Ольга Карпович - Семейная тайна
Александра замерла на месте, тупо глядя перед собой в полированную поверхность двери. Перед глазами расплывались полосы и завитки узора, вырисованного самой природой в структуре дерева.
– Это совершенно неважно сейчас, Андрей, – наконец глухо произнесла она. – Не имеет никакого значения. Все закончилось много лет назад, и… Спокойной ночи.
Она быстро вышла из кабинета, так и не обер-нувшись.
В больничном парке уже совсем стемнело.
Над деревьями распахнулся темно-фиолетовый, унизанный серебристыми звездами небесный свод. Слабый ветер доносил откуда-то свежий запах речной воды и сосновой хвои.
Александра некоторое время быстро шла по главной аллее, не думая, куда направляется, ничего не замечая вокруг. Лишь когда волнение немного отступило, она сообразила вдруг, что пойти здесь ей некуда, кроме как в родительский дом.
После разговора с Андреем, всколыхнувшего внутри что-то смутное, болезненное, то, что она долгие годы пыталась вытеснить, возвращаться в гнетущую атмосферу родительского дома, где лежал в беспамятстве отец, всхлипывала мать и грызлись между собой Макс и Вероника, казалось выше ее сил…
Александра свернула с аллеи и пошла влево, пробираясь между темневших в ночном воздухе деревьев и кустов. Если она правильно помнит – там, в глубине парка, за третьим лечебным корпусом, должна быть старая полуразрушенная беседка. Ее почти не видно за разросшимся кустарником, поэтому во время ремонтов территории о ней забывали и не трогали. Конечно, за прошедшие годы от старой беседки могло ничего и не остаться…
Александра пробралась в глубь парка и разглядела едва видимые из-за старых липовых стволов деревянные колонны.
Значит, беседка все еще на месте.
Часть резной балюстрады обвалилась, дощатый пол прогнил и местами провалился, колонны, поддерживавшие прохудившуюся крышу, были исписаны.
Где-то здесь должны быть вырезаны перочинным ножом две сплетающиеся буквы А. В такую темень не найдешь, конечно…
Александра осторожно опустилась на опоясывавшую беседку изнутри деревянную скамью, облокотилась о колени и спрятала лицо в ладонях.
Курить хотелось смертельно.
Впервые за долгие годы она вдруг начала мечтать о сигарете. Александра даже обрадовалась тому, что взять сигарету ей было неоткуда. Она так долго вела здоровый образ жизни – вегетарианство, абонемент в спортивном клубе, никакого фастфуда, минимум алкоголя и, уж конечно, никакого курения! Неужели теперь, из-за одного разговора с Андреем, позволить всему полететь к черту?! Где же тогда ее хваленые выдержка и хладнокровие?..
Что, в сущности, произошло?
Он сказал ей, что она изменилась, упрекнул в черствости, а она не сдержалась и вскользь упомянула об их прошлом, о чем поклялась самой себе никогда не вспоминать.
Ну и что?
Что бы там ни было когда-то между ними, прошло уже двадцать лет.
Двадцать лет. Господи…
Впервые она услышала об Андрее в семнадцать.
Она тогда только поступила на юридический факультет МГУ, и отец, все еще не смирившийся с тем, что старшая дочь не захотела пойти по его линии, неизменно хмурился, когда ей случалось упомянуть что-то об учебе. Но в тот октябрьский день – кажется, это была пятница – Алексей Михайлович явился к ужину на удивление веселым, едва ли не напевающим. Он чмокнул в золотистые упругие локоны шестилетнюю Нику, взъерошил Максу на макушке волосы, на ходу приобнял уже сидевшую у стола Сашу за плечи и, опустившись на свое место, сказал матери, разливавшей по тарелкам борщ:
– Ты не представляешь, кто мне написал!
– Мм… Кто? – не слишком заинтересованно спросила Лидия Сергеевна.
– Галина! – торжественно провозгласил отец.
Мать неловко перехватила половник, черенок вдруг выскользнул из пальцев. Половник упал в супницу, багровые брызги борща полетели прямо на отцовскую белую рубашку.
– Лида, ну, елки зеленые! – рыкнул Алексей Михайлович.
– Ой, прости, Алешенька! – тут же подхватилась мать. – Сейчас принесу чистую.
– Да черт с ней, высохнет, – отмахнулся отец. – После обеда сменю, я голодный, как собака. Так вот, я говорю: Галина мне написала, помнишь ее?
– Нет, – коротко отозвалась мать, поджимая губы.
– Ну, Галка Каляева, однокурсница наша, остроносенькая такая. Помнишь?
