Русина Волкова - Родился. Мыслил. Умер
– Да она пропьет твой медальон или любовнику за услуги подарит. Плевать ей на твои секреты, на твою таинственную родню (кстати, мне и об отцовской линии ничего не известно), у нее самой предок был неизвестным другом Пушкина и готовил политический переворот в Польше… Мне украшения ни к чему, но хотя бы напрямую внучкам отдала! - кричал я ей.
– Они еще ничего не пережили в жизни, а эта книжечка кровью умыта, слезами политая, не для них пока. А что жена твоя пьет и гуляет, так, может, не только ее вина в этом, как ты думаешь, Степан?
Сказала и смерила меня глазами, как свою нелюбимую дешевку-сноху, и прошуршала назад в свои чертоги.
Отец, как всегда, полностью принял ее сторону. Он вообще всю свою жизнь поставил на служение ей. Вот и сейчас, когда их уровень благосостояния начал стремительно падать из-за бардака в стране и безденежья в академии, развернул невиданную деловую активность. Часть помещений института была передана всяким коммерческим фирмам, даже один из туалетов был переоборудован в платный кооператив для прохожих, отчаявшихся найти в столице места для отправления нужды, кроме традиционного для России использования подъездов домов и лифтов. “Нужда заставит”, - шутил отец по поводу новаторского способа зарабатывания денег для себя и своих сотрудников. Финансовые дела в семье значительно улучшились, мама могла продолжить свою коллекцию меховых манто.
Наша домработница после двадцати лет наемного труда тоже ударилась в частное предпринимательство - открыла точку по выпечке пончиков. Довольно быстро ее подмяли под себя более молодые и более наглые, но наша Маша брала кулинарным умением и способностью завоевывать клиентуру, так что с бандитами договорились по-хорошему: она - печет, они - отстреливают конкурентов и освобождают ее от излишней прибыли.
Новые домработницы были приезжими неумехами и маму сильно раздражали. Пока я временно переселился к родителям, хотя бы кухня каждый день была чистая и хлеб свежий. Но уж когда я накопил на отдельную квартиру и съехал, родители подумали-подумали и нашли отличный выход: свою огромную престижную квартиру в центре они начали сдавать за бешеные деньги, а сами уехали на постоянное место жительства в академический санаторий в Подмосковье. Отец ушел с работы, денег на небедное существование у них хватало, да еще медицинский присмотр, готовая пища и ежедневная уборка их номера “люкс” со спальней, кабинетом и гостиной. Поначалу я приезжал их навещать, пока не понял, что мои визиты им в тягость, они наконец-то смогли себе позволить наслаждаться обществом друг друга без постороннего вмешательства. Мои визиты стали реже, а затем и совсем сократились, я больше ничем не отличаюсь от своих покинутых родителями братьев.
Продолжение профессиональной трудовой деятельности. мои ученики.
Часть третья
Поскольку мне не досталось в наследство даже облезлого кота, приходилось крутиться самому. Сдавать внаем факультетский туалет я не мог по двум основным причинам: не позволяла этажность расположения - легче было забежать по нужде в подъезд, и к тому же я не был административным руководителем, который мог бы решать такие вопросы. Приходилось подавать на большое количество грантов и международных стипендий, очень выручал поклонник насильственной демократии Дж.Сорос, которого мне не раз удалось подоить. Ну, и, конечно, приглашения на чтение лекций в крупнейших университетах США, Франции и Германии. Так вот по копеечке, по центику да пенсику и сколотил себе на квартиру, куда и съехал от впадающих в маразм родителей и по-черному гуляющей жены.
Поколения моих студентов как раз и делились по времени - до или после очередной западной командировки. Но это - четвертое по счету - нынешнее поколение переросло все границы воображаемого. Началось все с того, что денег мне все-таки на покупку квартиры не хватило, да еще дочек надо было выучить, и жену-стерву было жалко, положил ей ежемесячное пособие, чтобы не скатилась до “трех вокзалов”. И тут пришла очередная пруха!
