Джоди Пиколт - Ангел для сестры

Настоящий друг не способен жалеть.

– Я тебе не друг, – сказала я, задергивая штору. – Я твоя сестра.

«И с этим я справляюсь не самым лучшим образом», – добавила я про себя и подставила лицо под струю воды, чтобы Кейт не поняла, что я тоже плачу.

Вдруг занавеска отлетела в сторону, лишив меня последней защиты.

– Об этом я и хотела с тобой поговорить, – выпалила Кейт. – Если ты не хочешь больше быть моей сестрой, это одно. Но я не выдержу, если потеряю тебя как друга.

Она задернула занавеску обратно, и вокруг меня поднялся пар. Потом я услышала, как открылась и захлопнулась дверь, и почувствовала холод.

Я тоже не могла вынести мысли о том, что потеряю ее.

В тот вечер, когда Кейт уснула, я вылезла из постели и стала рядом с ее кроватью. Я поднесла ладонь к ее носу, чтобы проверить, дышит ли она, и почувствовала движение воздуха на своей руке. Я могла бы сейчас зажать ей нос и рот, и у меня хватило бы сил сдерживать ее, если бы она стала сопротивляться. Разве я делаю не то же самое сейчас?

Шаги в коридоре заставили меня нырнуть назад в постель. Я отвернулась от двери, чтобы родители не заметили, что я еще не сплю.

– Не могу в это поверить, – услышала я мамин шепот. – Я просто не могу поверить, что она это сделала.

Папа вошел очень тихо, и я уже решила, что ошиблась, что его нет в комнате.

– Это так же, как было с Джесси, – продолжала мама. – Она хочет привлечь к себе внимание.

Я чувствовала, как она смотрит на меня, словно на какого-то неизвестного зверька.

– Может, нужно повести ее куда-нибудь. Одну. В кино, за покупками. Чтобы она не чувствовала себя покинутой. Она поймет, что не нужно совершать сумасшедшие поступки, чтобы мы обратили на нее внимание. Как ты думаешь? Папа ответил не сразу.

– Возможно, это и не сумасшедший поступок, – тихо проговорил он.

Вы знаете, как оглушает и давит на перепонки тишина в темноте? Именно поэтому я чуть не пропустила мамин ответ.

– Ради Бога, Брайан… на чьей ты стороне?

Даже я не знала ответа на этот вопрос. Всегда есть стороны. Всегда есть победитель и побежденный. На каждого выигравшего должен быть один проигравший.

Через пару секунд дверь закрылась, и свет на потолке, падающий из коридора, пропал. Моргая, я перевернулась на спину и увидела, что мама все еще стоит рядом.

– Я думала, вы ушли, – прошептала я.

Она села в ногах моей кровати, я отодвинулась. Но она успела положить руку мне на ногу.

– О чем еще ты думала, Анна?

Мой желудок сжался.

– Я думала, что ты меня ненавидишь.

Даже в темноте я видела, как блестят ее глаза.

– О Анна, – вздохнула мама. – Разве ты не знаешь, как я тебя люблю?

Она протянула ко мне руки, и я свернулась калачиком у нее на коленях, будто вернулось время, когда я была маленькой. Я прижалась лицом к ее плечу. Больше всего на свете я хотела вернуть то время, когда безоговорочно верила всему, что говорила мама, и не замечала еле уловимых противоречий в ее словах.

Мама обняла меня крепче.

– Мы поговорим с судьей и все объясним. Мы сможем все исправить, – говорила она. – Мы сможем все исправить.

Я кивала, потому что именно это я хотела услышать.

Сара

1990

В онкологическом отделении больницы я чувствовала себя неожиданно комфортно, будто принадлежала к какому-то закрытому клубу. Здесь было много людей – начиная с предупредительного служащего на парковке, который поинтересовался, впервые ли мы здесь, и заканчивая детьми, державшими под мышкой вместо плюшевых медвежат специальные розовые емкости на случай рвоты, – и это внушало чувство безопасности.

На лифте мы поднялись в офис доктора Шанса. Уже одно его имя меня раздражало. Почему тогда не доктор Победа?

– Он опаздывает, – заметила я Брайану, в двадцатый раз посмотрев на часы. На подоконнике гибло вьющееся растение. Надеюсь, с людьми они обращаются лучше.

Пытаясь развлечь капризничающую Кейт, я надула резиновую перчатку и завязала, чтобы получился петушок. Возле умывальника на контейнере, в котором лежали перчатки, был нарисован знак, предупреждающий родителей как раз не делать этого. Мы бросали друг другу надутую перчатку, играя в волейбол, пока не вошел доктор Шанс. Он даже не извинился за опоздание.

– Мистер и миссис Фитцджеральд.

Он был высокого роста, худой, с плотно сжатым ртом и беспокойными голубыми глазами, казавшимися огромными из-за толстых линз в очках. Одной рукой он поймал перчатку и нахмурился.

