Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения
— Сколько ты поставил?
— Сто.
Ирина поняла, что он имел в виду не сто фунтов, а сто тысяч фунтов. Щеки запылали, лицо вспыхнуло. Если бы она сунула сейчас голову в духовку в кукольном домике, который был у нее в детстве, точно сожгла бы пирог.
— Я никогда не знала, что ты играешь.
— Теперь знаешь.
— Клайв Эвертон сказал бы: «Как неудачно».
— Когда Эвертон говорит «Как неудачно», он подразумевает «Как глупо». — Это была уже не случайность, а осознанный выпад, но Ирина не собиралась его принимать. — Прости. Это случайно. Я не хотел ссориться.
Уровень адреналина в крови достиг максимума, и теперь она обмякла, понуро опустив голову.
— Почему ты не рассказал мне о финансовых проблемах?
— Не хотел тебя волновать. Мне так нравилось тратить на тебя деньги, лапочка.
Настало время повести себя как взрослый человек. До настоящего момента Ирина вела себя скорее как ребенок. Она ничего не знала о его финансовых проблемах, потому что никогда об этом не спрашивала. Она поступала как маленькая девочка. Она с уверенностью нуворишей полагала, что много денег означает безбедное существование до конца дней.
— Тебе не кажется, что для завершения карьеры время не подходящее? В этом сезоне ты не выступил ни на одном турнире.
— Я отказывался от участия только из-за отсутствия денег, лапочка. Еда, жилье, транспорт — все это не бесплатно. А это новые кии не лучше лодочных весел. С ними я не дойду даже до четверти финала, а если затевать все это ради первых раундов, то еще глубже провалимся в яму.
— Почему ты мне не рассказал?.. Ладно, не стоит паниковать. Этот дом стоит сейчас кучу денег. Получим деньги и вступим в ипотеку.
Рэмси нахмурился:
— Это и есть ипотека.
— Я думала, дом принадлежит тебе! — Ирина с трудом отдышалась. — Ладно. — Вдох, выдох. — Значит, ты не просто банкрот. И кредитные карты заблокированы… Ты весь в долгах!
— Ну, можно и так сказать.
— А как еще?
— По-разному.
— Куда ты?
— В туалет.
— Ты был там несколько минут назад.
— Чая много выпил, — пробормотал Рэмси, хотя на столе стояла бутылка коньяку.
Обратно он шел так, словно ему девяносто.
— Что-то я не в форме, — пробормотал он, хватаясь за поясницу.
Если увеличить давление в резервуаре работающего агрегата, то он может дать течь в любом месте.
— Ты не хочешь обратиться к врачу? — с раздражением спросила Ирина. — Или лечись, или заткнись!
— Справедливо. — Рэмси поднял брови.
— Надеюсь, у тебя есть страховка?
— М-м-м. Сдается, страховка — это первое, от чего я отказался.
— Боже, но ведь есть еще и государственные клиники. Ты знаешь, кто твой врач?
Рэмси пожал плечами.
— Ты настоящий ипохондрик и не ходишь к врачу? — Ирина впервые бросила это слово ему в лицо.
Рэмси побледнел.
— У меня не с головой проблемы, а ниже. Кроме того, я не люблю докторов.
— Когда последний раз ты проходил полное обследование?
— Не помню я! — нервно выкрикнул Рэмси.
— Тебе уже за пятьдесят. Давно пора сделать колоноскопию и всякое такое. Я оформлю все документы и завтра отведу тебя к терапевту. Ты потратил на налоги целое состояние, должна быть от этого польза.
Таким образом Ирина получила неофициальное право и принялась действовать.
Первым делом она встретилась с бухгалтером, который вел дела Рэмси, и узнала все о состоянии его финансов, а также что он сделал ряд инвестиций, которые еще не принесли доход, и приняла решение пожертвовать прибылью ради покрытия долгов по кредитным картам. Что же касается ипотеки и расходов на жизнь, им приходилось рассчитывать только на доходы Ирины, какие бы они ни были.
Сумма на счете Ирины была вполне значительной для накоплений на черный день, но несущественной, если рассматривать ее с точки зрения средств на проживание. У Рэмси было столько долгов, что премия пятьдесят тысяч долларов показалась ей ничтожно маленькой. Что же касается ожидаемых гонораров, то новый издатель в США внезапно разочаровался в «Фрейм и матч». Видимо, даже золотая наклейка на обложке не могла заставить американцев покупать книгу о снукере. Половину суммы авансом она сможет получить, лишь когда предоставит свое новое творение.
