Юрий Черняков - Узбекский барак

Мать прочитала это письмо ночью. В тот день она пришла поздно, когда он уже заснул. Его разбудили ее сдавленные рыдания. Приподняв голову, он увидел при тусклом свете керосиновой лампы вздрагивающие острые плечи. Потом она рвала фотографии отца.

— Это письмо от папы? — спросил он.

Она замерла, быстро вытерла глаза и только потом обернулась, постаравшись улыбнуться.

— Нет, — сказала она. — Спи.

Ночью, когда он захныкал во сне, она легла с ним рядом. Он заснул, но вскоре его разбудило беззвучное содрогание ее тела. Мать опять плакала, стараясь его не разбудить. Он лежал, замерев и боясь пошевельнуться до самого утра. А когда она ушла на работу, он вытащил из мусорного ведра обрывки разорванного письма и фотографии. Сложил их и стал вглядываться в начертания непонятных букв, стараясь понять, что ее так расстроило. Потом спрятал под свой матрас и, когда она уходила на работу, снова разглядывал. Наконец мать застала его за этим занятием. Она молча и ожесточенно вырвала их у него из рук, и больше он их не видел.

— Вы действительно хотели бы прочитать эти письма? — спросил доктор Фролов, стоя над пациентом, сидящим в кресле. — Вы уверены, что это необходимо?

Он выглядел более усталым, чем обычно, но садиться по-прежнему не желал.

— Да. Я вам заплачу.

— Бросьте, — махнул рукой доктор Фролов. — Куда вы так спешите?

— Не тот возраст, чтобы откладывать… — пожал плечами Игорь Андреевич.

— Сделаем так. Сейчас я вам помогу, вы снова увидите письма и будете произносить вслух слова, которые вам удастся прочитать, а мой диктофон их запишет. Потом дома вы сами расшифруете… Журналисту, неоднократно бравшему интервью, это по силам? (Игорь Андреевич кивнул.) И еще. Вас не смущает, если я что-то узнаю о ваших семейных тайнах?

— Нет…

— Ладно, попытка не пытка. Главное, не торопитесь! Время от времени я буду делать перерывы, чтобы нам отдохнуть. На это уйдет уйма времени… — Он посмотрел на часы. — Сейчас уже восемнадцать тридцать… Позвоните домой и предупредите: сегодня вы задержитесь.

…Чувствуя, как уходят силы, он с напряжением вглядывался в это письмо с меняющимся почерком — то женским, то мужским.

Когда буквы начинали двоиться и становились неразличимыми, доктор Фролов выводил его из этого состояния, давал отдохнуть, отдыхал сам, вытирая обильный пот и выпивая по стакану зеленого чая.

Они закончили около часа ночи.

Игорь Андреевич вернулся домой, когда Полина уже спала. Он заперся в кабинете, поставил кассету в свой диктофон. И сначала решил, что доктор Фролов дал не ту кассету — настолько его собственный голос был неузнаваемым — то напряженным, громким, одышливым, то приглушенным и неразборчивым. И голос доктора Фролова — вернее, команды, которые он выкрикивал — было трудно узнать.

Потом Игорь Андреевич стал записывать на бумагу слова, которые ему удавалось разобрать. Наконец, стал составлять из них фразы, одновременно домысливая то, что не сумел понять.

И вскоре убедился в правоте доктора Фролова. Да, это были два разных письма, написанных на одинаковой серой бумаге, с бугристыми коричневыми вкраплениями. Некоторые строки были обесцвечены и размыты слезами.

Чьи это были слезы, кто и в каком месте плакал, когда писал или читал, никто никогда не узнает.

Сначала он стал расшифровывать женское письмо, благо почерк был понятным.

К утру он закончил. И лег спать, отложив расшифровку второго.

Здравствуйте, дорогая Лариса Михайловна!

Вам покажется удивительным это письмо… незнакомый почерк… могу ответить откровенно. Пишет вам подруга вашего мужа Андрея Драгунова. Может, вам станет… почему он вам до сего времени ничего давно не написал, а пишет неизвестно кто. Я, конечно, не могу ответить… Я думаю, он все объяснит в своих письмах, если останется жив, а войне не видно конца…