– Вижу, уже есть проблемы.

Мы с Брайаном переглянулись. И этот бессердечный человек будет вести нас в нашей войне? Это наш генерал, наш рыцарь на белом коне? И прежде чем мы успели что-то сказать, он дорисовал рожицу на перчатке в таких же, как у него, очках.

– Вот, – сказал он и с улыбкой, которая сразу изменила его лицо, передал перчатку Кейт.

Я виделась со своей сестрой Сузанной раз или два в год. На дорогу к ней уходит меньше часа и несколько тысяч философских рассуждений.

Насколько я знаю, Сузанне платят деньги за то, что она командует людьми. Теоретически это значит, что она сделала карьеру, тренируясь на мне. Наш отец умер, когда стриг лужайку в свой пятьдесят девятый день рождения, а мама так и не оправилась после этого. Сузанна, которая была старше меня на десять лет, стала главой семьи. Она проверяла мои домашние задания, подавала документы на юридический факультет и мечтала о большем. Она была умной, красивой и всегда знала, что и когда сказать. Сестра могла справиться с любой катастрофой, найти выход из любой ситуации. Поэтому она и преуспела в работе. Она чувствовала себя в зале заседаний совета директоров так же комфортно, как и в парке во время пробежки. Кто бы не хотел иметь перед собой такой пример для подражания?

Моим первым протестом было замужество с парнем, не имевшим высшего образования. Вторым и третьим были мои беременности. Подозреваю, что, когда я отказалась от перспективы стать второй Глорией Аллред,[8] она с полным правом внесла меня в список неудачников. Но до сих пор я с полным правом не считала себя таковой.

Не поймите меня превратно. Сузанна любит своих племянников. Она высылает им статуэтки из Африки, ракушки из Бали, шоколад из Швейцарии. Джесси хочет иметь такой же офис, как у нее, когда вырастет.

– Мы не можем все быть тетей Занной, – говорила я ему, имея в виду, что это я не могу быть ею.

Я не помню, кто из нас перестал звонить первым, но так было проще. Нет ничего хуже тишины, тяжелыми бусинами падающей на тонкую нить разговора. Я позвонила ей только через неделю. На прямой номер.

– Линия Сузанны Крофтон, – ответил мужской голос.

– Да, – заколебалась я, – могу я с ней поговорить?

– Она на совещании.

– Пожалуйста… – Я набрала побольше воздуха. – Пожалуйста, скажите ей, что звонит ее сестра.

Секунду спустя я услышала мягкий прохладный голос:

– Сара? Сколько времени прошло.

Это к ней я прибежала, когда у меня начались первые месячные, это она помогала мне склеить впервые разбитое сердце, это ее руку я искала среди ночи, когда не могла вспомнить, на какую сторону папа носил пробор или как звучал мамин смех. Неважно, какая она сейчас, раньше она была моим лучшим другом, данным от рождения.

– Занна? Как дела?

Через тридцать шесть часов, после того как Кейт официально поставили диагноз острая промиелоцитная лейкемия, нам с Брайаном дали возможность задать вопросы. Кейт сидела у детского психолога и возилась с клеем и цветными блестками, пока мы общались с группой врачей, медсестер и психиатров. Медсестры, как оказалось, должны были отвечать на наши вопросы. В отличие от докторов, нервничавших так, будто опаздывали куда-то, медсестры терпеливо отвечали нам, как если бы мы были первыми, кто задавал им эти вопросы, а не тысячными.

– Когда имеешь дело с лейкемией, – объясняла одна медсестра, – еще не сделав первый укол первого этапа лечения, нужно думать о третьем и четвертом этапах. Но именно этот вид лейкемии плохо предсказуем, поэтому нужно тщательно продумывать каждый следующий шаг. Промиелоцитная лейкемия сложнее в лечении, потому что это устойчивое к химиотерапии заболевание.

– Что это значит? – спросил Брайан.

– Обычно при миелогенных лейкемиях, если позволяет состояние внутренних органов, потенциально можно возвращать пациента к ремиссии после каждого рецидива. Организм теряет силы, но можно каждый раз твердо сказать, что лечение принесет результат. В то же время, если одно лечение помогло при промиелоцитной лейкемии, нельзя быть уверенным, что оно подействует в следующий раз. И это все, что мы можем сделать в данный момент.

– Вы хотите сказать, – Брайан запнулся, – вы хотите сказать, что она умрет?

– Я хочу сказать, что нет гарантий.

– Что же вы собираетесь делать?

На этот вопрос ответила другая медсестра:

– Сначала у Кейт будет недельный курс химиотерапии. Мы надеемся, что нам удастся убить пораженные клетки. Скорее всего, у нее будет тошнота и рвота, мы постараемся свести это к минимуму с помощью противорвотных средств. У нее вы падут волосы.