Алексей Фролов - Мама джан
– Правда?
Кабан снова показал Рине кулак, не на шутку на нее разозлившись.
– По прошлой жизни… Бывший журналист, – поправил себя Сеня. – Когда-то… уже давно… очень давно… работал в «Лесной газете»… Раньше выходила такая газета… Теперь ее нет…
Рина вдруг рассмеялась.
– Ты чего? – буркнул Кабан.
– Так… Смешно звучит. Как название мультика… «Лесная газета»… – Она увлеченно принялась фантазировать. – Жил-был крот. Он в лесу жил. Он был редактором «Лесной газеты». Сотрудниками у него были зайчик, Кабанчик, ежик и Медведь. Однажды ежик принес кроту заметку. В ней рассказывалось о лесных музыкантах…
– Какая ты, оказывается, глупая, – перебил Кабан.
– Напрасно ты так, – заступился Сеня. – У Рины замечательное воображение…
«Замечательно», «замечательный», «замечательная» – это было любимое словечко Сени-газетчика, звучало, как высшая похвала.
– Замечательное у тебя воображение, Рина, – повторил Сеня. – Действительно как название мультфильма… «Лесная газета»… Крот, ежик… Да-а, хороший был бы мультик… А ведь было такое серьезное издание… Вот как можно повернуть…
Он не договорил, опять начал кашлять.
– Не грузи Сеню, – зашипел на Рину Кабан. – А то спать отправлю.
– Прости. Я больше не буду.
Сеня снова долго кашлял. Отвернувшись, закрывал ладонью рот, чтобы приглушить это чертово буханье. «Совсем он плохой стал», – подумал Кабан.
У Сени история была обычная, как у тысяч других обманутых людей. Перестройка, развал страны, потеря работы, нищета. Они с женой старались выжить, как многие в то время. Но, как многие, не умели они выживать. Задумали поправить свои финансовые дела, влезли в долги, большую сумму заняли, все деньги вложили в акции МММ, рассчитывая, что разбогатеют, рассчитаются с кредиторами и еще на жизнь останется. Все их мечты лопнули, как мыльный пузырь. Пирамида, выстроенная МММ, рухнула, а жену Сени, она все дела вела, поставили на счетчик. Пришлось срочно продать квартиру, чтобы отмазаться. Жена Сени впала в депрессуху, запила безбожно и в один несчастный день бросилась под колеса электрички. Тут Сеня крепко задружился с алкоголем и окончательно забомжевал. Впрочем, бомжом он был интеллигентным.
Кабан давно был знаком с ним, но поначалу они общались на ходу, типа здравствуй – до свидания. Как-то совершенно случайно разговорились. Сеня читал книжку, он всегда что-нибудь читал, распродаст газеты и читает. С ним обычно был рюкзак, набитый книгами. Сеня пил запойно и читал запоем. Кабан подошел к нему от нечего делать и спросил, что за книга.
«Алхимик». Коэльо написал.
– Не слыхал о таком. Дашь потом почитать?
– Конечно, дам. Ты любишь читать?
– Естественно, – ответил Кабан.
– Да нет, как раз не очень естественно, – возразил Сеня. – Сейчас люди мало стали читать. Особенно молодежь.
– Я много книг прочел, – желая блеснуть умом именно перед Сеней, гордо произнес Кабан.
А Сеня ответил мягко, но убежденно, сбивая тем самым с Кабана его наивную спесь:
– Слово «много» в нашем случае не проходит. Наоборот, прочитанного всегда бывает мало. Много непрочитанных книг остается… А что тебе нравится? Фантастика, детективы?
– Разное… – Все-таки Кабану хотелось поразить Сеню своим литературным багажом. – Я в одиннадцать лет все собрание сочинений Александра Беляева прочел! От корки до корки.
Сеня-газетчик одобрительно улыбнулся.
– Беляев – замечательный писатель. А еще?
«Сейчас я тебя все-таки ошарашу», – подумал Кабан, словив кураж.
«Москва—Петушки», «Записки психопата»… Первый раз в двенадцать лет прочел!
– Веничка Ерофеев… Это гений! Замечательную написал книгу.
– Я его «Петушки» ваще чуть ли не наизусть знаю… «Сексус» читал, Генри Миллера. Правда, не до конца, воспиталка отобрала, рано, говорит, тебе такое читать. Я говорю, не рано, мне нравится. Ну, все равно – не вернула. «Уроки французского» вместо «Сексуса» подсунула.
– Валентин Распутин. У него есть замечательные вещи.
– А кто против? Я не против. «Уроки французского» – это клево. Мне понравилось. Но зачем силком навязывать?.. Про Гарри Поттера все книжки прочел… Ну, «Майн кампф» еще…
Сеня-газетчик даже поперхнулся, услышав это, уставился на Кабана так, как будто динозавра увидел и не просто динозавра, а такого – говорящего.
– Ничего себе! Диапазончик у тебя! – воскликнул он. – Ерофеев… «Уроки французского»… И «Майн кампф»! Зачем «Майн кампф», дорогой ты мой?! Зачем тебе Гитлер, это чудовище?! Подумать только: Александр Беляев, Гарри Поттер – и бесноватый Адольф…
– Так ведь я скинхедом был. Все скины «Майн кампф» читают.
