Джоанн Харрис - Леденцовые туфельки
— Да, в «Жюле и Джиме» она просто потрясающая.
— Вот уж про Жанну Моро точно не скажешь, будто ей кочергу в задницу воткнули! В отличие от этой особы.
И Зози глазами указала на нашу официантку, которая, прямо-таки сияя, вилась теперь возле двух весьма дорогого вида крашеных блондинок.
Я не выдержала и фыркнула. Блондинки посмотрели на меня, потом на пурпурные сапоги Зози и дружно склонили головы друг к другу, и я тут же вспомнила Сюзи и Шанталь. У меня даже во рту пересохло.
Зози, должно быть, что-то прочла по моему лицу, перестала улыбаться и с озабоченным видом спросила:
— В чем дело?
— Не знаю… Просто показалось, что эти дамы над нами смеются.
Мне хотелось объяснить ей, что как раз в такие места и ходят Шанталь с матерью. И в обществе худющих дам в дорогом кашемире пастельных тонов пьют чай с лимоном, а на пирожные и внимания не обращают.
Зози элегантно скрестила свои длинные ноги и пояснила:
— Это потому, что ты не клон. Вот клонам здесь самое место. А всяким чудикам сюда вход воспрещен. Спроси-ка меня, кого я предпочитаю?
Я пожала плечами.
— Догадываюсь.
— Но до конца ты не убеждена. — Зози коварно улыбнулась. — Ладно, смотри.
И она слегка щелкнула пальцами, направив их на официантку, похожую на Жанну Моро. И в ту же секунду эта официантка поскользнулась на своих высоких каблуках и грохнула на столик чайник, полный лимонного чая, насквозь промочив скатерть и сильно обрызгав сумочки дам и их дорогущие туфли.
Я молча посмотрела на Зози.
А она только улыбнулась в ответ.
— Хороший фокус, верно?
И тут я расхохоталась. Для всех, разумеется, это было чистой случайностью, которую никто не смог бы предвидеть, но я-то не сомневалась: именно Зози заставила чайник упасть, а официантку — суетиться возле облитого чаем столика и блондинок в пастельном кашемире и дорогущих туфлях. Чтобы никто больше не смел на нас глазеть или смеяться над вызывающими сапогами Зози!
Так что мы преспокойно заказали себе пирожные и кофе. Зози предпочла пирожное с кремом, заявив, что уж она-то никаких диет соблюдать не намерена, а я — миндальное. Мы пили кофе, ели ванильное мороженое и проболтали куда дольше, чем я думала; мы говорили о Сюзанне, о школе, о разных книгах, о моей маме, о Тьерри и о нашей chocolaterie.
— А здорово, должно быть, в магазине, торгующем шоколадом, — сказала Зози, надкусывая пирожное.
— Ничего, но в Ланскне было лучше.
Зози посмотрела на меня с явной заинтересованностью.
— Что такое Ланскне?
— Одно место. Мы там раньше жили. Это на юге. Вот там действительно было здорово!
— Неужели лучше, чем в Париже?
Она, казалось, была искренне удивлена.
И я рассказала ей о Ланскне и о нищем районе Марод на берегу реки, где мы с Жанно обычно играли; и об Арманде, и о речных людях, и о плавучем доме Ру со стеклянной крышей и прикрепленной к борту маленькой шлюпкой с маленькими легкими веслами, и о том, как мы с мамой готовили шоколад и поздним вечером, и ранним утром, так что все в доме пропахло шоколадом, даже пыль…
Позже мне и самой было удивительно, что я так разболталась. Вообще-то мне не полагалось об этом рассказывать, как и обо всех прочих местах, где мы жили до Парижа. Но с Зози я никакой опасности не чувствовала. Наоборот, с ней мне было совершенно спокойно.
— Но скажи: теперь, когда мадам Пуссен умерла, кто же будет помогать твоей матери? — спросила Зози, чайной ложечкой выбирая со дна остатки мороженого.
— Ничего, мы справимся, — сказала я.
— А Розетт уже ходит в школу?
— Нет еще. — Мне почему-то не хотелось рассказывать ей о Розетт. — Хотя она очень способная. И здорово умеет рисовать. И все может знаками объяснить. И даже слова в книжке пальчиком показывает, когда ей читаешь.
— Вы с ней не очень-то похожи. Я пожала плечами и промолчала.
Зози остро на меня глянула, и глаза ее блеснули, словно она собирается еще что-то сказать. Но она так ничего и не сказала. Доела мороженое и вздохнула:
— Должно быть, плохо, когда отца нет.
Я опять пожала плечами. Разумеется, отец у меня есть — мы просто не знаем, кто он, — но уж это-то я точно не собиралась с ней обсуждать.
— Вы с матерью, наверное, очень близки?
— Угу, — кивнула я.
