Джон Ирвинг - Покуда я тебя не обрету
Разумеется, Джеймс отплатил тому парню сполна (эту сцену тоже придумал Джек). Тот выжимает штангу в сто двадцать кило и просит Джека подстраховать; это, конечно, идеальная возможность для мести.
— Держу! — говорит Джеймс, только центнер с лишним ему никак не удержать; он с удовольствием роняет штангу на грудь длинноболтовому и ломает ему ключицу.
Реплику Мишель про "приглушенное удовольствие" (так она оценивала свой опыт любви с "короткоболтовыми") вычеркнула сама Эмма. В фильме нет ни порнографических сцен, ни даже так называемой "фронтальной наготы". Порнозвезд мы видим или между дублями, или в их обычной, внекиношной жизни. Даже зрителей порнофильмов показывают не целиком — только отсветы телеэкранов на их лицах (те самые "намеки на мастурбацию", о которых писала Эмма). Несмотря на это, фильм все равно получил категорию R[20].
В последней сцене Мишель и Джеймс молчат, держась за руки, — "вдыхают нежный запах соседней помойки", как говорит закадровый рассказчик; Джек считал, что в этой сцене он отдал должное и роману Эммы, и первому черновому варианту сценария — чистая Эмма, без примесей.
Джек, однако, удалил из фильма ответ Эммы на вопрос, почему авторы теряют контроль над своими сценариями; ее версия — поддаются искушению побольше заработать, она говорила это Джеку тысячу раз. Но подлинный триумф Эммы — это ее персонаж, Мишель, которая куда глубже сопереживает и куда больше жалеет несчастных авторов, чем сама Эмма, ее создатель.
Фильм и стал чем-то вроде гимна непрочтенному сценарию, неснятому фильму. А еще и Эмма и Джек сделали все возможное, чтобы показать свои нежные чувства к порнозвездам; в итоге Джек даже написал эпизодическую роль для Длинного Хэнка. Ведь у Джимми Стронаха должен же быть лучший друг, не так ли? Плюс Джек сделал Джимми заикой — так легче было объяснить, почему он не смог пробиться в настоящее кино; но на саму идею проблем с речью его навел несообразно высокий голос Хэнка.
Муффи, шлюха-вампирша, давно уже не снималась, но Джек настоял, чтобы она сыграла в его фильме роль матери-одиночки, проститутки с двумя гиперактивными сыновьями, которых она не способна держать в руках. Муффи организует для порноактеров барбекю по выходным; мужчины вроде Хэнка и Джека-Джимми стоят за грилем и играют с детьми Муффи в бейсбол.
Эмма посоветовала Джеку привлечь к фильму Милдред Ашхайм — в любой роли, хотя бы как консультанта. Ни Боб Букман, ни Алан Херготт так и не догадались почему. Ответ простой — и Милли, и Хэнк, и Муффи видели пенис Джека и знали о его "небольших размерах"; если бы их не было в съемочной группе, по киностудиям поползли бы разные мерзкие слухи (с чего бы это Джек получил роль порнозвезды? ах, значит...), а так присутствие настоящих порнопрофессионалов устраняло эту возможность.
Скажите мне теперь, чего Эмма Оустлер не сделала для Джека Бернса? Разве мог он после этого не сказать "что-нибудь" на поминальной службе? Долги надо возвращать, хотя бы понемногу, поэтому Джек никак не смел отказаться.
В первом ряду прямо перед кафедрой сидела мисс Вонг, прямая как палка. Она специально села прямо перед Джеком и сжала изо всех сил колени — словно бы неведомая сила, исходящая от знаменитого голливудского актера, могла каким-то образом заставить ее их распахнуть.
Наверное, это Эмма первой назвала ее "мисс Багамские острова". Иначе зачем бы ей здесь находиться? По-видимому, как раз Эммины рассказы о чудовищных дисфункциях, с которыми тем не менее можно научиться жить, примирили мисс Вонг с ее судьбой (на которую она, конечно, была вечно обижена). Подумайте, каково это — родиться в центре урагана и оказаться замурованной в школе для девочек! Как тут не обидеться и не расстроиться.
Весь преподавательский состав в сборе, подумал Джек. Интересно, это всегда так на поминках Старинной Подруги? Помнится, когда умерла миссис Уикстид, аншлага не было, ну да она была очень пожилая дама. Кроме мисс Вонг, в первом ряду сидели и другие учителя — мистер Малькольм, рядом с ним в центральном проходе его слепая жена, он держал руку на подлокотнике ее инвалидного кресла (что, если слова Джека побудят ее разогнаться и врезаться в алтарь, или в его мать, или в миссис Оустлер — те тоже сидели в первом ряду, через проход от мистера Малькольма).
Мисс Вурц сидела на боковой скамье, в некотором отдалении от кафедры, и оценивала выступление Джека со своей любимой перспективы, то есть с точки зрения единственного зрителя.
