Дорис Лессинг - Золотая тетрадь
Ричард поспешно эту папку открыл, сделал какую-то пометку карандашом и собрался было нажать очередную кнопку, как вдруг заметил взгляд Анны и спросил:
— Что-то особенно смешное вспомнилось?
— Не особенно, а просто смешное. Я вспомнила, как кто-то говорил, что важность любого общественного деятеля определяется количеством медоточивых юношей, роящихся вокруг него.
— Полагаю, это говорила Молли.
— Ну да, честно говоря, она. А сколько, могу ли я полюбопытствовать, их у тебя?
— Я полагаю, пара дюжин.
— Премьер-министр вряд ли может похвастать таким числом.
— Осмелюсь предположить, что так оно и есть. Анна, а ты без этого не можешь?
— Я просто стараюсь поддержать беседу.
— В таком случае я помогу тебе. Поговорим о Марион. Ты знаешь, что она все свое время проводит с Томми?
— Молли мне говорила. Еще она сказала, что Марион бросила пить.
— Она уезжает в город каждое утро. Скупает все газеты и проводит время, читая их Томми. Возвращается домой в семь или в восемь. Она способна говорить лишь о политике и Томми.
— Она бросила пить, — напомнила Анна.
— А как насчет ее детей? Она их видит за завтраком и, если им повезет, еще и вечером часок. Я даже думаю, что большую часть времени она вообще не вспоминает об их существовании.
— Я думаю, тебе нужно нанять кого-нибудь. Пока, на время.
— Послушай, Анна, я пригласил тебя сюда, чтобы серьезно все это обсудить.
— Я говорю серьезно. Я предлагаю тебе нанять какую-нибудь хорошую женщину, которая побудет с мальчиками, пока — пока все не устоится.
— Боже, чего мне это будет стоить… — но здесь Ричард запнулся, нахмурился, смущенный.
— В смысле, ты не хочешь, чтобы в доме хозяйничала чужая женщина, пусть даже временно? Не может быть такого, что ты имеешь в виду деньги. От Марион я знаю, что твои доходы составляют тридцать тысяч в год, я уж молчу обо всех дополнительных поступлениях.
— Мнение Марион по денежным вопросам — как правило полнейший бред. Ну ладно, хорошо, согласен, я не хочу, чтоб в доме хозяйничали посторонние. Вообще все это совершенно невозможно! Никогда в жизни Марион не трогала политика, ну никакого интереса у нее не было ко всем этим делам. И вдруг внезапно она начинает кромсать газеты, делать вырезки и разливаться соловьем в духе «Нью стейтсмэн».
Анна рассмеялась:
— Ричард, в чем же дело? Что тебя так задевает? Ну, что это? Скажи. Марион пила до полной потери разума. Она остановилась. Ведь правда за это можно заплатить почти любую цену? Я даже думаю, что мать она сейчас — получше, чем была.
— Ну, ты сказала так сказала!
У Ричарда заметно задрожали губы; лицо его все налилось кровью. Заметив, что на лице Анны написан его диагноз: «себя жалеет», он восстановился, за счет того что снова нажал кнопку и, когда вошел почтительно внимательный юнец — уже другой, — отдал ему папку и велел:
— Свяжитесь с сэром Джейсоном и пригласите его отобедать со мной в клубе. В среду или в четверг.
— А кто такой сэр Джейсон?
— Ты сама прекрасно знаешь, что тебе это безразлично.
— Мне интересно.
— Один прекрасный человек.
— Хорошо.
— Он также очень любит оперу — и знает все о музыке.
— Чудесно.
— И мы собираемся купить контрольный пакет акций его компании.
— Ну что же, все это очень утешительно, не так ли? Ричард, я бы очень попросила, чтобы ты перешел к делу. Что ты задумал? К чему весь этот разговор?
— Если бы я начал платить какой-то женщине, чтобы она по отношению к детям выполняла обязанности Марион, то это бы перевернуло всю мою жизнь вверх дном. Не говоря уже о денежных расходах, — добавил он, не в силах удержаться.
— Мне пришло в голову, что ты так экстраординарно волнуешься из-за расходов потому, что в тридцатые ты пережил «богемный» период своего развития. Да, это так? Я в жизни не видала человека, который родился и вырос в таком достатке и который относился б к деньгам так же, как и ты. Полагаю, когда семья лишила тебя доступа к твоим законным шиллингам, это явилось для тебя настоящим шоком? Ты продолжаешь себя вести и чувствовать как управляющий с провинциального заводика, который преуспел намного больше, чем он мог ожидать.
— Да, ты права. Это действительно был шок. Тогда впервые в жизни я понял, чего стоят деньги. И больше я никогда об этом не забывал. И я согласен — я отношусь к деньгам, как кто-то, кто был должен их добывать самостоятельно, своим трудом. Марион так никогда и не сумела этого понять, — а вы вот с Молли все твердите, что она умная!
