Антон Гопко - НОВАЯ КВАРТИРА
— Так, как сейчас — более жестоко, — сказал Саша. — Здесь чем хуже, тем лучше. Пусть в конце, концов, она нас считает мерзавцами, сволочами — нам-то что с этого?!
— Да понятно, что ничего, — вздохнула Лиза. — Ну и что ты предлагаешь?
— Просто перестать общаться. Раз и навсегда. Она придёт — а мы ей: «Мы заняты. Не можем тебя принять». И всё. Главное — не надо ничего объяснять. Всё гениальное просто!
— Потрясающе! — возмутилась Лиза. — Один — два раза это, может, и сойдёт, да ты, видно, забыл, что мы с ней учимся в одной группе. Так или иначе мне придётся с ней общаться: она ведь наша староста, она выдаёт стипендию, собирает деньги на проездные. А раз придётся общаться, то нужно будет всё ей объяснять.
— Ну, в таком случае остаётся только одно: свести отношения к сугубо официальным. Сказать ей прямо, что она нас достала, — в Сашином голосе послышалась ярость, — и чтобы больше она к нам не приходила. Надеюсь, ты понимаешь, что сказать это должна ты.
— Сейчас я этого делать не буду, — твёрдо заявила Лиза, — сейчас нельзя.
— Почему, ради бога?! — раздражённо воскликнул Саша, но тон Лизы остался спокоен по-прежнему.
— Потому что я знаю Марусю. Во первых, сейчас ничего не получится, она будет ходить, обвинять, просить прощения, напиваться, но не отстанет. Во-вторых, даже если всё и удастся, она начнёт переживать, страдать, забросит учёбу. А скоро сессия. Я не хочу, чтобы её выперли. Ей-то по барабану, а я буду виновата. Я уже всё продумала, — поспешила вставить Лиза, заметив недовольное выражение лица своего возлюбленного. — Надо будет всё ей сказать сразу после сессии перед её отъездом домой. На каникулах у неё не будет возможности со мной встретиться. Она свыкнется с тем, что между нами всё кончено. Может, морально приготовится к поискам новой компании.
— Давно пора, — проворчал Саша.
— Да и вообще — дома легче всё переживается, — заключила Лиза.
Она поднялась, открыла холодильник и, отхлебнув из открытого пакета с молоком, призналась:
— Жалко мне её!
— Мне тоже, — согласился Саша, — иногда. Но в последнее время всё реже и реже. Уж больно отвратительно выглядит эта униженность, отсутствие воли… Да, пожалуй, ты была права, — добавил он, подумав. — Ну ладно, до каникул не так уж много времени осталось.
VIII.
Маруся проснулась поздно и в отличном настроении. Быстро встала, прежде всего набрала и поставила чайник, затем оделась, умылась, убрала постель и села ждать Лизу. Действительно, просто сидела и ждала, потому что взвинченное состояние психики не давало ей возможности чем-либо заниматься или хотя бы просто читать. Впрочем, Маруся не была большой любительницей чтения.
Примерно через полчаса её приятное волнение начало сменяться безотрадной тоской. «А может, за ней сходить?» — спросила она себя, чувствуя, что ждать больше не в силах.
Следующий час Маруся провела в мучительных размышлениях. «Зачем мне туда идти? — думала она. — Чтобы убедиться, что Лиза дома и ко мне не собирается? Чтобы мне сказали: «Проходи“, — таким тоном, каких других к чёртовой матери не посылают? Чтобы мне лишний раз убедиться, что им со мной скучно, что я надоела? Нет, не пойду! Вот и Лидушка говорит, что не надо ходить. Да, но что в этом может понимать Лидушка? Она здесь не была и Лизу в глаза не видела. Она ничего не знает о вечерах, проведённых нами вместе. Как мы купили тогда большую двухлитровую бутылку пива и фисташки! Это было самое вкусное пиво и самые вкусные фисташки в моей жизни. А что она тогда сказала? Да! Она сказала: «Как хорошо, что нет Анжелы!“ Её лицо разрумянилось, а глаза заблестели от пива.
А вдруг она не идёт, потому что заболела. Тогда ей надо было послать Сашу предупредить — я ведь всё-таки жду. Но может быть, случилось что-нибудь ещё. Мало ли, могло произойти что-то непредвиденное, и нужна моя помощь. Значит, надо идти. И потом, с чего я взяла, что я ей надоела? Но как же тогда объяснить это вино?!! Да что я всё ношусь с этим вином, как с писаной торбой, в самом деле! Ну, забыл человек, заболтался. Не глупо ли из-за какого-то поганого вина забыть о такой прекрасной дружбе! И в конце концов, алкоголь — это яд. Так что, хоть и не специально, Лиза сделала мне хорошо. Тем более глупо на неё обижаться.