– Ты – скинхедом?! Но почему именно скинхедом?!
– По кочану. Меня до двенадцати лет столько раз мудохали, столько шмоток на улицах поснимали. Кто защитит? Никто! А стал скином – ша! Перестали бить…
– Тебя перестали, зато ты сам других бить начал. Да?
– Не без этого. Жизнь заставила.
– Перестань, жизнь его заставила… Мне тоже от жизни досталось… Еще как… Врагу не пожелаю… Что же, и я должен драться, в обидчиков палить из «калашникова», машины взрывать, революции устраивать?..
– У каждого имеется башка на плечах. У тебя своя, у меня своя. Живи своим умом…
– В твоей башке столько понамешано!.. И ума, извини, пока маловато.
– Сколько есть, – окрысился Кабан.
– Ну, и что твой Гитлер? – иронично спросил Сеня. – В каких ты отношениях с ним?
– Он такой же мой, как и твой. Я из скинов два года как вышел.
– Чего же?
– Девчонка у меня была… Любовь, понимаешь… Ну, в общем… прочистила она мне мозги. И потом, как я могу быть скинхедом, если у меня два брата – цыгане.
– Как это? – удивился Сеня и тут же спохватился. – А-а, понял, понял…
Разговор затянулся, Кабану интересно было с Сеней-газетчиком. Он решил закрепить возникшую дружбу, сбегал в супермаркет, купил для Сени бутылку «Путинки», себе взял пару банок коктейля со слесарным названием «Отвертка», девять градусов алкоголя – и общение продолжилось. С того дня они стали частенько беседовать. Под выпивку. Сеня рассказывал о писателях, о книгах, о российской истории, о теперешней идиотской государственной политике. Стихи наизусть читал, он прорву стихов знал. Кабан, как губка воду, впитывал в себя фамилии, названия книг, читал то, что приносил ему Сеня.
Плохо, что Сеня заболел. Ну да ничего, все болеют, а потом поправляются.
Сеня тяжело дышал, измученный кашлем. Привалился спиной к стене, натянул на себя матрас.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Кабан.
– Да нет вроде… Сигарет бы, правда… Мне легче, когда курю.
У Кабана остались две сигареты. Он отдал их Сене.
– Мы пойдем, ладно? Умудохались сегодня. Да и поздно.
– Идите, идите. Завтра приходите.
– Ясный пень, придем. Курево тебе принесу.
Кабан и Рина попрощались с Сеней и отправились спать на двенадцатый этаж. Спускаясь по лестнице, Рина задержалась и задумчиво сказала:
– Он совсем как моя мама… Перед самой смертью…
– Не каркай!
Кабану очень не понравились ее слова.
– Ложись со мной рядом, Рина, – предложила Оленька, когда они вернулись.
– Ага, щас! – возразил ей шепотом Кабан. – Мы по-другому ляжем… С краю – ты, потом я, потом она, а возле стены Медведь!
– Зараза, ты, Кабан.
– Тише!
– Блядь, ебучие рога! Заткните хавальники! – цыкнули этажом ниже.
– Все, все, Артемыч, спи, – откликнулся Кабан, узнав голос бомжа.
Угомонилась ночлежка. Заснула. Храпели, стонали, вскрикивали, скрежетали зубами, смеялись, плакали во сне ее обитатели.
– Кабан, а Кабан! – тихонько позвала Оленька.
– Че те?
– Трескацца будешь?
– Не-е – хорош на сегодня!
– А я буду… Дай!
Кабан порылся в карманах и протянул Оленьке баян с ампулой. Должок вернул. Пока Оленька казнилась, пытаясь найти в темноте вену, Медведь успел утухнуть, повернувшись носом к стенке. Кабан неожиданно обнял Рину. Она вздрогнула, но скорее от удивления.
– Не бойся! Я тебя согрею.
– О-о… – протянула Оленька, причем непонятно, то ли она словила приход, то ли поняла, как именно Кабан хочет согреть Рину.
А он тем временем уже запустил руку под кофту Рине и полез под лифчик.
– Нет! – твердо сказала Рина.
– Да хорош те, че ты, как целка?!
– Вот именно, что целка. И пока хочу такой остаться.
– Да, ты че? В натуре, что ли?
– Угу…
Кабан просто офигел. В этом подъезде все спали со всеми и, чтобы в пятнадцать лет кто-то на вокзале еще был целкой… такого просто быть не могло.
Он убрал руку.
– Ну, извини… А может, тогда так поразвлекаемся?
– Я же не совсем в твоем вкусе. Сам сказал. Никто за язык не тянул.
– Ты не смешивай вкус с сексом. Одно другому не мешает…
– А мне, значит, мешает.
Оленька тем временем уже поставилась. Ее взяло.
– Кабан-Ебун, блядь, копыта свои убери от нее! – вступилась она за Рину. – Ну, не хочет она! Непонятно, что ли? Ну, целка же… Че ты такое промораживаешь? Забыл, что Вага сказал?
