Александр Торин - Осенние рассказы

— Нет, Санек, — Сергей даже как-то весь покраснел, — эта жизнь не по мне. — Ты глаза пошире открой, по сторонам посмотри!

Мы дошли до Манежной площади. От гостиницы «Интурист» разъезжались разноцветные автобусы, в которых сидели иностранцы. То и дело к подъезду подкатывали импортные автомобили, швейцар кидался к ним, открывая дверь, выпуская на московскую улицу загорелых мужчин в костюмах и женщин в длинных платьях.

— А может быть в дипломаты пойти, — продолжал мечтать Сергей. — А что, если с рефератом выгорит. Еще же почти год впереди. Общественная работа, райком комсомола. Можно постараться.

— У тебя прямо все расписано, — мне стало грустно.

— А что делать, нам уже пора задумываться о будущем. Сейчас стоит поднапрячься, зато потом… — Серега задумался. — Тяжело в ученье, легко в бою!

— Не знаю, как это не по мне все это.

— Ну как знаешь, как знаешь. Подумай хорошенько. Нам выпал счастливый билет, глупо его не использовать. Кстати, у меня к тебе просьба. Поскольку реферат мы написали вместе, то прояви сознательность. Больше никаких глупостей, политических анекдотов. Мы в эту лодку попали вместе, вместе должны и выплыть. Обещаешь?

— Хорошо, — вздохнул я. — Я постараюсь.

Партийно — идеологическая машина, в шестеренки которой нас затянуло, начала крутиться. Слегка отредактированный наш реферат был направлен на городской конкурс работ по общественно — историческим дисциплинам и занял первое место. Его опубликовали в сборнике марксистко-ленинских трудов, а из нас с Серегой сделали образцово — показательных советских школьников. Про наши успехи и передовой опыт Веры Сергеевны писали «Учительская Газета» и «Труд».

С каждым днем мне становилось все противнее. Серега, напротив, расправлял крылышки и стремительно превращался в совершенно другого человека. Он стал секретарем комитета комсомола школы, чем-то он еще занимался в райкоме и постоянно исчезал с занятий на различные идеологические мероприятия.

Слава наша росла. Нас как курьез демонстрировали разнообразным делегациям коммунистических и рабочих партий и раза три снимали для программы «Время» и всякой кинохроники. Мы с Серегой каждую неделю сидели в президиумах каких-то бесконечных собраний и конференций в райкомах комсомола и партии.

Во время съемок я развлекался — строил кинооператорам страшные рожи и показывал наивную распальцовку конца прошлого века — палец вниз — добей его, вверх — пощади, а средний совсем неприличный. Операторы, впрочем, были тертыми калачами, строили мне рожи, и грозили убить после заседаний, в результате в хронике все выглядело прилично.

В те времена новости и изредка сатирический журнал «Фитиль» показывали перед западными и лучшими отечественными фильмами в кинотеатрах. Хроника была черно — белой, видимо, чтобы не вызывать лишних эмоций, связанных с цветовосприятием.

В конце первого курса я пригласил свою первую любовь, удивительную девушку с тонкими губами в кинотеатр «Космос». Перед фильмом про Обломова крутили хронику. «Так советская молодежь отвечает буржуазным реакционерам». Девушка смотрела в экран. У нее был удивительный профиль. А на экране Серега с ироничной физиономией держит два пальца «Victoria».

— Реакция не пройдет, — жизнерадостно заявляет диктор.

А ведь в это время я гнусно показывал оператору то, что о нем думаю. Как сейчас помню, школьников загнали в кинотеатр «Ленинград» на Соколе, перед сеансом мы основательно напились пива. А этот оператор, лысый, в грязном свитере и сальной рожей стоял перед нами в очереди. Теперь он красноречиво демонстрировал мне мое грустное будущее: отлезь, парень, а то хуже будет.

— Ой, — вздрогнула моя девушка. — Смотри, как этот парень на тебя похож.

«На встречу со школьниками пришли ветераны партии. Идеалы буржуазной культуры, рок — музыка, нигилизм глубоко чужды молодым советским людям, будущим строителям коммунизма. Молодые ученые — историки, простые советские школьники, развившие теорию…

— Аппчхи!

— И творчески обосновавшие

— Аппчхи!

— Что с тобой?

— Черт его знает, что-то в нос попало.

— В обстановке дружеского взаимопонимания прошел рабочий визит генерального секретаря ЦК Компартии Румынии товарища Георгиу Чаушеску…

— Пронесло, — понял я. И чихать перестал.

