Павел Верещагин - Роман в формате хэппи-энд

Вот вам правила хорошего тона для авторов: в кабинет редактора заходи тихо, говори четко, проси мало и уходи быстро! Стоит написать их на листе бумаги и повесить на стену над вашим столом.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 29 марта 17:05

От: Сергей Ростовцев <[email protected]>

Кому: Марина Елагина <[email protected]–gournal.ru>

Тема: Re: Есть ли что–нибудь новое?

=====

Пишу на бегу. Поэтому в телеграфном режиме.

К сожалению, нового ничего нет. И писать, к сожалению, некогда.

Принять участие в радиопанораме на следующей неделе в четверг согласен. Материалы с мыслями, которые, по замыслу редакции, я должен экспромтом высказать, присылайте. Прочитаю.

Завтра после обеда уезжаю в командировку и вернусь только в середине следующей недели. Теперь Псков и его окрестности.

Так что до следующего четверга.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 4 апреля 12:23

От: Сергей Ростовцев <[email protected]>

Кому: Марина Елагина <[email protected]–gournal.ru>

Тема: Наша запись на радио

=====

Марина,

Выпал свободный день, сижу, уставившись в окно, и думаю о том, какой молодец был этот Александр Степанович Попов! Как кстати пришла ему в голову мысль изобрести радио.

Ведь все, что было вчера — благодаря ему. Благодаря ему мы вчера провели чудесный день. Скажите, а скоро будет следующая запись на радио?

Мне понравилось в студии — там все оказалось очень мило и как–то по–домашнему. Обстановка пятидесятых годов. Круглые микрофоны. Наушники.

Как все удачно сложилось… И милая девушка звукооператор — очень молодая, и оттого очень серьезная и сосредоточенная.

И мы с вами в стеклянной звуконепроницаемой кабине, с наушниками на головах… Вы раскрасневшаяся, с выбившейся прядью волос, то и дело падающей на глаза… Как вы огорчались, когда что–то выходило не так, как хотелось. И как радовались, когда дубль удавался…

А день какой был замечательный… Ночью стоял мороз, аж минус восемь, а днем выкатилось горячее солнце, стало бить в запылившиеся за зиму окна, в подоконники забарабанила отчаянная капель, зачирикали какие–то городские птахи…

Даже присутствие в звуконепроницаемой студии радиожурналиста, этого богемного мотылька с гнилыми зубами, идиотскими глубокомысленными вопросами и обтрепанными обшлагами брюк не портило дело.

По–моему, передача получилась интересной. Удалось рассказать о журнале и поспорить. Были и трогательные моменты и смешные. Наш мастдай должен быть доволен.

А как мы перекусывали в перерыве в буфетике Дома радио!

А как, уже в сумерки, я провожал вас домой!.. После целого дня, проведенного вместе…Я что–то говорил, а вы слушали, улыбаясь. И у вас были такие глаза… И потом, когда пришло время расставаться, а мы все стояли, находя все новые и новые неотложные темы…

И откуда взялся этот аккордеонист в метро, с его почти забытыми «Амурскими волнами»? Он оказался там как будто специально, чтобы сделать наши последние минуты вместе еще более волнительными…

Короче, посылаю вам новый рассказ. Уж и не знаю, что вы о нем подумаете. Заранее вижу озабоченную складочку у вас между бровей.

Ну да все равно!..

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.факс: 78 302 9100

Нервы…

«Нет, — сказала себе Катя, спускаясь по эскалатору в метро. — Так дальше жить нельзя! Любовь прошла. Осталась привычка. Одна привычка».

Катя не спешила на работу, ей захотелось пройтись, побыть наедине со своими мыслями. Она не стала брать машину со стоянки, а поехала на метро.

Проблемы в жизни начались, когда бизнес мужа пошел в гору. Новый офис, сто человек сотрудников. То есть она, конечно, рада, но… Был ее Лешка, а стал Алексей Алексеевич. Президент ассоциации. Не то, чтобы что–то… Но… Все как–то переменилось. Раньше он звонил несколько раз в день, теперь звонит она. И по голосу слышит, что ему не до нее, что он занят…

Раньше он смотрел на нее с затаенным восхищением, на то, например, как она задумчивым жестом откидывает волосы со лба, или как в воскресенье озабоченно сервирует стол к завтраку — раскладывает салфеточки уголками, мажет джем на тосты, варит кофе по–варшавски, а теперь даже в воскресенье утром у них дома звонит без остановки его мобильный телефон.

