Стефано Бенни - Девушка в тюрбане
Вот они стоят посреди широкой площади, с трех сторон окруженной небоскребами в форме параллелепипедов. Эти громоздкие здания ослепляют их бесконечными, никогда не открывающимися окнами. Усатый инженер подходит к женщине и таинственно шепчет:
— Я хочу перейти на вашу сторону. Вы должны выслушать мое мнение о книге, которую я прочел уже три раза. Мне необходимо, просто необходимо с вами переговорить.
— Да поймите же наконец, господин инженер, я не желаю вас больше видеть.
От растерянности он на миг лишается дара речи, но тут же начинает все сызнова:
— Я привык запросто разговаривать с клиентами, потому что они люди скромные и простодушные.
Женщина обрывает его:
— Если вы будете меня преследовать, я позвоню вашей жене.
Однако инженера не так-то просто выбить из колеи.
— А вы, читатели книг, вечно витаете в облаках и мните о себе невесть что. Замыкаетесь в своей раковине, и другие для вас не существуют, а если и разговариваете, то обращаетесь неизвестно к кому. Вы даже в глаза человеку никогда не глядите, я заметил. Ну скажите, отчего это, синьорина Вирджиния?
Последнего вопроса можно было бы и не задавать, потому что синьорина Вирджиния уже далеко.
По дороге домой она некоторое время размышляла, почему студент и усатый инженер все время пристают к ней со своими исповедями, а затем принялась по обыкновению говорить сама с собой. Вот и витрины, рекламные плакаты, афиши на улицах тоже пытаются привлечь ее внимание, но в отличие от книг никакого душевного трепета у нее не вызывают. Может, все это вывешено здесь только для того, чтоб спросить ее: «Ты меня понимаешь?»
Она ускорила шаг, но неоновые вывески, платья, прически, часы, яркие синтетические куртки неумолимо требовали от нее внимания, задавая один и тот же вопрос: «Ты меня понимаешь?»
И люди, пестрая толпа на улице, тоже будто стремились поведать ей что-то свое. В их взглядах, походке, том интересе, с каким останавливались они перед витринами, содержался опять-таки один и тот же вопрос: «Ты меня понимаешь?»
Оживленные разговоры вокруг ничем не отличались от ее собственного монолога, разве что звучали чуть погромче. Вся улица — это как бы огромный единый мозг, в котором копошатся слова и призраки мыслей, но им неловко и стыдно, оттого что они призраки, вот они и требуют к себе внимания, стараясь не выдать своей ущербности и предстать перед другими не тем, кто они есть на самом деле.
Призраки, стыдящиеся своей ущербности, снуют по тесной улице, не замечая того, что вокруг них раскинулась бесконечная вселенная. Все эти призраки, и вещи, и рекламы, и витрины покрыты странной, всепроникающей пылью; она забивается во все щели и неотвратимо оглупляет все, чего бы ни коснулась.
Женщине представлялось, что эта пыль, поднимаясь с земли, закручивается в страшный смерч, туманящий мозги призраков. Но зачем тогда призраки так очумело пытаются привлечь к себе внимание? К чему все эти лихорадочные намеки, слова, жесты, не способные наполнить душу трепетом?
Она вдруг заметила, что прохожие оборачиваются на нее, потому что она идет и разговаривает сама с собой вслух. Это смутило женщину, но лишь на мгновение, потому что тут же ее захватила новая мысль: «Ну и наплевать, все равно то, что с нами происходит, глупая и нелепая ошибка».
Однажды утром на службе молодая женщина узнала, что усатый инженер погиб. Он на большой скорости столкнулся с другой машиной в районе Ламбрате. Его коллеги говорили, что в последнее время он очень переменился: забросил дела, увлекся чтением и приставал ко всем с разговорами о книгах. Бедняга! А ведь был таким превосходным директором и знал толк в книжной торговле. Непонятно, что на него нашло!
Вернувшись домой, женщина принялась очищать свое жилище от книг — выносила их на улицу и оставляла прямо у мусорных бачков. Много раз она спускалась и поднималась на лифте казавшегося вечно необитаемым дома, и к полуночи в квартире не осталось ни одного образчика печатной продукции.
Слова и фразы теперь тревожили ее не просто как фильмы с привидениями (внутренний трепет при виде черных литер она уже научилась преодолевать), а как нечто более страшное и непонятное.
Такое же смутное ощущение возникало, когда перед глазами у нее мелькали таблички с названиями улиц; это было похоже на кадры немого кино с пляшущими титрами.
