Olga Koreneva - В барханах песочных часов. Экстремальный роман
- Да он же еще дышит, едрена мать!
- Нэ болтай, закапивай бистро! - грубо крикнул ближний охранник, взял автомат на изготовку и, подходя, стал приглядываться к покойному.
- Он внатуре дышит, командир, подойди взгляни, тебе оттуда ж ни видать не хрена. Что вы с пушками нас боитесь?
- Ныкто вас нэ боится! Закапивай говору тыбэ! - отозвался охранник, вытягивая шею и силясь угадать, дышит покойный или нет.
- Ну, знаешь, браток, - заговорил Туркин спокойно, - если тебе твой Аллах разрешает живых хоронить, то сам и зарывай, а нам в аду гореть неохота. Добей, патрона жалеешь, что ли? На зверя не жалеют, добивают, а тут тебе какой-никакой, а человек…
- Отойды от ямы, - скомандовал ближний охранник. Он уже почти приблизился к могилке и навел автомат на труп.
Туркин сделал два широких шага назад, не выпуская лопатки из рук. Второй охранник был от него почти в полутора метрах. Первый дал короткую автоматную очередь по яме. В этом момент второй кавказец звериным чутьем почуял смертельную ситуацию, но не успел развернуть ствол в сторону Туркина. Федор метнул лопатку в лицо кавказца. Опытный охотник, он уже в момент броска почувствовал, что не промахнулся. Резко развернувшись, он бросил свое упругое сильное тело в сторону другого кавказца, который пытался откинуть вцепившегося в автомат мертвой хваткой Сашу. Удар Туркина был такой сильный и резкий, что голова охранника в мгновение повисла на переломленной шее. Федор еще несколько секунд возился, пытаясь вырвать автомат из рук невменяемого от пережитого Саши.
- Быстро в яму! - заорал Туркин и в два прыжка оказался возле трупа второго охранника. Схватив автомат, он, петляя, бросился к яме. Стоявшие возле собак охранники уже открыли по ним стрельбу. Пули посвистывали рядом и резко чмокали землю вокруг ямы, в которой укрылись Федор и Саша.
- Помогай! - скомандовал Туркин и, подхватив труп, стал выволакивать его на край ямы. Сделав таким образом естественный бруствер, Федор сиронизировал:
- Извини, браток, но в этой могилке троим тесновато. Потерпи уж ради Христа.
Саша еще не пришел в себя и, вытаращив глаза, замер, уставясь на приятеля.
- Туда смотри, Саша! - грубо повернув ладонями его лицо, крикнул Туркин. - Представление еще не окончено!
Несмотря на то, что у Федора и Саши было теперь оружие, их положение оставалось очень сложным. Только яма спасала их от пуль. Атаковать было бесполезно, бежать к зеленке тоже. Но сидеть и ждать, пока кто-то из оставшихся двух охранников сбегает на хутор и приведет подкрепление, тоже безумие. Вновь помог случай. Впоследствии, вспоминая эту драму, Туркин так расскажет об этом: “Тогда я окончательно понял и поверил, что Бог есть и он справедлив и, видимо, некоторое время я выполнял роль палача, а не убийцы, как мне казалось…”
Бог ли помог Федору или дьявол - вопрос сложный, но случилось так, что когда охранники с возвышенности открыли пальбу по укрывшимся в свежей могилке невольникам, то собаки, уже и без того возбужденные человечьей кровью, стали бешено рваться с привязи. Одна овчарка сорвалась и сходу бросилась на ближнего кавказца.
- Прикрой! - крикнул Туркин. Он мигом выскочил из ямы и помчался к плантации, где можно было скрыться за высокими кустами конопли. Впереди ударила автоматная очередь, раздались истошные крики, и все смолкло.
- Саша, стреляй, едрена мать! Стреляй по ним! - завопил Федор.
Со стороны Саши застрочил автомат. Рой пуль просвистел высоко над головой Федора. Он уже приготовился выскочить и атаковать в лоб, но кто-то крикнул:
- Эй, Черкес! Кончай стрелять! Собаки чучмеков сожрали!