Раньше он любил ходить с ней в гости, смотреть, как она, собираясь, подбирает вечернее платье, серьезно и строго изучает свое отражение в зеркале, любил восхищенные взгляды мужчин в ее сторону, а теперь она по глазам видит, что он бы с большим удовольствием остался лежать на диване перед телевизором, если бы в гости она поехала одна.

Раньше он без конца спрашивал о ее работе, мастерской, девчонках, а теперь слушает об этом с терпеливой улыбкой, как рассказы ребенка о происшествиях в детском саду. Конечно, их проблемы смешны по сравнению с тем, что делает он, и все же… Обидно.

Да и вообще, раньше он каждый вечер начинал волноваться с приближением ночи, а теперь все чаще и чаще засыпает, не дождавшись ее из душа…

То есть она все понимает, он очень устает, на нем лежит ответственность, от него зависят люди. И их жизнь, безусловно, изменилась за последние годы. У нее своя машина, у него своя. Сын пошел в хорошую школу. Дважды в год они ездят за границу, лыжи в марте, море в сентябре. Родители ни в чем не нуждаются… Но если он думает, что это для нее главное… И если ему больше не нужна ее красота, ее любовь, то какой во всем этом смысл?

Катя почувствовала, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы.

Ей тридцать пять. Она, конечно, еще красива, мужчины в ее присутствии становятся мужчинами, но что будет через пять лет? А через десять? А кем будет он через десять лет?

«Надо так ему и сказать, — думала Катя, выходя из вагона у Финляндского вокзала. — Я не хочу, чтобы ты жил со мной только из–за сына, или из привычки, или из благодарности к прошлому. Если больше нет любви…»

Пока еще ей не поздно устроить судьбу. Например, Шереметьевский. Как он за ней ухаживал в свое время! Как был поражен, когда она вышла замуж. Недавно они случайно встретились на улице. Пили кофе. Он стал большим человеком. Жаловался, что семейная жизнь не складывается. Потому что, поняла Катя, он не может забыть ее.

Или этот артист, Бубнов. Дурачится, изображает в шутку, что влюблен, что сердце его разбито, но Катя–то видит, что он и в самом деле сильно задет. Женщину не обманешь.

Вчера вечером они с мужем первый раз в жизни поссорились и друг на друга кричали. Она никогда не думала, что это будет так ужасно. Она просто ненавидела его, кричала и не могла остановиться. Как в истерике. Сын Сережка смотрел на них в ужасе. Это, наверное, конец. И они больше никогда не смогут относиться друг к другу по–прежнему…

И вдруг Катя вспомнила, что именно здесь, в вестибюле метро у Финляндского вокзала…

…Тридцать первое декабря, и всего несколько часов осталось до нового года. На улице метель, люди вбегают занесенные снегом, отряхиваются, обстукивают перчатками воротники, вертят головами… Как всегда под Новый год, все в приподнятом настроении, все спешат, все с покупками, пахнет мандаринами, елками… Шумно… А тут еще слепой аккордеонист громко играет вальс «Амурские волны»…

А рядом с ней стоит он, тогда еще просто знакомый, однокурсник… И между ними еще ничего нет, еще не сказано никаких слов… То есть они, может быть, и отмечали друг друга на общих лекциях, но мало ли в институте симпатичных мальчиков. Они случайно ездили вместе за город переделывать перед сессией какую–то работу, съемку рельефа местности… Потоптались со смехом по снегу, что–то замерили, что–то сняли, что–то записали в журнал; потом сидели в пустом кафе, грелись, разговаривали ни о чем… И вот теперь уже давно пора легко сказать: «Пока!» — и разбежаться в разные стороны, ей вниз, в метро, ему на улицу, на автобус. За ней ухаживает отличный парень, надежный и смелый, да и он, как она заметила, несвободен… Ее через несколько часов будет где–то ждать застолье и гитара, магнитофон и танцы, а ей тошно думать обо всем этом. И они все стоят и стоят. И ему, как она видит, тоже очень не хочется уходить, и от этого почему–то замирает сердце. В его серых глазах рядом, за пушистыми ресницами, смущение и вопрос.