Мать, не глядя на него, пожала плечами, шлепнула по руке Веронику, тянувшуюся к вазе с конфетами, а Максу в тарелку отправила огромный сметанный – айсберг.
– Ты представляешь, ее сын Андрей, оказывается, сейчас в Москве учится, в Первом меде. Вот молодец парень, а? Ровесник нашей Сашки.
– Ровесник? – переспросила Лидия Сергеевна. – Как это она так быстро обернулась? Когда мы поженились, у нее, кажется, еще и не было никого.
– А, значит, вспомнила Галку, – торжествующе проговорил отец. – Ну, слушай, я подробностей не знаю… Она вроде бы вскоре после окончания института за Новикова вышла, с параллельного потока. Он давно по ней вздыхал. Но не о том речь. Так вот, сын ее, Андрей, значит, на первом курсе сейчас. Она просит поспособствовать ему там, в дальнейшем – с кафедрой, с ординатурой. Надо бы присмотреться, что за парень. Давай на обед его к нам позовем, познакомимся, а там видно будет.
– Как скажешь, – кротко отозвалась мать, но по ее поджатым губам Саша поняла, что Лидии Сергеевне почему-то идея пригласить к ним Андрея, сына какой-то там Галки, крайне не понравилась.
Однако перечить отцу мать не решилась, и в ближайшее воскресенье Андрей появился у них дома.
И он был… удивительный.
Его лицо поначалу показалось Саше совершенно обычным, неприметным – пшеничные пряди спадают на лоб, нос некрупный, прямой, твердая линия рта. Особенным ростом или статью он тоже не отличался – лишь на пару сантиметров выше вечной «дылды» – Саши.
Но стоило ему улыбнуться…
Эта улыбка, искренняя, обаятельная, как будто озаряла все лицо каким-то внутренним светом. И становилось вдруг видно, как красиво это обыкновенное лицо, какие синие теплые и лучистые глаза у этого человека. Улыбка подкупала, располагала к себе. И редко кто мог сдержаться и не разулыбаться Андрею в ответ. Саша же, однажды увидев эту улыбку, обращенную к ней, поняла, что пропала. Совсем пропала, со всеми потрохами. Что ей больно дышать и почему-то хочется плакать, и смеяться, а больше всего – подойти к этому почти незнакомому парню, уткнуться ему в плечо, почувствовать, как он улыбается вот так – ей в волосы, и как ей от этого становится тепло и спокойно.
Только вот…
Влюбленная Саша Воронцова, страшненькая отличница, на которую за семнадцать лет ее жизни ни разу не обратил внимания ни один парень, – это было унизительно, стыдно и жалко. И Саша намеренно выпрямилась во весь рост, скроила самую ледяную надменную мину, на которую только была способна, и заставила себя весь обед смотреть сквозь Андрея, сквозь эту удивительную улыбку, золотыми солнечными лучами пронизывавшую воздух в гостиной.
Он еще попытался заговорить с ней после обеда, что-то спросил про институт – нравится ли ей учиться или что-то в этом роде. И Саша ухитрилась выстроить довольно ядовитый ответ: ей, мол, очень нравится учиться, именно поэтому она не может тратить время, отведенное на домашние задания, на пустые беседы с какими-то провинциалами. Андрей вытаращил на нее свои бездонные небесно-синие глаза, отступил на шаг и примирительно вскинул ладони – вот как сегодня:
– Ладно, ладно… Я понял. Прости. Больше не побеспокою.
И он снова улыбнулся, кажется, приняв ее за чокнутую.
Господи, как же ей хотелось тогда удрать в свою комнату, спрятать голову в подушку и завыть от несоответствия собственных глупых фантазий суровой действительности!
С того дня Андрей как-то незаметно вошел в жизнь их семьи.
Отец, побеседовав с ним в кабинете, счел его парнем толковым и вскоре всерьез решил взять Новикова под крыло. Он звонил знакомым профессорам из меда, выбивая для Андрея должность на интересовавшей его кафедре, устраивал для него во время практики место в санатории, просматривал его курсовые работы и, если было нужно, давал советы. Мать стоически выносила постоянные рассказы отца об успехах Андрея и лишь изредка выдавала что-нибудь вроде:
– Удивительно, Алеша, я никогда не думала, что в тебе вдруг проснутся отцовские чувства по отношению к чужому мальчику. Мне казалось, ты успехи и неудачи своих собственных детей всегда воспринимал гораздо спокойнее.
– Лида, не мели чепухи! – обрывал отец. – Никто из моих, к сожалению, мое дело не продолжит, а Андрей – толковый парень, на него я могу рассчитывать в будущем.
– А Максюша? – ревниво спрашивала мать.