Кто-то очень умный, типа моего отца, но моложе и поэтому быстрее соображающий, придумал создавать новые платные колледжи с обучением в Москве, но с дипломами американских вузов. Деньги, конечно, за такое новшество брали большие, но раза в два меньшие, чем пришлось бы платить этим же студентам, если бы они поехали учиться в сами США, да еще снимался вопрос с получением визы, которую тамошние бюрократы не любили давать. Из МГУ и РГГУ мне пришлось уйти, так как зарплату вообще практически перестали выдавать, зато я широко развернул свою деятельность на ниве платного образования. Все эти новомодные бизнес-школы, экономические академии и институты менеджмента буквально дрались за мое учительствование. По Москве прошел слух, что многие будущие бизнесмены отказываются поступать туда, где я не преподаю. Это, конечно, мои бывшие студенты из киосков и шашлычных, а ныне депутаты разных уровней постарались создать мне рекламу. К тому же открытие таких школ отражало общую моду на псевдозападную систему образования, и кто-то из неоднократно выезжавших в Америку объявил, что самая престижная там степень образования - это доктор философских наук. По этой логике всем захотелось стать докторами, а для этого - кандидатами философских наук, а еще перед этим получить диплом о высшем образовании с указанием философских дисциплин. Я не стал разочаровывать массы и объяснять что к чему, эта путаница в понятиях была мне сейчас на руку. Малиновые пиджаки и курсы по распальцовке новые русские решили сменить на пиджаки горохового цвета - цвета “детской неожиданности” - и философское образование у самого модного лектора Москвы и Московской области. Это было очень символично, хотя потребовалась бы вся головастость Виттгенштейна с Юмом, чтобы окончательно разобраться в значении всей этой символики. Моих мозгов хватило только на то, чтобы объяснить смену цвета пиджаков. Малиновые пиджаки были данью моде итальянской мафии времен “Крестного отца”, да еще, помнится, и все революционеры предпочитали в одежде что-нибудь красненькое, чтобы кровь не так выделялась на одежде во время перестрелки, ну, а гороховый цвет от Версачи подсказывал свое физиологическое объяснение нового страха - боязнь неожиданно обос..ться. Итак, сменив малиновые пиджаки на гороховые, новые русские стройными рядами шли получать философское образование.
Я был очень популярен, вошел в моду. В начале третьего тысячелетия в Москве было модно одеваться у Юдашкина, заказывать свои портреты в обнаженном виде с нимфами и другими неоклассическими бл…ми у Никоса Сафонова, ставить свой бюст в мраморе или бронзе в своем “родовом поместье” - при жизни - или завещать свою посмертную маску и слепок кисти в посмертном жесте распальцовки работы Церетели в назидание братве и безутешной вдове, а также посещать лекции по философии в Замоскворечном филиале гарвардской школы бизнеса у Светлова Николая Николаевича. Ксюша Собчак прислала мне удостоверение “почетного куршевельца”, хотя я сроду там не был, да и вообще на горных лыжах никогда не стоял. Было ли мне по-интеллигентски стыдно за эту суету, ощущал ли я себя не в своей тарелке от такого внимания, скажем так, “не самых достойных членов общества”? Нет, я ощущал себя просветителем всея Руси, переводчиком Гаспаровым, взявшимся за тяжкий труд перевода для моих нестандартных слушателей понятий распальцовочной фени на язык культуры, мировой философской мысли. И что было плохого в том, что мне не надо было вынужденно бомжевать, как одному из Диогенов (я имею в виду того, который в бочке жил), или тратить свое время на полировку линз, как это делал Спиноза, или искать своего спонсора Энгельса?
И вот теперь представьте себе мой новый состав студентов. Очкарики-диссиденты обоих полов; девочки-куколки, которые перешли со мной из московских университетов в их западные аналоги, но только “столичного разлива” - со своими телохранителями; элитные представители шоу-бизнеса, желающие отличаться от Верки Сердючки, Филиппа Киркорова и Наташи Королевой, тоже с телохранителями; и бизнесмены-бандиты - чисто конкретно со своими. С бандитов, шоуменов и шоувуменов, а также с родителей и покровителей куколок мы брали деньги по полной катушке плюс налог на бесплатное обучение очкариков. После того, как некоторые из телохранителей перестали дремать и со скуки подключились к учебному процессу, стали тянуть руки и подавать голос на семинарах, мы стали брать деньги и за них, правда, по льготному тарифу, учитывая опасность профессии и непродолжительный срок жизни. Я был счастлив, обеспечен бандитами лучше, чем сдающим позиции Соросом, мурлыкал от удовольствия и ставил перед своими орлами и орлицами высокие учебные планки, коль скоро они мечтали стать докторами философии. Правда, как правило, после диплома они подходили ко мне и просили за деньги написать за них пару диссертаций, но я отказывался: денег мне уже хватало, а времени на науку оставалось все меньше и меньше. Гендерные исследования вообще пришлось задвинуть по причине отсутствия объекта изучения, нынешняя моя подруга жизни для этого не подходила, она была мне скорее товарищем по занятиям философией.