Туркин осторожно поднялся, держа автомат наизготовку. И увидел стоявших в полный рост среди конопли невольников. Те смотрели в сторону возвышенности. Возле бревна, служившего кавказцам бруствером, лежали мертвые охранники, одного почти было не видно из-за навалившейся на него мертвой собаки. Другой пес сидел над трупом порванного хозяина и угрюмо смотрел в сторону бомжей.
- Черкес, мочи этого дракона! А то он всех нас сожрет, падла!
Туркин, обойдя плантацию, стал медленно приближаться к собаке. Пес молча наблюдал за ним, не двигаясь с места. Туркин мог расстрелять его на расстоянии, но какое-то мстительное злобное чувство толкало его подойти как можно ближе. Собака словно оцепенела. Федор подошел почти вплотную, держа палец на спусковом крючке. Но вместо ожидаемых горящих глаз разъяренного зверя он встретил растерянный и даже робкий взгляд обреченного животного. Туркин выстрелил в упор.
- С ума спятил дракон от человечьей крови, - кивнув на труп собаки, сказал подошедший бомж, с любопытством разглядывая тела псов и людей.
Далее события развивались по детективному сюжету. Закопав тела погибших людей и животных, победители устроили военный совет. Решено было пробиваться в Россию, но прежде рассчитаться с хозяином плантации. На хуторе находилось не менее пяти вооруженных мужчин. Среди новых подчиненных Туркина только один не служил в армии, поэтому можно было считать, что силы равные, но у бомжей было преимущество неожиданного удара.
Через час они были на хуторе. Неслышно подошли к забору. В щель между стыками бетонных конструкций Федор оглядел двор главной усадьбы. Во дворе стояли три “Нивы”. Возле одной копошились два кавказца, видимо, ремонтируя.
- Спокойно живут, даже часового не выставили, - удивился их беспечности Туркин.
- Откуда они знали, что ты такой крутой окажешься, - улыбнулся Саша.
Мужчины у машины буквально остолбенели, увидев перед собой вооруженный отряд. Они даже не пытались сопротивляться. Из дома доносились голоса и смех.
- Сколько там людей? - ткнул дулом автомата одного из них Федор. Тот молча показал три пальца. Кавказцев связали и запихнули в “Ниву”. Затем бомжи окружили дом. Федор и Саша с автоматами наперевес ворвались в столовую. Туркин встретился взглядом с Равшаном. Тот изумленно оглядел незваных гостей.
- Руки за голову! - рявкнул Федор. - На пол, быстро, лицом вниз!
Вся троица стала медленно выходить из-за стола.
- Не надо кина, - произнес Равшан, - говори чего нужно.
- Молчать! - прикрикнул Федор и прикладом сбил его на пол. Следом оглушил остальных.
- Что ты сделал с моими людьми? - спросил, очухавшись, Равшан.
- Твоих людей твои же псы сожрали, - съязвил Туркин.
Равшан не заставил себя уговаривать и мирно отдал возможно не все свои доллары, но сумма в двести тысяч Федора вполне устроила. Кавказцев связали и заперли в бараке, где еще недавно жили рабы. Вооруженных отряд Туркина на двух “Нивах” отбыл в сторону железной дороги.
“Наткнемся на наших, примут за банд-формирование”, - подумал он.
Когда ему, наконец, удалось расслабился, прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать, но в памяти вновь возникли глаза собаки, которую он застрелил. Странное поведение пса натолкнуло его на мысль, что психика самой свирепой натасканной собаки не выдерживает определенных нагрузок, ломается. У человека психика более стойкая. Вид крови порой придает ему агрессивность и энергию. Пес все же сломался. Человек для него, несмотря ни на что, остается высшим существом.
После почти стокилометрового пробега отряд Туркина был задержан воинским подразделением. Когда выяснилось недоразумение с пакетами анаши под сиденьем, оружием и долларами, всю компанию отправили поездом в Москву. Доллары, по просьбе полковника ФСБ Данилова, бедолагам вернули. Туркин поделил их поровну на десять человек, и прощаясь, посоветовал счастливым бродягам не повторять подвигов Шуры Балаганова.