Последние слова он произнес с такой обидой и с таким негодованием в голосе, что Анна снова рассмеялась, от всей души.
— Ричард, какой же ты забавный. Да, правда, ты забавный. Ну хорошо, давай не будем спорить. Ты получил глубокую травму, когда твоя семья всерьез восприняла твои заигрывания с коммунизмом; и в результате ты никогда с тех пор не можешь спокойно радоваться своим деньгам. И тебе вечно так не везет с женщинами. И Молли, и Марион — они обе довольно глупые особы, а их характеры — просто ужасны.
Теперь Ричард смотрел прямо на Анну, и на его лице опять было написано присущее ему упрямство:
— Так я это вижу, да, это так.
— Хорошо. И что теперь?
Но Ричард отвел в сторону глаза; он сидел и хмуро изучал, как листья, струящиеся нежно-зелеными каскадами по темному стеклу, в нем отражаются. И Анне вдруг подумалось, что он хотел ее увидеть не по обычной в таких случаях причине — чтобы напасть на Молли через нее, — а потому, что он хотел им заявить о своих новых планах.
— Ричард, о чем ты думаешь? Что ты задумал? Ты собираешься отправить Марион на пенсию? Это так? Ты считаешь, что Молли с Марион должны состариться там, где-то в стороне, и вместе, а ты тем временем…
Анна поняла, что этот ее полет фантазии задел живые струны, попал в точку.
— Ох, Ричард, — сказала она. — Ты не можешь оставить Морион сейчас. Особенно учитывая то, что она только-только начинает справляться со своим алкоголизмом.
Ричард горячо проговорил:
— Ей до меня нет дела. На меня у Марион нет времени. Меня могло и вовсе там не быть.
В его голосе буквально зазвенело раненое самолюбие. И Анну это поразило. Потому что ему было по-настоящему больно. Бегство Марион из ее тюремного заключения, или — от товарища по несчастью, — оставило его в одиночестве, и он был ранен и страдал.
— Ради всего святого, Ричард! Ты игнорировал ее годами. Ты просто использовал ее как…
И снова его губы задрожали жаркой дрожью, а его темные слегка навыкате глаза наполнились слезами.
— О Боже! — сказала Анна, просто. Она думала: «В конце концов, мы с Молли — полнейшие тупицы. Вот к чему все сводится, это — его способ любить, ничто другое ему просто не дано. И это, возможно, понимает и Марион».
Она сказала:
— Ну и какой тогда твой план? Мне показалось, ты увлечен той девушкой, что сидит в приемной? Это правда так?
— Да, это так. Она меня, по крайней мере, любит.
— Ричард, — сказала Анна беспомощно.
— Да, это правда. Что до Марион, ей все равно, есть ли я, или меня нет.
— Но если ты разведешься с Марион сейчас, это может ее вообще сломать.
— Я сомневаюсь, что она вообще это заметит. И в любом случае, я не собираюсь делать резких движений. Вот почему я и хотел тебя увидеть. Я намерен предложить Марион и Томми вместе поехать отдохнуть куда-нибудь. В конце концов, они и так проводят все время вместе. Я бы их отправил куда угодно, по их желанию. На сколько захотят. Все, что пожелают. А пока они были бы в отъезде, я бы познакомил Джин с детьми — плавно и постепенно. Они ее, конечно, знают, и она им нравится, но я помог бы детям привыкнуть к мысли, что в свое время я на ней женюсь.
Анна сидела молча, пока он не спросил настойчиво:
— Ну? Что ты скажешь?
— Ты хочешь знать, что скажет Молли?
— Я спрашиваю тебя, Анна. Я предвижу, что для Молли это может быть шоком.
— Для Молли это вовсе не будет шоком. Что бы ты ни сделал, это не будет шоком для нее. Ты это знаешь. Так чего же ты на самом деле от меня хочешь? Что ты пытаешься понять?
Отказываясь ему помочь, не только из-за отвращения к нему, но и из-за отвращения к самой себе — вот она сидит и судит, и осуждает его, такая вся критичная, холодная, когда он выглядит таким несчастным, — Анна продолжала, съежившись, сидеть на подоконнике, она курила.
— Ну, Анна?
— Если бы ты спросил у Молли, я думаю, ей было бы только легче, если бы Томми с Марион уехали на время.
— Конечно, ей было б легче. Избавиться от эдакой обузы!
— Послушай, Ричард, ты можешь Молли оскорблять в своих беседах с другими людьми, но не со мной!
— Тогда в чем же проблема, если Молли не станет возражать?
— Проблема, очевидно, в Томми.
— Но почему? Марион говорит, что, похоже, ему не нравится, даже когда Молли просто к нему заходит, — он счастлив только с ней. То есть — с Марион.
