Шон Макбрайд - Зелень. Трава. Благодать.
— И что же случилось с Дэнни Клири? — с широко раскрытыми глазами спрашивает Бобби Джеймс.
— Его мочканули в ресторане на глазах у всех. Он хватал официантов за галстуки и щипал официанток за задницы, а многие из них, между прочим, встречались с другими ребятами из мафии — из итальянской мафии, вернее, из сицилийской. Нужно было что-то делать, сами понимаете, — рассказывает Жирный Мэтт, а сам параллельно штампует «геройские сэндвичи» с такой скоростью, что от золотых часов и колец на пальцах искры летят.
— И как его мочканули? — интересуется Гарри.
Мэтт глядит на нас в упор, аккуратно заворачивая очередной сэндвич.
— Он утонул.
— Как он мог утонуть в ресторане? — спрашиваю я.
— Скажем так: в ресторане стояли большие баки с водой, и Дэнни слишком долго проторчал в одном из них вместо крышки. — Жирный Мэтт смеется, и его золотые зубы сверкают в электрическом свете.
— Это ты его мочканул? — все же спрашивает Бобби Джеймс, хотя и знает, что в ответ Мэтт скажет нам ровно то же самое, что сказал федералам: он ничего не помнит.
— Я скажу вам слово в слово то же самое, что сказал федералам: я ничего не помню. — Снова золотая ухмылка. Он пробивает нам чек. — Шесть баксов ровно, Гарри.
— С сотни сдача будет? — спрашивает Гарри, вытаскивая сотню из пачки.
Жирный Мэтт, будто не слыша заданного вопроса, вытягивает из пачки шесть бумажек по доллару и кладет их к себе в выдвижной ящик. Звонит колокольчик на двери закусочной. Восьмилетний Арчи О’Дрейн, калека на инвалидном кресле, с шофером, то бишь с моей мамой Сесилией Тухи, плюхаются на пол после неудачной попытки последней втащить его вместе с каталкой в магазин по ступенькам. Вслед за ними, в футболке PHILLIES BALL GIRL и с хвостом светлых волос на затылке, заходит моя сестра Сес Тухи, которой тоже восемь. Она переступает через них, замечает меня и, светясь улыбкой, прыгает ко мне на руки, в то время как я пытаюсь пробраться к Сесилии, чтобы помочь ей (но не Арчи) подняться с пола.
— Йоу, Генри, — говорит Сес, улыбаясь от приятной неожиданности: видно, не рассчитывала найти меня здесь.
— Йоу. Что такое? Ты их, что ли, повалила? — спрашиваю я, указывая на Сесилию с Арчи.
— Нет, но я об этом подумывала, — шепчет она, повисая у меня на шее, пока я причесываюсь, Гарри тянет паховую мышцу, Бобби Джеймс ворует банку пива из упаковки, Жирный Мэтт сажает Арчи обратно в кресло, а Сесилия Тухи прикуривает сигарету и собирает с пола таблетки, которые высыпались у нее из сумки.
— Прекрати здесь курить, — ворчит Жирный Мэтт уже опять из-за стойки.
— Я прекращу здесь курить, когда у тебя снаружи появится пандус для инвалидных кресел, — огрызается Сесилия. Она высокая, в коротком летнем платье, и у нее идеальные сиськи номер три. Я бы их пощупал, я ведь не гордый. Выдыхая дым точно вверх, она игриво смотрит на меня.
— Хэнк Тухи и два его лучших дружка. Какая приятная неожиданность. Йоу, мистер Карран, что, газоны в округе перевелись?
— Йоу, Сесилия, — говорит Гарри. — На сегодня я взял выходной.
— Без вопросов, — говорит она. — Джеймси, мальчик мой, а что это у тебя там в кармане — банка с пивом или ты так рад видеть набитую жвачками витрину?
Бобби Джеймс боится высокой, красивой и острой на язык Сесилии Тухи, поэтому он лезет в карман, достает оттуда дымный шарик. Швыряет его на пол. Бум. И удирает, словно какой-нибудь горе-фокусник.
— Что это было? — со смехом спрашивает Сесилия у скрывшегося за витриной с чипсами Бобби Джеймса.
— Дымный шарик, — поясняет он ей, выглядывая из укрытия.
— И для чего они? — спрашивает она.
— Свадебный рецепт моей сестры — на случай, если родственничек в углу зажмет.
— Без булды?
— Ага, без булды, — говорит он.
— Можно мне один посмотреть?
— Думаю да, — отвечает он, скорее раздраженно, нежели испуганно, и протягивает ей шарик.