Общение наше с Серегой постепенно сходило на нет. Он стал серьезным и нудным, сердился, когда я говорил что-нибудь ехидное и все чаще начал пытаться меня перевоспитать. Казалось, он сам начал верить тому, что говорит.

В конце марта у Сергея был день рождения. Наши красавицы, смуглая Лена, дочка университетских профессоров — археологов, и крепко сбитая Люба, мастер спорта по гимнастике, пили самодельный коктейль — греческий грейпфрутовый сок из консервных банок, смешанный с египетской настойкой Абу — Симбел.

— А вы слышали последний анекдот про Брежнева? — хихикал я.

— Так, знаешь что, — Серега неожиданно разозлился. Он крепко обхватил меня и зашипел в лицо. — Не смей! У меня дома не смей, слышишь? Или сюда больше не придешь.

— Ты чего, Серый, охренел?

— Может и так, но жизнь из — за тебя портить не собираюсь.

— Чудак на букву «м», — вздохнул я.

— А ты — блаженный. Шут гороховый. Дождешься, пожалеешь еще.

— От такого слышу.

— Как знаешь. Я тебе передачи носить не буду.

— Ой, испугал.

— Хватит детством заниматься. Я не хуже тебя все понимаю, но существует реальная жизнь. Или ты играешь в игры, или пути наши расходятся.

— Расходятся, видимо.

— Смотри, пожалеешь.

Я тогда ушел и на Серегу здорово обиделся. Пути наши разошлись. К весне мне удалось потихоньку вырваться из этого порочного круга, сам не знаю, как это произошло, но общественные деятели постепенно оставили меня в покое. Видимо, лавры нашего «научного» труда начали забываться, на собраниях я всегда отмалчивался и в отличие от Сереги не выступал с правильными речами.

Шестеренки выплюнули меня из машины за ненадобностью, слегка помятого и уставшего. Выпускные экзамены были не за горами, а за ними — поступление в институт. Серый собирался в МИМО и был уверен, что все дороги перед ним теперь широко открыты. А я собрался в Университет, но учился в другом месте. Это уже совсем не относящаяся к делу история.

Как ни странно, несмотря на идеальную характеристику и золотую медаль, в МИМО что-то не сработало: то ли социальное происхождение подкачало, то ли лапа была недостаточно волосатой. С карьерой дипломата Сергею пришлось распрощаться, и он поступил на исторический факультет МГУ.

Крушение юношеской мечты о дипломатической работе слегка отрезвило моего друга. Но полностью отношения наши так и не восстановились: в студенческие годы мы виделись редко, хотя и жили по соседству. Встречались на днях рождения, зимой иногда вместе катались на лыжах.

На третьем курсе началась война в Афганистане. На четвертом Серега женился. На пятом родил дочку. Он упорно работал на свою будущую партийную карьеру. После университета Сергей собирался в аспирантуру, защитив диссертацию — в аппарат ЦК ВЛКСМ, а со временем планировал перебраться на расположенную по соседству Старую Площадь.

Но тут умер Брежнев. Что-то изменилось в табеле о рангах партийной номенклатуры, и Сереге подсказали, что для успешной карьеры нужно отслужить в армии. Служил старший лейтенант в мотострелковых войсках недалеко от Москвы, и часто приезжал на выходные домой. Жена его родила второго ребенка.

Демобилизовался Серега уже при Черненко и тут же пошел в аспирантуру. Вскоре он ударными темпами защитил диссертацию по «Актуальным вопросам социалистического строительства». Диссертацию, как он рассказывал, он написал еще в армии, во время ночных дежурств.

У власти уже был Горбачев, со скрипом начиналась перестройка. Но Сережкина мечта сбылась — он все — таки попал в аппарат ЦК ВЛКСМ. В те дни я случайно встретил его в метро. Новоиспеченный кандидат исторических наук и сотрудник аппарата младшенького ЦК светился от удовлетворения. Он похлопывал меня по плечу, говорил уверенно и в скором времени собирался получить новую квартиру в кирпичном доме где-то на Соколе.

Увы, квартиру он получить не успел. В скором времени не стало ни комсомола, ни ЦК КПСС.

Более ловкие коллеги по комсомолу в последние месяцы перед коллапсом успели урвать жирные куски. Они курировали кооперативы, какие-то творческие молодежные коллективы, ходили с карманами, полными долларов. Не знаю, что помешало Серому, то ли профессорское происхождение, то ли зациклен он был на аппаратных играх старой эпохи, а может быть просто освоиться не успел. Дельцов он презирал, и остался у разбитого корыта.