Владимир Кунин - Интердевочка
Я увидела, что он снова взялся за бутылку, и прикрыла свою рюмку ладонью. Он налил только себе и вдруг улыбнулся беззубым ртом:
- А если имею? - и выпил. - Материальные претензии?
- Ты… Ко мне?! - я смотрела на него во все глаза. - Ты?! Да я тебя в порошок сотру, гад ты этакий…
- И никуда не уедешь, - он наглел с каждой секундой. - За все в жизни надо платить, Татьяна.
На мгновение мне показалось, что это сон, - и стоит только мне открыть глаза… Он сидел передо мной - грязный, небритый. Пьянехонький с двух паршивых рюмок, - и смотрел на меня победительно и непреклонно. Я даже задохнулась от омерзения и ненависти, но взяла себя в руки и почти спокойно спросила:
- Сколько?
- Это как посмотреть… - ухмыльнулся он.
- Сколько? - Я понимала, что он взял меня за глотку.
Он показал мне три растопыренных пальца.
- Рубля? Червонца? Сотни?
- Тысячи, - сказал отец и налил себе третью рюмку.
Уже совершенно не соображая, что сейчас произойдет, я потянулась к бутылке, чтобы засветить ему ею между глаз. Он четко разгадал мое движение и в ужасе отпрянул к стене, закрываясь руками.
Но в это время дверь приоткрылась, и девятилетняя Лариса с маленьким Стасиком на руках сказала:
- Папа, помоги. Там мама по «большому» в туалет хочет. А у меня Стасик. И Димка плачет…
Из меня словно воздух выпустили. Я обессилено плюхнулась на стул. Кося на меня глазом, отец выскочил из-за стола и, жалко улыбаясь, суетливо проговорил:
- Одну секундочку… А то, знаете, она под себя ходит… Потом убирать, белье замачивать. Вы уж извините меня, пожалуйста.
- Ладно, - сказала я и встала из-за стола. - Я привезу вам то, что вы просите. Мне на это нужно несколько дней.
- Хорошо, хорошо… - забормотал отец, и мне показалось, что в эту секунду ему гораздо важнее немедленно бежать к жене, чем получить с меня деньги. - Пройдемте, пожалуйста.
Уже из коридора он прокричал в комнату:
- Люсенька! Секундочку!.. Я только товарища из собеса провожу!
- Где?! Где я ему достану столько денег?! - орала я уже в состоянии истерики Кисуле и Гулливеру.
Десять минут назад я примчалась к ним на «хату», которую они на паях снимали у уехавшего инженеришки.
Девки ходили по квартире немытые, нечесаные после бурной «рабочей» ночи и долгого дневного сна. «Хата» была, как и все «хаты», предназначенные для свиданий проституток с клиентами: отдельная, однокомнатная, почти без мебели, с большой и низкой тахтой, или, как говорят, «станком», журнальным столиком и обшарпанным креслом. Зеркало у тахты, на стене японский календарь с голыми девочками; ванная с облупившимся кафелем и лучшей косметикой мира, около треснувшего унитаза рулон американской розовой «пуховой» бумаги. Загаженная пятиметровая кухня с двухконфорочной плитой вся уставленная бутылками из-под всех возможных и невозможных напитков. Валяются пустые банки из-под пива «севн-ап», «швепса» и «джинджер-эля»…
А в изголовье тахты обязательный двухкассетный «Шарп» с набором самых современных пленок.
- Погоди, не ори, - сказала Кисуля. - Сколько нужно?
- Три! Три штуки он запросил!.. - крикнула я в ярости.
- Мог бы и больше, не ты первая, - тихо сказала Гулливер и показала глазами на Кисулю.
- Помоги, Кисуля!.. - взмолилась я.
- Что же, у тебя «капусты» нет? - не поверила мне Кисуля. - Ты же последний год молотила, как лошадь.
- Откуда. Я же не жмусь, как ты. Да, у меня было одиннадцать штук! Так четыре я тебе отстегнула за шубу, две себе оставила на жизнь, а пять положила в сберкассу на мамино имя, чтобы она потом без денег не сидела, когда меня здесь не будет! И все! И наличманом у меня сегодня полторы и хрен с прованским маслом!.. С материной книжки мне теперь не снять, в больнице ни у кого рубля лишнего нет. А нужно еще три тысячи доставать. И жить до зимы!..
- У меня денег нет, - твердо сказала Кисуля. - У меня все в облигациях трехпроцентного займа, а через две недели розыгрыш. Я не могу рисковать.
- Гулливер! Симка!.. Ну, поскреби по сусекам, - униженно попросила я. - Выберусь «за бугор» - сочтусь…
- О чем ты, Танька! У меня все в валюте, я уже сколько не сдавала ее. Одного моего приемщика уголовка замела, сама сижу - трясусь. Второй - вот-вот загремит. У меня «деревянных» - кот наплакал. И на машину внесла - четыре сверху пришлось кинуть. Да разве я…
- Что делать, девки? Что делать? - Я была в полном отчаянии.