В Москве Данилов внимательно выслушал донесение Туркина. Посетовал на ненадежную аппаратуру…
- Значит, никакой системы нет, Федя, - резюмировал он. - Значит, это просто хаотично делается: захотел рабов - купил. Бардак!
- Да, Саша, и тебя могут украсть в один прекрасный день. Бардак! - в тон ему сказал Туркин. - Но бардак бардаком, а как насчет твоего обещания вернуть мне погоны? Задание я выполнил, причем в экстремальных условиях, жизнью рисковал.
- Помню, Федя. Пока поживи в коммуналке вот по этому адресу: - Данилов протянул исписанный листок. - Отдохни, отоспись, потом созвонимся и все обсудим.
Туркин взял адрес и, попрощавшись, вышел из кабинета.
Когда дверь за ним закрылась, Данилов набрал номер телефона шефа и сообщил ему подробности разговора.
- Я думаю, товарищ генерал, такого человека нам терять не следует, - вставил он под конец разговора.
Получив утвердительный ответ, Данилов облегченно вздохнул и закурил. Он желал Туркину добра, такой редкой в наше время штуковины.
Глава никакая - семь
Из дневников Яны
“Туркин сказал: ты должна вспомнить все. Каждую мелочь. С самого начала. Я принялась вспоминать. Только воспоминания не те лезли в голову. Такими воспоминаниями можно здорово вывести его из себя. Вспомнилось, как мы с Пончиком пристраивали черного котенка Руди с белыми лапками и белым носиком, симпатяга такой, нам его в руки сунул какой-то ребенок и убежал. И пристроили, даже заработали на этом стольник: я подошла к машине нового русского и с ослепительной улыбкой вручила ему Руди. Бизнесмена тоже, оказалось, звали Руди. Мы с Лариской сообщили, что котенок - аргентинской сиам, сын любимой кошки Папы Римского, что к нам он попал по случаю, подарили, а у нас уже собака завелась, тоже очень редкой породы: креольский лапхунд, огро-омный пес. Бизнесмен записал мой телефончик, и мы с ним встречались, ходили по ночным клубам, играли в боулинг, но потом я влюбилась в секьюрити и бросила бизнесмена. Любовь оказалась недолгой, но красочной. Вспомнилось еще, как мы с Пончиком гостили у Киры Перепутской - она просто не отпускала нас от себя, мы должны были оценивать ее новую картину в процессе создания, так сказать. Независимые эксперты. Наше мнение она очень высоко ставила. Она готовила очередную свою выставку, совместную с мужем. Муж вешал свои картины в холле, она разглядывала их и говорила: “О да, это потрясно, это гениально, по почему у тебя здесь все в синей гамме, тут надо нарисовать огромную оранжевую женскую грудь, из которой торчат ананасы”. Муж возражал, что это горный пейзаж вечером, тут не может быть оранжевой груди, не то освещение, не та манера, реализм, на что Кира отвечала: “Возможно, ты прав. Картина восхитительная. Но убери ее отсюда, пожалуйста, она портит настроение, мне от нее холодно. Сине-лиловый цвет, он же шизофреничный. Я сойду с ума.” И муж снимал картину. Кира тут же занимала место своей фисташковой коммунистической Паркой, которая делает себе харакири. Причем Парка напоминала индийскую богиню Кали, так как имели три ноги, три руки, три больших бюста, а под коленом у нее валялся смятый красный флаг. Она была обнаженная, сосредоточенная, волосы и небольшие глазки ее тоже были фисташкового цвета. Возможно, это была статуя. Пристраивая на стене картину, Кира говорила: “Конечно, я могла нарисовать лучше, сильнее, но полотно должно быть таким, каким оно вышло из-под кисти, я знаю, что мои картины очень многое дают людям, очень многое, вот что важно!..”
