Елена Грушковская - Ничейная земля
— Это мой друг, — сказал я. — Он служил в горячих точках.
— А к нам он придёт?
— К "А" классу я его специально не приглашал, — объяснил я. — Собственно, он пришёл ко мне. Он недавно вернулся домой.
Весь день я крутился, как белка в колесе и, как мне показалось, ни разу не присел. У меня появилась новая головная боль: в плане общешкольных мероприятий на ближайшие две недели значилось два события: "Осенний бал" и лекция какого-то приезжего доктора В.М. Павловского о СПИДе. Я вышел из учительской озадаченный, размышляя о том, каким образом мой класс будет участвовать в "Осеннем бале", а что касается лекции, то я решил, что она предназначена в большей степени для старшеклассников. "Осенний бал" должен был состояться через десять дней. Это мероприятие состояло из двух отделений — общешкольного концерта и второй части, которая должна была проводиться на каждой параллели отдельно, а следовательно, мне предстояло готовить её совместно с классным руководителем пятого "А". Программа общего концерта ещё готовилась; я узнал у организаторов, что в течение недели можно было предложить какой-нибудь номер от своего класса. После уроков я собрал своих ребят, рассказал им об "Осеннем бале" и спросил:
— Есть какие-нибудь идеи?
Выяснилось, что талантами мой класс особо не блистал: никто не умел ни петь, ни танцевать. Я уже собрался развести руками, как кто-то сказал:
— А Женька Колосников? Он в прошлом году на Новый год своего кота дрессированного показывал!
Женя Колосников, большеголовый мальчик с серьёзным взглядом, сказал:
— Если будет много народу, Васька может испугаться.
— Ну, не испугался же он, когда ты его всему классу показывал!
— То классу, а то всей школе. Если ещё музыку включат, то он вообще убежит.
— Так концерт-то ещё не завтра. Ваську можно потренировать. Включай музыку, пусть он привыкает.
Я спросил:
— И скольким фокусам ты его научил?
За Женю ответили ребята:
— Он столько всего умеет! Тележку катает, по жёрдочке бегает, на мячике лапами перебирает и так катится. А ещё он на роликовой доске ездит. Лапами отталкивается и едет!
— А долго ты его всему этому учил? — поинтересовался я.
— Года два, наверно, — ответил Женя. — А недавно я его новой штуке научил. Мне все говорили, что "апорт" можно научить приносить только собаку, а я Ваську научил. Он все команды знает: "рядом", "сидеть", "лежать", "голос", и лапу подаёт.
— Что же, ты ему командуешь "голос", а он мяукает? — засмеялся я.
— Ну, не лает же, — усмехнулся Женя.
— Ну, я не знаю, — сказал я. — Если он такой умный, то вполне возможно, что он ещё и лаять научится.
— Лаять его учить я ещё не пробовал, — признался Женя.
— Так всё-таки, что же мы решили насчёт концерта? — спросил я. — Женя, может, попробуем выпустить Ваську на сцену?
— Не знаю, это будет зависеть от Васьки. Попробовать, конечно, можно.
Ребята считали, что будет здорово, если Васька выступит на концерте: по крайней мере, такого номера ни у кого не будет.
— Да, номер с животным будет смотреться оригинально по сравнению с тем, что покажут остальные, — согласился я. — Значит, решено?
— Решено, решено! — закричали все. — Васька умный, у него всё получится.
Проведя все уроки и закончив все дела, я пошёл домой, надеясь, что сегодня мне удастся прочитать брошюрки. Я был измотан до предела и голоден, как волк. Но уже на крыльце я понял, что сразу попасть домой мне сегодня не удастся: за школьной оградой меня дожидался Мишка. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы понять, что он снова был пьян. Я спустился с крыльца и, пересекая двор, думал: может быть, вообще пройти мимо и не связываться с ним? Приняв задумчиво-рассеянный вид и притворившись, что ничего вокруг не вижу, я попробовал проскользнуть, но Мишка, конечно, не пропустил меня: если он задался целью выловить меня, то глупо было надеяться, что он даст мне пройти. Он преградил мне дорогу.
— Серый, ты что? — воскликнул он. — Ослеп, что ли? Или я для тебя уже стал пустым местом?
Мне пришлось остановиться.
— Миша, если ты выпил, так уж сидел бы дома, — сказал я ему.
— А ты мне не указывай.
Мишка прищурился и, пошатнувшись, шагнул ко мне. Он пытался держаться вызывающе, не вынимал руки из карманов, но ноги у него заплетались, равно как и язык.
— Я хотел тебя видеть, потому и пришёл, — заявил он. — Пошли!
— Куда?
— Пошли, пошли!
Он крепко стиснул мою руку и потянул за собой. Видя, что я колеблюсь и мешкаю, он усмехнулся:
— Чего ты упёрся? Не бойся, не трону я тебя.