- Что ты дергаешься, как свинья на веревочке? - Жестко сказала Кисуля. - Чего ты побираешься? Сама заработать не можешь? Выставка медицинского оборудования со всего мира приехала, пушники на аукцион собрались, работы в городе навалом, а ты тут казанскую сироту разыгрываешь?! Дерьмо собачье! Чище всех хочешь быть? Замуж вышла?
- Ты в своем уме?! - закричала я. - Один привод, и для меня вообще все накроется!..
- Кто тебя просит по гостиничным номерам шляться? Бери ключ от «хаты», плати нам полтинник в сутки и молоти себе на здоровье. Что для подруги не сделаешь…
Гулливер ошарашено взглянула на Кисулю, сказала:
- Девчонки, я пойду на кухню, кофейку замостырю…
И смылась. Меня снова брали за глотку. Теперь - подруги.
- Значит, с меня полсотни в день? - усмехнулась я. - А в месяц за «хату» двести?
- Двести пятьдесят, - холодно поправила меня Кисуля. - У тебя же экстренный случай. Дорога ложка к обеду.
- Кому я валюту потом сдам? Я уж все концы растеряла…
- Валюту я у тебя сама приму в лучшем виде, - рассмеялась Кисуля.
- Господи… Что же я маме скажу, Эдику?
- Скажешь, что тебя как образцовую медицинскую сестру срочно забрали на десятидневные военные сборы. Тем более что это будет почти правда.
В интуристовском крыле аэропорта Эдика провожали мама и Лялька.
Лялька глазела по сторонам, а мама горячо говорила Эдику:
- Раз медицинский работник - значит, военнообязанный. Раз военнообязанный - значит, должен проходить какую-то там свою военную учебу. И раньше это было, но чтобы так экстренно!.. Эдик! Я очень волнуюсь - это не может быть из-за напряжения во внешнеполитической обстановке в мире?
- Нет, мама. У нас тоже так делают. Даже полицию ненадолго призывают в армию. Не волнуйтесь, мама. Скоро это все кончится. Мы будем ездить к вам, вы будете приезжать к нам…
Они обнялись, поцеловались, и мама погладила Эдика по голове.
- Я ее очень люблю, - тихо сказал Эдик. - Пусть она сразу же мне позвонит в Стокгольм, как вернется…
Когда мой муж Эдвард Ларссон, сидя в самолете скандинавских линий, взмыл в воздух и растворился в низкой облачности, Лялька томно проговорила:
- Я тоже туда хочу…
Но мама не обратила никакого внимания на Лялькины слова. Она цепко схватила Ляльку за руку и резко повернула к себе:
- Где она? Немедленно посмотри мне в глаза! Я тебя спрашиваю: где она болтается уже третьи сутки?!
Самое ужасное, самое отвратительное, что в постели мне с этим прошлогодним японцем сегодня было гораздо лучше, чем с Эдиком! Я презирала себя, проклинала последними словами, но ничего не могла с собой поделать.
С этим чертовым итиро кенэда мне не нужно было устраивать спектакли со стонами, вздохами и криками, которыми мы обычно подхлестываем клиентов и, честно говоря, сильно сокращаем время свидания с ними. Ибо в нашей профессии время ценится очень дорого.
С ним мне не надо было ничего имитировать.
- У меня никогда не было такой женщины, как ты…
Японцы вообще очень ласковые и нежные ребята. А этот особенно.
Гулливер и Кисуля разыскали мне его в тот же вечер, несмотря на то, что я ни хрена не помнила ни его имени, ни фамилии. Первые двое суток очень трудно было после перерыва втягиваться в английский язык. Потом в башке у меня приоткрылись какие-то створки и я довольно сносно залопотала.
- Таня-тян, не мог бы я сделать тебе какие-нибудь презенты из вашей «Березки»?
- Нет, итиро, нет. Я теперь замужем и все равно не смогу принести их домой. Замужем, понимаешь?.. Поэтому мы и сидим здесь с тобой, как в тюрьме.
- О, какая прекрасная тюрьма!.. С тобой я согласен провести в тюрьме всю оставшуюся жизнь!
Как это у Киплинга?.. «День-ночь, день-ночь, мы идем по Африке. День-ночь, день-ночь, все по той же Африке… Только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог…»
На допингах он, что ли? Проклятый джапан!..
Днем, когда итиро был на торгах пушного аукциона, а я валялась на тахте и разглядывала старый французский журнал мод, под окном раздались два коротких автомобильных гудка. Я выглянула, увидела машину Кисули и пошла открывать дверь.
- Ну, что? - спросила Кисуля.
Они привезли мне какую-то жратву, и Гулливер доложила:
- Лялька тебя прикрывает по всем дыркам. И дома, и на работе. Когда они Эдика провожали, Алла Сергеевна ее в аэропорту так прихватила, что деваться было некуда. И то Лялька не раскололась! Классный ребенок!..
