Артур Хейли - Аэропорт
О себе он думал сейчас бесстрастнее и спокойнее, чем раньше, — возможно, помог разговор с Мелом, если не что-то ещё. Всё было продумано и решено. Смена Кейза рано или поздно окончится; он уйдёт отсюда, и вскоре ожидание и все тревоги останутся позади. В нём зрело убеждение, что его жизнь уже отделена от окружающих и ничто больше не связывает его ни с Натали, ни с Мелом, ни с Брайаном или с Тео… как и их — с ним. Он принадлежит уже к мёртвым. Да, он уже с теми, кто ушёл, — с Редфернами, погибшими в обломках своего самолёта, с маленькой Валери… Ведь в этом же суть! Почему только теперь стало ему ясно, что смертью он искупает свою вину перед Редфернами? «Интересно, уж не сумасшедший ли я?» — бесстрастно размышлял Кейз. Говорят, что жизнь кончают самоубийством сумасшедшие. Впрочем, какое это имеет значение? Он сделал выбор между мукой и покоем, и ещё до наступления утра к нему придёт этот покой. И снова, как уже неоднократно бывало на протяжении последних нескольких часов, рука его опустилась в карман, нащупывая ключ от комнаты 224 в гостинице «О'Хейген».
А другая часть его мозга, та, что ещё сохранила прежнее чутьё, автоматически продолжала следить за самолётами, прилетавшими с востока.
И лишь постепенно до сознания Кейза дошло, что рейс два «Транс-Америки» терпит бедствие.
Сообщение о намерении экипажа вернуться в аэропорт поступило на КДП примерно час назад и через несколько секунд после того, как стало известно решение, принятое Энсоном Хэррисом. Старший диспетчер Чикагского центра сообщил об этом по особому телефону руководителю полётов, предварительно предупредив центры в Кливленде и Торонто. Поначалу требовалось лишь поставить в известность начальство аэропорта имени Линкольна о том, что самолёт просит разрешить посадку на полосу три-ноль.
А когда центр в Кливленде передал рейс два Чикагскому центру, началась уже конкретная подготовка к приёму самолёта.
Руководитель полётов лично явился в радарную и поставил Уэйна Тевиса в известность о взрыве на рейсе два, о предполагаемом времени его прилёта и о том, куда сажать самолёт — на полосу два-пять или три-ноль.
Тем временем наземная диспетчерская предупредила аэропортовскую аварийку: будьте наготове и, как только самолёт начнёт снижаться, выезжайте на поле.
Наземный диспетчер по радиотелефону связался с Патрони и сообщил ему, что срочно нужна полоса три-ноль. Впрочем, Патрони уже знал об этом.
Затем на резервной волне установили контакт между КДП и кабиной самолёта «Аэрео-Мехикан», чтобы заранее обеспечить двустороннюю связь, которая могла понадобиться, когда Патрони сядет за штурвал.
В радарной Уэйн Тевис, выслушав сообщение руководителя полётов, невольно взглянул на Кейза. Если оставить всё так, как оно есть, то именно Кейзу придётся принимать рейс два от Чикагского центра и сажать самолёт.
Тевис тихо спросил руководителя полётов:
— Может, нам снять Кейза и заменить кем-то другим?
Тот был в нерешительности. Он вспомнил о ЧП с военным самолётом КС-135. Тогда он под каким-то предлогом отстранил Кейза и потом всё думал, правильно ли поступил. Когда человек не очень уверен в себе и может в любую минуту утратить остатки уверенности, достаточно пустяка, чтобы перетянуть в гибельную сторону чашу весов. К тому же руководитель полётов чувствовал себя неловко от того, что помешал разговору Кейза с братом в коридоре. В тот момент он вполне мог бы подождать, но не подождал.
Кроме того, руководитель полётов сам до смерти устал — не только за сегодняшний день, но и за все предыдущие. Он вспомнил, что недавно где-то читал, будто в середине семидесятых годов появятся такие системы наблюдения за воздухом, благодаря которым диспетчеры будут в два раза меньше утомляться и меньше нервничать. Правда, руководитель полётов отнёсся к этой информации скептически. Он сомневался в том, что удастся когда-либо избежать профессиональных перегрузок: если в чём-то диспетчерам станет легче работать, им придётся затрачивать больше нервной энергии в другом. Это пробуждало в нём сочувствие к Кейзу — бледному, худому, напряжённому как струна, да и не только к Кейзу — ко всем, кого доводила до такого состояния существующая система организации труда.
Всё так же тихо Уэйн Тевис снова спросил:
— Так снимать его или нет?
Руководитель полётов отрицательно покачал головой. И, понизив голос, ответил:
— Не будем ускорять ход событий. Не снимайте Кейза, но и не отходите от него.