Рэмси обеспечивал ей вольготную «Жизнь Рейли» на протяжении почти пяти лет, теперь настала ее очередь думать о хлебе насущном. Было бы неплохо, если бы кто-то предупредил ее тогда, в ресторанах, что в итоге последствия за съеденные суши и выпитое шампанское станут ее проблемой. Они впустую промотали кучу денег!
Лишенный, помимо покупательской способности, еще и любимого дела, Рэмси чувствовал себя потерянным. Он с трудом терпел, что его жена отплачивает все счета, но выбора не было; поэтому он капитулировал и смирился с детской зависимостью от Ирины. Если раньше она вела себя как принцесса, то теперь ей приходилось делать все самой. Она уволила прислугу и сама наводила порядок в доме. Она объявила, что они прекращают походы в рестораны и начинают жизнь как в ашраме, — Рэмси не сопротивлялся. Новый образ жизни не требовал от нее частого присутствия на кухне, поскольку к выбору продуктов также пришлось подходить с учетом экономии, поэтому Ирина бросила все силы на работу над новыми иллюстрациями, ведь это осталось единственным источником дохода. Рэмси стал таким беспомощным, что сам вряд ли бы пошел на встречу с врачом, хотя ему предстояло лишь рядовое обследование. От терапевта требовалось только подтвердить, что Рэмси совершенно здоров, и она смогла бы убедить его перестать постоянно жаловаться на боли в животе и начать действовать, поскольку сейчас у них достаточно куда более серьезных проблем, чем его выдуманные болячки.
Сидя в комнате ожидания поликлиники в Ист-Энде, Ирина разглядывала пациентов — жители Бангладеш с одной стороны, белые — с другой, среди последних либо слишком худые, либо неимоверно полные. Коренные жители района толкали друг друга в бок и кивали в сторону знаменитого игрока в снукер. Ирина никогда не была снобом, но в данной ситуации было сложно не разделить удивление окружающих оттого, что человек, много лет мелькавший на экране, пользуется услугами врача государственной поликлиники наряду с простыми гражданами.
Подошла очередь Рэмси, и она напутствовала его, словно мамочка, уговаривая быть сильным и держаться. Рэмси терпеть не мог сдавать анализ крови; впрочем, кому это нравится? Махнув рукой, он пошел вдоль стены, окрашенной в гороховый цвет, Ирине на мгновение показалось, что он прощается, но не с ней, а с чем-то прекрасным, что навсегда останется в прошлом, чем-то простым и эфемерным, что уже никогда не вернется. Разглядывая плакаты на стенах, Ирина ругала себя, что не взяла книгу. Рэмси не было очень долго. Наконец он вернулся. Рукава рубашки были закатаны, сжатый в руке кожаный пиджак волочился по полу. На лице появилось выражение предельной собранности и серьезности, которое она видела впервые. Иногда любовь поныть добавляет проблем. Глядя в его глаза, она вспомнила граффити 60-х годов. Настоящие враги есть даже у параноиков. Как следствие, болеют даже ипохондрики.
— Мне казалось, ты потерял ко мне интерес, — сказала Ирина.
Они спускались по лестнице в подвал, где в окружении атрибутов снукера Рэмси чувствовал себя по-настоящему дома. Они сели на диван, словно беженцы, ищущие убежище в собственном доме. Под светом конических ламп зеленое сукно стола становилось похожим на поляну для пикника, трава на которой была зеленее с одной стороны. Это поле было сейчас перед ними, но излучаемое им спокойствие относилось к прошлому.
— А ты просто не мог. Почему ты мне не признался? — На этот раз она обвиняла Рэмси в том, что он не пожаловался.
— Думал, вдруг пройдет. И еще боялся.
— Самоотречение — не река в Египте. Это целый океан. — Избитые фразы уже не казались интересными; шутки произносились с трудом. Даже сетования Рэмси «Это все моя простата» — он не был дикарем и понимал, что к чему, — не вызывали эмоций.
— Как несправедливо, — вздохнула Ирина. — У тебя могла болеть, например, лопатка. Словно кто-то пытается нам посильнее навредить. Удар ниже пояса.
— Я всегда был убежден, что судьба отбирает прежде всего то, от чего человек получает удовольствие.
— Но это же не окончательный вердикт. Надо пройти еще обследования.
— Да, — безнадежно кивнул Рэмси. — Когда этот черномазый пакистанец засунул мне палец в задницу, он, кажется, даже сам удивился. По крайней мере, парень не выглядел счастливым.
— Думаю, не стоит называть его «черномазым», — сурово произнесла Ирина. Чрезвычайно неприятно, но большинство врачей из стран третьего мира, которых было много в государственных клиниках, вызывали недоверие, видимо, их считали неучами. — Когда будут готовы результаты анализов?