— Я и не боюсь, — сказал я. — Просто я уже собирался идти домой. Я здорово устал, а кроме того, мне нужно сегодня ещё кое-что прочитать и проверить тетрадки.
Выпустив мою руку, он буравил меня тяжёлым, мутным и холодным взглядом.
— Неласково ты со мной обходишься, Серый, — проговорил он. — Не по-дружески. А если бы ты пришёл ко мне, я бы бросил всё… Всё бросил бы, слышишь? Потому что ничего важнее твоего прихода для меня не было бы!..
— Мишка, тебе бы домой, — сказал я. — И прилечь. Может быть, поспать.
— В могиле высплюсь, — ответил он. — Серый, я пришёл к тебе, а ты посылаешь меня?.. Как же так?
— У тебя ко мне какое-то важное дело?
— "У тебя ко мне какое-то важное дело"! — передразнил он меня. — Фу-ты, какие мы гордые! Да, я опять пьяный, и что? Лучше пьяный друг, чем трезвый враг! Если бы ты пришёл ко мне в таком виде, я бы не погнушался… Я бы взял тебя за белы рученьки, усадил бы за стол, налил ещё чарочку, да уложил спать. А ты… "У тебя ко мне какое-то важное дело"!
— Миш, перестань. — Я взял его под локоть и повёл прочь от школы. — Что ты хотел? Я тебя слушаю.
— Да тебя я хотел, тебя… Увидеть тебя, только и всего!
Мишку опять качнуло, он немного споткнулся, и я поддержал его, обняв за плечи.
— Плохо мне, Серый, плохо, — выдохнул он. — Хоть сейчас в петлю.
— Что ты говоришь, Мишка!
— Пошли на озеро. Христом-богом прошу, пошли со мной!..
— Ладно, пошли.
Через десять минут мы сидели на песчаном берегу, глядя на тёмную, тревожную воду. Вечер был холодный, с озера дул неприятный, пронзительный ветер, и я с досадой думал: вместо того, чтобы пить дома чай, мы сидим здесь и мёрзнем.
— Плохо мне, — повторил Мишка.
— В смысле?..
Мишка прижал руку к сердцу.
— Вот здесь давит… А все люди вокруг мёртвые. Смотрят на меня мёртвым глазами. Все вокруг — зомби.
— Ты просто не пей так много… Это от водки тебе в голову лезут дурацкие мысли, — сказал я.
— Я и пью, чтобы не отличаться от всех и быть, как зомби.
— Ты что-то не то говоришь, Миша.
Он смотрел на меня из-под полуопущенных век тусклыми глазами.
— Ты не бойся, я не сошёл с ума. В отличие от вас всех.
— Значит, и я, по-твоему, тоже зомби? — усмехнулся я.
— И ты.
Я нарисовал на песке круг.
— Интересно получается. Я зомби, но не чувствую себя, как зомби.
Он усмехнулся.
— А зомби и не чувствуют, что они — зомби. Они считают себя нормальными людьми.
— И когда ты понял, что все вокруг… такие? — спросил я.
— Когда я уезжал отсюда, все были ещё нормальными. — Мишка подрисовал в моём круге горизонтальную линию с какими-то делениями. — Пока меня не было, с вами что-то сделали. Найти бы того, кто сделал вас такими…
— И что бы ты сделал?
— Убил бы его. — Мишка продолжал рисовать.
Я пытался понять, что он изображал. В круге появилось перекрестье двух линий.
— И от этого мы перестали бы быть зомби? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Мишка. — Может быть, перестали бы. А может, и нет.
Это было похоже на бред сумасшедшего, и мне было страшно слушать Мишку. Я с самого начала почувствовал, что с ним что-то не так, а теперь окончательно в этом убедился. Он тем временем достал из внутреннего кармана куртки маленькую бутылочку, отхлебнул, занюхал рукавом, потом достал сигареты и закурил. Кажется, он стал курить намного больше, чем прежде.
— Ну, каково тебе теперь, когда я открыл тебе глаза? — Он глубоко затянулся, выпустил в небо длинную струю дыма.
— Не знаю, — сказал я. — Наверно, жутко. Зачем же ты ко мне приходишь, если я зомби? Какое тебе от этого удовольствие?
Он задумчиво поднёс сигарету к губам, но не затянулся, а посмотрел на меня — вернее, как бы сквозь меня.
— Это как могила человека, который был тебе дорог, — сказал он. — Ты не можешь поверить, что его больше нет, ты идёшь на могилу, чтобы убедиться, что она — не его. На памятнике его имя, а ты всё равно не можешь поверить… — Он помолчал, затянулся. — Вокруг одни могилы тех, кого я когда-то знал.
— Что мне сделать, чтобы ты не чувствовал себя так? — спросил я.
Он посмотрел на меня невидящими, пустыми глазами.
— Ничего. Ничего, Серый. Ты не можешь помочь.