Тут Кейз заметил двух шептавшихся начальников и догадался, что надвигается нечто серьёзное. Как-никак он был матёрый волк, которому хорошо знакомы признаки близкой беды. Кроме того, инстинкт подсказывал, что речь шла и о нём. И он понимал почему. Теперь Кейз уже не сомневался, что через несколько минут его освободят от работы или же переведут на менее важное направление. Как ни странно, ему было всё равно.
Он был очень удивлён, когда Тевис, не делая никаких перемещений, оповестил всех диспетчеров о том, что самолёт «Транс-Америки», рейс два терпит бедствие, возвращается на базу и его надо принимать вне всякой очереди.
Диспетчеру, сидевшему на отлетах, было дано указание убирать все машины с предполагаемого курса рейса два.
И уже отдельно Кейзу Тевис изложил проблему посадки: решение о том, на какую полосу сажать самолёт, предстояло принять в последнюю минуту.
— Разработай свой план посадки, мальчик, — сказал ему Тевис, на техасский манер растягивая слова. — И когда самолёт передадут тебе, займись им. Все остальные мы возьмём на себя.
Сначала Кейз только кивнул, нимало не обеспокоенный поставленной перед ним задачей. И машинально принялся производить расчёт подхода самолёта. Такого рода расчёты всегда делают в уме. На бумагу наносить их нет времени, да и потом, как правило, приходится на ходу всё менять.
Как только Чикагский центр передаст ему самолёт, решил Кейз, он поведёт его к полосе три-ноль, но с таким допуском, чтобы можно было завернуть машину влево, — но не слишком резко, учитывая небольшую высоту, — если придётся сажать её на полосу два-пять.
Кейз подсчитал: вести самолёт ему предстоит минут десять. А Тевис предупредил его, что, по-видимому, лишь минут за пять до посадки он узнает о том, на какую полосу можно будет сажать машину. Времени, конечно, в обрез, и в радарной все изрядно вспотеют — как и в воздухе. Но справиться можно — хотя будет и нелегко. И Кейз снова мысленно прочертил траекторию полёта и зафиксировал направление.
А на КДП уже стали просачиваться — неофициальным путём — некоторые подробности. В свободные минуты диспетчеры сообщали их друг другу… На самолёте в воздухе произошёл взрыв. Он кое-как летел, несмотря на повреждённый фюзеляж и наличие раненых… Неизвестно, работает ли управление самолётом. Пилотам нужна самая длинная полоса, которая ко времени посадки, возможно, уже будет очищена, а возможно, и нет… Все повторяли слова Димиреста: «…самолёт повреждён, есть жертвы…» Капитан послал невероятно злую радиограмму управляющему аэропортом. Управляющий находится сейчас на полосе три-ноль, делается всё возможное, чтобы очистить её… А время быстро истекало. И теперь заволновались даже они, привыкшие к сложностям воздушного транспорта.
Помощник, сидевший рядом с Кейзом, рассказывал ему о случившемся по мере того, как узнавал сам. Кейз всё понял и уже страшился того, что на него свалилось. Не хочет он принимать в этом участия — ни малейшего, никакого! Не стремится он — да и не может — что-то там такое доказать себе. И даже если он хорошо справится с задачей — разве этим что-нибудь изменишь? А если не справится, если где-то ошибётся, погибнет самолёт, полный людей, как уже погиб один.
На другом конце радарной Уэйна Тевиса вызвал по прямому телефону руководитель полётов. Несколько минут тому назад он поднялся на этаж выше — в «будку», чтобы быть рядом с наземным диспетчером.
Опустив на рычаг трубку, Тевис на своём табурете подкатил к Кейзу.
— Старик, только что получил сигнал из Чикагского центра. Рейс два передадут нам через три минуты.
И Тевис переехал к диспетчеру, сидевшему на вылетах, и проверил, нет ли на пути рейса два вылетающих самолётов.
Помощник сообщил Кейзу, что на поле всё ещё стараются вытащить застрявший самолёт и освободить полосу три-ноль. Они уже включили двигатели, но самолёт так и не сдвинулся с места. За дело взялся брат Кейза (так сказал помощник), и, если самолёт не двинется сам, снегоочистители разнесут его на куски, чтобы освободить полосу. Но всех волнует, хватит ли на это времени.
Раз Мел принял такое решение, подумал Кейз, значит, он уверен, что хватит. Мел всегда со всем справляется, он умеет подчинить себе ход событий. А вот у Кейза не выходит — или, во всяком случае, не всегда и не так, как у Мела. В том-то и разница между ними. Прошло уже почти две минуты.