— Да, вот с ней вы как раз очень похожи… — Зози не договорила, улыбнулась, но как-то скованно, словно пытаясь решить в уме некий не дающий ей покоя вопрос— Есть в вас обеих что-то такое — верно ведь, Анни? — чего я никак не могу определить…
Ну, тут уж я, разумеется, предпочла промолчать. Это всегда безопаснее, как говорит мама, иначе твои же слова потом могут использовать против тебя самой.
— Что ж, во всяком случае, ты точно не клон, в этом нет ни малейших сомнений. Мало того, я спорить готова: ты тоже кое-какие фокусы знаешь…
— Фокусы?
Я тут же вспомнила об официантке и разлитом лимонном чае. И отвернулась. И снова мне стало не по себе и страшно захотелось, чтобы нам поскорее принесли счет, можно было сказать «до свидания» и убежать домой.
Но наша «Жанна Моро» явно нас избегала; она болтала с барменом, смеясь и кокетливо отбрасывая назад волосы, как это иногда делает Сюзи, заметив неподалеку Жана-Лу Рембо (это один мальчик, который ей нравится). Кроме того, я заметила у официантов и официанток одну особенность: даже если они обслуживают вас вовремя, то счет все равно нести не спешат.
И тут Зози сделала какое-то маленькое движение скрещенными пальцами — такое незаметное, что я чуть его не пропустила. Такой крошечный жест, словно поворачиваешь выключатель в комнате, и «Жанна Моро» вздрогнула, обернулась, словно ее кто кольнул, и в ту же секунду принесла нам на подносе счет.
Зози улыбнулась и взяла свою сумочку. «Жанна Моро» ждала, причем с таким недовольным и скучающим видом, что я почти не сомневалась: сейчас Зози скажет что-нибудь этакое — в конце концов, человек, который запросто произносит слово «задница» в чопорном английском кафе, нигде не станет стесняться, если нужно будет высказать свое мнение.
Однако Зози ничего не сказала.
— Вот вам пятьдесят евро. Сдачу можете оставить себе.
И она вручила официантке банкноту в пять евро.
Вот это да! Даже мне было видно, что это пятерка. Я видела совершенно отчетливо, как Зози с улыбкой положила ее на поднос. Но официантка почему-то ничего не заметила. Она даже поблагодарила:
— Merci, bonne journée.[22]
А Зози снова незаметно шевельнула пальцами и как ни в чем не бывало убрала сумочку.
А потом она повернулась ко мне и подмигнула.
Секунду я колебалась; может, мне просто показалось? И вообще, это ведь могло получиться и чисто случайно — в конце концов, народу в кафе полно, официантка постоянно занята, всем людям свойственно иногда ошибаться…
Но после приключения с чайником…
А Зози продолжала улыбаться мне, как кошка, которая запросто может тебя оцарапать, даже если сидит у тебя на коленях и мурлычет.
«Фокусы» — так она сказала.
«Случайность», — подумала я.
Я вдруг пожалела, что пошла сюда; пожалела, что окликнула ее в тот день, когда впервые увидела у нашей витрины. Это всего лишь игра — это ведь даже не по-настоящему! — однако от этого исходит ощущение такой опасности, словно от спящего чудовища, которое можно сколько угодно пихать, толкать и дразнить, но только до тех пор, пока оно окончательно не проснется.
Я посмотрела на часы.
— Мне надо идти.
— Анни, успокойся. Всего только половина пятого…
— Мама беспокоится, если я задерживаюсь.
— Пять минут роли не играют…
— Мне надо идти.
Наверное, я ожидала, что она как-нибудь меня остановит, заставит меня повернуть обратно, как ту официантку. Но Зози просто улыбалась, и я вдруг почувствовала себя полной дурой. Зря я все-таки поддалась панике! Ведь некоторые люди очень внушаемы. И эта официантка наверняка из таких. А может, они обе просто ошиблись… или, может, это я ошиблась?
Нет, я не ошиблась. Я это знала. И она тоже знала, что я все видела. По ней это было сразу заметно. Да и смотрела она на меня так — с этакой полуулыбкой, — словно мы с ней только что разделили нечто большее, чем просто пирожные…
Я знаю, это опасно. Но она мне так нравится. Действительно очень нравится.
И мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь такое, чтобы она поняла…
И я, повинуясь внезапному порыву, повернулась к ней и, увидев, что она все еще улыбается, весело спросила:
— Послушайте, Зози — это ваше настоящее имя?
— Послушай, — передразнила она меня, — а тебя действительно зовут Анни?
— Ну… — Я настолько опешила, что чуть было все ей не выложила. — Мои настоящие друзья зовут меня Нану.
— А их у тебя много? — с улыбкой спросила она. Я рассмеялась и показала ей один-единственный палец.