Ей начало казаться, что слова вообще выдуманы для того, чтобы любым способом привлечь к себе внимание. «Стой, послушай, что я тебе скажу!» — призывают они, а потом ничего не говорят, лишь заслоняют от тебя какое-то безмолвное, возникающее за этими словами видение.
Ей даже пришло в голову, что слова в книгах, газетах, рекламных объявлениях преследуют одну цель: воспрепятствовать появлению этого безмолвного видения, перед которым человек теряется, чувствует себя незащищенным. Так, на службе по утрам сталкиваешься в лифте с разными людьми, знакомыми и незнакомыми, и, чтобы избежать взаимной неловкости, поспешно зовешь на помощь ничего не значащие слова: «Ну как делишки?», «Ух, и жара сегодня!», «Смотрел вчера футбол?»
Она часто наблюдала, как люди спорят, размахивая руками и как бы доказывая этим, что они действительно спорят. Но в чем смысл их слов? Ведь то, что они пытаются сообщить друг другу, всем давным-давно известно. Тем не менее каждый считает очень важным произнести эти ничего не значащие слова, дабы привлечь внимание к своей особе. Одни притворяются удивленными, другие делают вид, что удивляться тут нечему. Одни изображают страдание, другие пытаются выразить им сочувствие. Все готовы постоянно что-то изображать, лишь бы предотвратить очередное безмолвное видение.
Дома, в своем окраинном квартале, она разговаривала сама с собой и все больше убеждалась, что книги заронили ей в голову слишком много будоражащих мыслей, и это ужасно, потому что мысли имеют свойство размножаться.
А все разговоры на работе она воспринимала как обмен репликами в бездарной пьесе, и все эти реплики призваны заглушить непонятные видения. Чтобы успокоиться, она усиленно жевала резинку и уговаривала себя: «Они все чужие. Надо только вспомнить, в каком спектакле я их слышала».
В конце ноября она переехала в новую пустую квартиру, где не было ни одной книги и ничто как будто не должно было напоминать ей разыгрываемый чужими спектакль. Но видения все равно появлялись на голых стенах, из-за оконных рам, выкрашенных в сиреневый цвет, в темных углах коридора. Чтобы не потерять равновесия перед преследующим ее безмолвным видением, она оживленно разговаривала сама с собой.
И только старый фонарь, загоравшийся по вечерам в сквере напротив дома, приносил ей некоторое утешение, добродушно ее окликая: «Привет! Вот и снова встретились!»
В январе молодой женщине довелось участвовать в пресс-конференции, устроенной ее объединением и посвященной открытию новой серии многотиражных изданий. В зале собрались критики, писатели, журналисты, директора издательств; были среди публики и начинающие писатели, представившие на суд издателей свои первые романы. После торжественного открытия слово взял молодой представитель администрации издательства:
— Пора расширять книжный рынок. Чтобы идти в ногу со временем, мы должны смелее выдвигать новые инициативы. Культура сейчас переживает кризис, и роман в традиционном понимании уже не пользуется успехом. Надо установить непосредственный контакт с читательской аудиторией, это вполне в наших силах, ибо нам известны чувства людей и мы можем предложить читателю продукцию, соответствующую его запросам.
Один пожилой участник конференции встал и заявил, будто отряхивая гипноз слов:
— Сейчас никого читать невозможно: старые пишут так, что со скуки помрешь, непонятно, зачем их вообще печатают, а эти новомодные книги — сплошное свинство!
Директор издательства поспешил вмешаться, дабы не разразился скандал:
— Я по этому поводу ничего не могу сказать, потому что у меня иной профиль. Однако надо заметить, что мир приключений мы открываем сегодня не в книгах, как во времена моего детства, а в безудержной гонке за прибылью. Идеи принимаются лишь тогда, когда сулят доход и рассматриваются как вложение капитала. Коль скоро речь идет о денежном обороте, рассуждения о морали становятся излишними.
Женщина ушла, не дождавшись окончания конференции. У себя на столе в кабинете она обнаружила записку от студента, которому нужно было с нею встретиться якобы по очень важному делу.
Встречу студент назначил в баре, но, сгорая от нетерпения, стал поджидать женщину среди разгуливающих по Соборной площади голубей. В воздухе ощущалось приближение грозы, и встревоженные птицы то взмывали вверх, хлопая крыльями, то снова опускались на землю. Завидев женщину издали, студент кинулся к ней, размахивая кипой бумаги.