А у нас в Горьком он лежал в госпитале по ранению…нашему персоналу показывал вашу фотку. Лариса Михайловна, вы такая красивая! Хоть и не совсем русская по национальности… все мы решили. Мне до вас далеко… но вы сами так сделали, что ваш муж стал искать другую! Ведь Андрей не просто замечательный, а очень образованный человек и мне не ровня. Да, Лариса Михайловна, вы можете меня ругать, но в нем я нашла лучшего друга в своей жизни. И как ни старалась увидеть в нем отрицательные черты характера… не смогла. За все время его пребывания у нас мы вместе делили и радость и горе. Но обстановка в стране заставила нас разлучиться. Андрей выздоровел и убыл на фронт. Придется его ждать… Лариса Михайловна, извините, что побеспокоила и так откровенно… рассказываю, но мне до сих пор кажется… он вас очень любит, только от вас скрывает. Может, у вас еще все наладится… 3ачем вам надо было ему писать про какого-то офицера Аркадия… Зачем вы написали, что ваш Игорек очень болеет ангиной и у него осложнение на почки, а этот Аркадий вам помог его вылечить? Андрюша очень по этому поводу переживал. Он гордый и никому это не показывает… нанесли душевную рану, от которой пока не лечат, а ему еще воевать и воевать. О своем сыне он рассказывал мне с особой теплотой. И всем показывал его фотку. Игорек тоже красивый, похож на папу. А жить он с вами отказывается, как бы я его ни уговаривала. Но я еще попробую. Как же Игорек вырастет без отца и кем он потом станет? Или вы считаете, что вам будет лучше с Аркадием? Напишите Андрею сами, кого вы выбираете. Чтобы я за вас и вашего Игорька была спокойна.

А то теперь ночи не сплю… что же я делаю? И теперь решила. Как вы скажете, так и будет. Была бы довольна получить от вас ответ.

Лариса Михайловна! Я вас понимаю, но представьте и вы мое настроение!

9

Через десять дней после его выхода из больницы Марина заехала в редакцию на подержанном «опеле». (В прошлый раз это был новенький «вольво». Машины своих поклонников она водила по доверенности.)

Ей сказали, что отец на совещании у завотделом, и она, пару раз стукнув в косяк двери, быстро вошла в кабинет, не дождавшись приглашения.

Она всюду старалась успеть и потому везде опаздывала. Здесь Марину знали, ей симпатизировали, сносили ее нетерпеливые порывы, и потому мужчины дружно вскочили, когда она вошла.

— Извините, ради Бога! Папа, сейчас же едем! Только ничего не спрашивай, все узнаешь на месте. Еще раз извините…

Они выехали за город по Дмитровскому шоссе. За кольцевой попали под моросящий дождь. Он преследовал до небольшой рощи за Лобней, где возле трех джипов их ждал десяток короткостриженных парней.

Игорь Андреевич все понял, когда перед ним вытолкнули четверых подростков и он встретился с затравленными взглядами.

Один из парней, невысокий, белесый и лысоватый, лет тридцати, с запавшими голубыми глазами, неторопливо подошел к их машине.

— Папа, познакомься, это Вадим… — сказала Марина. — Мой давний и хороший знакомый, владелец охранного агентства.

Игорь Андреевич, помедлив, вылез из машины, протянул руку и ощутил боль в пальцах, слипшихся от крепкого рукопожатия.

— Рад был помочь, — сказал Вадим, кивнув через плечо в сторону подростков. — Футбольные фанаты. Живут в вашем районе. В тот день их «Спартак» проиграл, и вы подвернулись им под руку, а я понял, где и кого надо искать. Одного пока не поймали.

— Кстати, Вадим почитатель твоего таланта… — Марина взяла хмурого отца под руку. — Не пропускает твои статьи… Некоторые даже перечитывает.

— Это те, о которых хотелось бы поспорить, — улыбнулся Вадим. — Вы узнаёте их?

Он звучно щелкнул через плечо пальцами.

Последовала короткая и негромкая команда, подростки подняли головы, послушно положив руки за головы и расставив ноги шире плеч, отчего они стали разъезжаться по мокрой глине. Потом они повернулись в профиль. Некоторым это не мешало поглядывать на Марину.

Одновременно из ближайшего джипа вытащили несколько резиновых дубинок, у Вадима в руках оказался хлыст. Он его согнул и отпустил, проверяя на эластичность, а подростков на впечатлительность, после чего резко ударил по капоту машины. Они вздрогнули и, зажмурившись, втянули головы в приподнявшиеся плечи.

Вадим протянул хлыст Игорю Андреевичу, но тот спрятал руки за спину.

Он собирался сказать хлесткую фразу, закатить пощечину стоящему ближе других пухлогубому, ухмыляющемуся наглецу… И после этого сразу уехать. Но здесь разыгрывался иной сценарий, и главная роль отводилась отнюдь не ему.

— Они ваши, Игорь Андреевич, — сказал Вадим.

— И что мне с ними делать?

— Только этого не хватало. Сейчас же прекрати! — вполголоса сказала Марина Вадиму и после некоторой паузы спросила: — Папа, это они?

— Не знаю, — помедлил с ответом Игорь Андреевич. — Нет. Это не они.