В часовне оставались свободные места, на боковых скамьях зияли пустоты, да и за последним рядом могли бы стоя поместиться еще много людей, а так там только метался из угла в угол мистер Рэмзи, словно бы так скорбел по Эмме, что не мог усидеть на месте.
Кажется, Эмма была в школе куда популярнее, чем думал Джек. На третьем ряду сидела Венди Холтон Каменные Кулаки, ныне худая женщина с утомленным выражением лица и тронутыми сединой светлыми волосами; она недавно развелась с мужем-отоларингологом, которого обвинили в том, что он отец ребенка своей медсестры, а он в ответ объявил себя геем. Венди успела поговорить с Джеком до начала службы, сказала, что была бы рада пригласить его куда-нибудь на чашку кофе "и чего-нибудь еще", если у него, конечно, есть время.
За спиной мисс Вонг находился самый настоящий ураган, которому под силу поглотить все Багамские острова и остаться голодным, — Шарлотта Барфорд Железные Груди, весом за девяносто кило, канадский издатель романов Эммы. Шарлотта предложила Джеку помощь в редактуре (ей просто хотелось прочесть, что он там пишет, говорят, это то ли роман, то ли мемуары под названием "Пенис в школе для девочек" — наверное, сама Шарлотта и распустила эти слухи). Она посочувствовала Джеку — какая это, наверно, "тощища", тратить драгоценное время на переделку "Глотателя", вместо того чтобы писать свое!
— Верно, верно, — сказал он голосом Длинного Хэнка. В обществе взрослых женщин, среди которых он когда-то рос, Джек снова почувствовал себя маленьким и беззащитным.
Пришли и сестры Гамильтон, но сели, разумеется, в разных местах. Пенни, которой Джек некогда кончил промеж глаз, глядела на него с этакой невинной страстью, какую видишь на лицах матерей успешных спортсменов, — ни намека на память о Джековой сперме, ни о месте, куда та попала. Она привела с собой двух своих детей, девочек, чудовищно хорошо одетых и чудовищно послушных; муж, сказала Пенни, уехал на выходные на "мальчишник". Наверное, в гольф играть, подумал Джек, спрашивать не стал.
Бонни, сестра Пенни, вошла в церковь незаметно — во всяком случае, Джек не видел, как она, хромая, направляется к скамье. Впрочем, хромает ли она до сих пор? Видимо, да — она села на самую последнюю скамью, за которой все бегал из угла в угол мистер Рэмзи; наверное, ей так и не вправили неправильно сросшиеся кости таза и ее правая нога обречена всю жизнь волочиться вслед за ней.
Когда Джек ходил в четвертый класс, Бонни училась в двенадцатом; но сегодня разница в восемь лет не имела никакого значения. Она не вышла замуж, сказала Джеку мать, зато стала самым популярным в Торонто агентом по продаже недвижимости (это ему сообщила миссис Оустлер).
— Она так ужасно хромает! — сказала Лесли. — Полагаю, показ потенциальным покупателям недвижимости занимает в ее исполнении немало времени, особенно если в продающемся доме много лестниц.
Бонни, видимо, до сих пор считала себя суфлером — ее губы начали двигаться прежде, чем Джек открыл рот, словно бы она знала, что он скажет об Эмме, как будто он заранее написал свою речь, а Бонни ее прочла и теперь подсказывает. Ей было сорок, но тяга к ней, которую Джек испытал в девять лет, как оказалось, никуда не пропала. В этом было что-то фатальное; он пытался сказать это Эмме, но не сумел, лишь миссис Макквот знала, что для него Бонни — из тех женщин постарше, которые не могут отвести от него глаз.
На какой-то миг Джек подумал, что в часовне собрались разом все женщины постарше из его детства.
Вот Конни Тернбулл, она подбежала к Джеку, Алисе и миссис Оустлер сразу, как припарковала свою машину (с большой собакой внутри). Она, видимо, заранее отрепетировала свою старинную реплику из "Джейн Эйр" (мисс Вурц в соавторстве с Шарлоттой Бронте).
— Говорят, человеческие существа довольны покоем. Какая чушь! — не сказала, а выдохнула она Джеку в лицо, взяв его за плечи, словно снимая с него мерку (не то для костюма, не то для гроба).
— Мисс Эйр, опасайтесь угрызений совести, особенно когда... — начал было Джек, но, увидев, до какой степени Конни недовольна "покоем", оборвал себя.
Когда они стояли на сцене много лет назад, Джек едва доставал ей до грудей. Теперь, даже в туфлях на пятисантиметровых шпильках, Конни возвышалась над Джеком всего лишь на полголовы.
— Осмелюсь сказать, Джейн, вы полагаете меня презренным атеистом... — снова начал Джек.
