветвях они висели, как опустевшие птичьи гнезда.
Неожиданно громко грянул выстрел. И тотчас с негодующим криком близ кромки берега пролетел ворон. Немного погодя затрещали сороки, пронеслась над головами стайка каких-то сизых маленьких птиц. Лесное эхо вольно и раскатисто пошло гулять над заснеженным озером.
— Он убил кого-нибудь? — встревоженно спросила Алиса.
— Тишину, — ответил Уланов. — Он убил тишину и вспугнул красоту.
Глава девятнадцатая
1
В городском суде шел процесс над фальшивомонетчиками. Зал был полон народу. На скамьях для подсудимых сидели Турок, Илья Власик, Павлик-Ушастик, Длинная Лошадь и еще несколько незнакомых Уланову человек, тоже проходивших по этому делу. Толика Косого не было, он к ним не имел никакого отношения. Ему просто боялись даже что-либо мелкое доверить — обязательно подведет.
— Они доставали Власику гербовую бумагу, — пояснил сидевший рядом с Николаем Прыгунов.
Судья задавал вопросы художнику Илье Власику. Невысокого роста, с широким тазом мужчина, в мастерской которого Уланов был не однажды, но увидел впервые лишь здесь, на суде, стоял перед судьей и угодливо отвечал на вопросы. Голос у него мягкий, бархатистый, глаза выпуклые, светло-карие, рот маленький, чувственный. На курчавой темной голове розовеет небольшая плешь. Бросая взгляды на сидевшего неподалеку адвоката, он бойко отвечал:
— Сначала я просто решил позабавиться, наказать жадных кооператоров… Сделал несколько полусотенных — сходу их приняли.
— Кто принял? — строго спросил судья, пожилой, с седым ежиком человек с розовым лицом и широкими бровями. Два заседателя, очень похожие один на другого, с интересом смотрели на подсудимого. Перед ними на столе лежало несколько фальшивых ассигнаций.
— Я же говорю, кооператоры, — взглянув на адвоката, сделавшего какой-то знак рукой, поспешно прибавил: — Я и мысли не имел нашести урон государству. Просто захотелось малость наказать этих хапуг. Я ведь слышал, читал, какие они бешеные деньги зашибают на нашем дефиците.
— Откуда у вас такая ненависть к кооператорам? — вставил адвокат.
— А кто их любит? — усмехнулся Власик. — Это зло, порожденное перестройкой.
— Чем занимались кооператоры, которым вы всучили, простите, вручили фальшивые деньги?
— У меня «восьмерка», так какие-то жулики ночью прямо под окнами вынули из нее лобовое стекло. Мне подсказали, у кого можно купить новое. Вы знаете, сколько содрали с меня за стекло эти рвачи? Восемьсот рублей! Я им и… Ну, я с ними и рассчитался фальшивыми ассигнациями.
— И вам не пришло в голову, что эти самые кооператоры пустят в оборот ваши фальшивки?
— Вы только подумайте? — будто ища сочувствия у зала, обратился к присутствующим Власик. — Почти тысячу за какое-то пустяковое стекло!
— Не отвлекайтесь, подсудимый, — остановил его судья.
После художника, изготовлявшего фальшивые ассигнации, стали допрашивать Павлика, Туркина, Ляхову…
Все это было неинтересно Уланову. Он все уже знал от Прыгунова, который разоблачил всю эту шайку. Главными преступниками были Туркин и Власик, остальные — лишь исполнителями. Художник в мастерской изготовлял фальшивые деньги, а исходный материал доставал и потом реализовывал через своих сообщников Борис Туркин. Ни Ушастик, ни Ляхова почти ничего не имели от сбыта фальшивых денег, с ними рассчитывались водкой и вином. Благодаря опытному адвокату, которого нанял Власик, не было доказано на суде, что Павлика и Ляхову одурманивали и наркотиками. Это делал Туркин. При обыске наркотиков не обнаружили, а подсудимые отрицали, что Турок доставал им наркотики.