Но почему же она совсем перестала заходить? Почему хожу к ней только я? Всё, решено. Никуда я не пойду. Пусть сама приходит. Кстати, проверю, нужна я ей ещё или нет. А если она не приходит из-за Анжелы? Тогда она и сегодня может не придти. Анжела ведь могла остаться. Сегодня и погода неважная — кто в такую погоду будет на улицу выходить! Пожалуй, Лиза не придёт. И не потому, что ей не хочется, а просто она знает, что я сама могу за ней зайти, если захочу. Выходит, она может подумать, что если я не захожу, значит, не хочу… Нет. Сидеть и ждать из принципа, пока к тебе придут, эгоистично. Я бы на месте Лизы обиделась. В конце концов, хочу я туда идти, или нет?!! Какое мне до них до всех дело? Мне хочется туда пойти. Значит, надо идти, чтобы доставить себе это удовольствие. Себе, а не им. А если им не нравится, пусть сами мне об этом скажут.
Но вдруг она ещё не проснулась. Не хотелось бы её будить. Сама-то я вот только встала. А!.. Она ведь могла зайти, пока я спала. Конечно, она не достучалась и решила, что я забыла о договорённости и тоже куда-нибудь умотала. К Лидушке, например. Или к Серёжке. Всё, скорее к ней! Эх ты, соня-засоня!»
Таким образом, всё обдумав и взвесив, Маруся решила сходить за Лизой. Но её планам не суждено было осуществиться, потому что только она вскочила с кровати и схватила связку ключей, лежавшую на полочке книжного шкафа, как сама услышала стук в дверь.
На несколько секунд Маруся застыла, как изваяние, не заметив, что от неожиданности выронила ключи. У неё потемнело в глазах и зазвенело в ушах, горло стеснило так, что трудно было дышать, а по всему телу набатом разносились гулкие удары сердца. На мгновение её посетила мысль, уж не послышалось ли ей. Но Маруся не стала искушать судьбу, ожидая повторного стука, и, усилием воли сделав резкий вдох, ринулась открывать.
Есть люди, которые всегда приходят не вовремя. (Точно так же, как есть люди, приходящие всегда вовремя.) Они в этом не виноваты, но и мистики тут никакой нет. Просто по семейным или каким-либо другим причинам мы должны хорошо относиться к этим людям, а вместе с тем их приход сопряжён с различного рода неудовольствиями, которым мы не рады никогда, и при этом не несёт нам никакой пользы. Если мы лежим на диване, задрав ноги и глядя в потолок, и к нам приходит такой человек, то он приходит не вовремя, потому что нам гораздо приятнее продолжать своё занятие, нежели с ним общаться. Но мы редко задумываемся о природе вещей, предпочитая обманывать себя, и потому каждый раз удивляемся: «И чего это он опять не вовремя?»
«Вот вечно ты не вовремя!» — подумала Маруся, увидев на пороге Славика.
— У тебя что, сегодня увольнение? — спросила она, прямо скажем, не очень приветливо.
— Да, — ответил он, проходя.
Вот он Славик. Тощий, непонятно, на чём штаны держатся. Его лицо, какое-то помятое и непривлекательное, за год службы в армии привыкшее ничего не выражать. Голос тихий, высокий и скрипучий — неприятного тембра, робкий, застенчивый и при этом до невозможности наглый. Вероятно, впрочем, что наглый он от безысходности, оттого, что в Москве, кроме Маруси, некому Славика приветить, а значит, он должен получить от неё причитающуюся долю родственных чувств во что бы то ни стало. Говорит он быстро, невнятно; быстро, чтобы успеть сказать как можно больше, пока не перебили, а невнятно, чтобы в случае чего легче было от своих слов отпереться. Маруся уже научилась угадывать, что говорит её двоюродный брат, а поначалу вообще ничего не понимала. На нём всё тот же зеленовато-серый свитер и потёртые джинсы — похоже, единственная привезённая им из дома одежда.
— А где твоя соседка? — спросил он, садясь на марусину кровать.
Маруся давно подозревала, что Славику нравится Анжела, и, чтобы проверить это предположение, она ответила:
— К родственникам уехала. У неё там молодой человек.
— А, — безразлично протянул Славик, — его тусклый взгляд ничего не выразил.
— Хочешь чаю? — спросила Маруся, чтобы смягчить неловкость и угловатость ситуации. И, не дожидаясь ответа, включила конфорку под чайником, который уже успел остыть.
— А пожрать есть?
— Ой, да ты знаешь, в общем-то не особенно. Хлеб с вареньем разве только к чаю. А так ничего и нету.
Славик встал, открыл дверцы кухонного стола и внимательно изучил содержимое.
— Давай картошку пожрём.
— Да ну! Её чистить надо.
— Давай я почищу, а ты пожаришь, — у Славика даже появился блеск в глазах.
— Ну чёрт с тобой, давай.