Этот самый Турок нигде не работал, правда, числился в одном кооперативе уборщиком. На самом деле, выполнял обязанности телохранителя председателя кооператива, совмещая эту необременительную должность с рэкетом и реализацией фальшивых денег. Адвокат доказал, что их, фальшивок, было не так уж и много. Прыгунов был уверен, что Турок по наводке Галины Рублевой грабил и квартиры. Неудавшееся похищение картин из квартиры Улановых — это тоже его работа. Но хитрый адвокат отвел и это обвинение: находившийся в заключении бандит, которого разоружил Уланов, не стал выдавать своего сообщника. Но и одного того, что Туркин занимался распространением фальшивых денег, доставал гербовую бумагу, было достаточно для того, чтобы упечь его в тюрьму. В задачу адвоката входило как можно больше снизить Тур кину и Власику срок заключения. На оправдание он не рассчитывал. Остальные подсудимые адвоката мало волновали. Он почти к ним и с вопросами не обращался, предоставляя это делать прокурору. Защитнику было бы даже выгодно свалить часть вины на Павлика и Ляхову.
Приговор был объявлен на следующий день: Илье Власику — восемь лет, Борису Туркину — девять, как ранее сидевшему за бандитизм, но выпущенному по брежневской амнистии, Павлику — два года условно и направление на принудительное лечение от наркомании. Алле Ляховой — год условно и лечение от наркомании в закрытом учреждении. Остальные участники преступления отделались двух-трехлетними сроками заключения.
— Гуманный у нас суд… — усмехнулся Алексей, когда они с Улановым шли по Невскому проспекту. Был небольшой мороз, но снега на тротуарах не видно. После последней оттепели он так пока и не выпал. Та часть неба, которая была за Невой, желтела. Адмиралтейская игла сияла, мягкий желтоватый отблеск играл на железных крышах зданий, а над Московским вокзалом набухала темно-серая мгла. Она несла с собой мокрый снег и дождь. Новый год Николай отпраздновал в деревне, а в конце января вернулся в Ленинград вместе с Алисой. Лидия Владимировна радовалась их приезду. Теперь лишь в начале марта они поедут в Палкино! На дорогах гололед, да и делать там в это время года нечего, раз с Чебураном вполне справляются с уходом за кроликами. К Новому году намеревались зарезать борова Борьку, но Алиса упросила не делать этого. И когда с длинным узким ножом на деревянной ручке пришел Иван Лукич в надежде на выпивку за работу, Гена сказал, что пока раздумал резать. Алиса кормила Борьку, привыкла к нему и говорила, что он очень сообразительный и ласковый. Ей и кусок в горло не полезет… Чудачка! Ну, уедут они, и брат все равно позовет Митрофанова. Такова уж судьба всех Борек и Машек свиного племени. Он где-то прочел, что свиньи довольно умные животные, по крайней мере, собакам в сообразительности не уступают. Умные, умные, а живут в своих тесных закутках всего год-полтора, а потом их безжалостно режут на мясо и сало.
— Ну, ты доволен, что твоим подопечным дали маленький срок? — спросил Николай.
Алексей был в модном китайском пуховике на молнии, ондатровой шапке, на ногах — теплые зимние кроссовки с легкомысленной расцветкой. Высокий, плечистый, на него иногда оглядывались девушки. Эти смешливые взгляды Уланов на свой счет почему-то не принимал, хотя был одет не хуже и выглядел даже моложе приятеля.
— Врачи утверждают, что наркоманов еще труднее вылечить, чем алкоголиков, — сказал Прыгунов. — Иногда просто невозможно. Может, Павлик и выскочит, а Ляхова вряд ли. На суд даже ее родители не пришли. Они давно махнули на нее рукой. Ты знаешь, кто ее отец?
— Кажется, генерал? — Алиса вроде бы говорила, но Уланов не запомнил. Длинная Лошадь как-то не вызывала у него интереса, впрочем, как и все остальные из этой компании.
— Бывший зампред горисполкома, — усмехнулся Алексей, — Папочка работал в сфере просветительства. Нес культуру в массы. Разве можно подобным людям доверять воспитание молодежи, если у них такая дочь?
— У нас все можно, — хмыкнул Николай, — Ты обратил внимание, что нет в стране ничего такого, чем бы мы могли похвастаться? Слушаешь депутатов на съездах, читаешь газеты-журналы и все больше убеждаешься, что советская власть все возможное сделала, чтобы довести страну до разрухи, а народ — до нищеты.