— Круто, — говорит она и как ребенок рассматривает шарик вблизи, зажав его между большим и указательным пальцами. — Хэнк, подойди ко мне и спроси, что у нас сегодня на обед.
— О’кей, — отзываюсь я, приближаясь к ней и вступая в игру. — Что у нас сегодня на обед, ма?
Она швыряет шарик на пол — пуф — и прячется за витриной с чипсами.
— Вот здорово, — хихикает она. — Ну-ка дай мне еще, Бобби.
— Что? Серьезно?
— Да, сделай милость, — говорит она. — Спасибо. Мэтт, скажи мне, что я должна тебе десять баксов.
— Миссис Тухи, прошу вас. Вы и так уже напустили столько дыма, — умоляет он.
— Давай-давай, — говорит она ему.
— Ладно, — вздыхает он, затем хлопает в ладоши: — Вы должны мне десять баксов — да будет так.
Она швыряет шарик — вжик! — выбегает за дверь и со смехом возвращается обратно.
— Ну что, миссис Тухи, повеселились — и хватит? — спрашивает у нее Бобби Джеймс. — Могу я остальные оставить себе?
— Ладно уж, — разрешает она, затем затягивается и выпускает дым ему в лицо, отчего Бобби Джеймс начинает кашлять.
— Тайм-аут. По одиннадцатому крутят мой ролик, — сообщает Жирный Мэтт, выключает стереофонию с Синатрой, включает звук в телевизоре, затем краем глаза косится на пульт и включает 1–1. Что замечательно в кабельном телевидении, так это любительские рекламные ролики местных магазинов. Врубаешь MTV и смотришь в промежутках между клипами Майкла Джексона, как кто-нибудь из твоего района рекламирует свой дурацкий магазин. — Вот он. Тише, пожалуйста.
По ящику показывают, как итальяшка с зализанными назад волосами заходит к Жирному Мэтту с бутылкой из-под лимонада. Он почесывает подбородок, изучая меню ланчей, затем улыбается и кивает хозяину.
— Как дела? — спрашивает он у Мэтта.
В ответ — легкая ухмылка:
— Сегодня вполне. Чем могу помочь?
— Дай мне вон ту газировку, — говорит парень и отправляет Мэтту шестнадцать пенсов вдоль по стойке.
— Что будешь есть? — спрашивает Мэтт.
— Ничего, — говорит он Мэтту, — мне только газировку.
— Но, друг мой, сейчас самое время для ланча, — говорит Мэтт. — Ты уже где-то поел?
— Да вроде так, — смущенно признается парень, — я только недавно съел геройский сэндвич.
— Я не ослышался — ты уже съел сэндвич?
— Ну да, я же сказал, — повторяет парень.
— И где ты его брал? — косясь на него, интересуется Мэтт.
— Тебе-то что? Там, на Ав, в другой закусочной.
— В другой закусочной, говоришь?
— Да. У тебя что, со слухом проблемы?
— Не в сицилийской? И не мы ее крышуем?
— Да не знаю я. Какая разница? Ты что, вышвырнешь меня за то, что я не у тебя взял сэндвич?
Свет меркнет, в фокусе остаются только Мэтт и этот придурок.
— Вышвырнешь! — Мэтт смеется. — Ты даже мог бы мне понравиться, если бы не изменил моей закусочной.
— Что? — уже начиная нервничать, переспрашивает его этот долбоеб.
Мэтт тянет его к себе и целует. А когда отпускает, несколько вооруженных пулеметами Гатлинга[13] головорезов выступают из тени различных укрытий: один из-за прилавка с соленостями, другой из-за лотка с хлебом, третий из-за морозильников, четвертый из-за прилавка с мороженой вырезкой, — и нашпиговывают парня свинцом. Как только тот падает замертво, головорезы исчезают, и в заведении снова зажигается свет. В дверь заходит женщина и видит на полу мертвого придурка.
— Винни, — причитает она, бросаясь к недвижному телу. — Мой муж! Отец тринадцати детей! — и с воплем «Он мертв! Ты убил его!» кидается на Жирного Мэтта и начинает молотить его кулаками в грудь. — За что? За что? За что? — рыдает она.
— За то, — спокойно объясняет ей Мэтт, хватая ее за запястья и глядя прямо в глаза, — что он купил сэндвич у конкурентов, которые родом не с Сицилии.
— Как ты сказал? — переспрашивает она. Она уже не плачет — в голосе испуг и злоба.
— Он купил сэндвич не в нашем районе.
— Тогда и черт с ним, с предателем, плевала я на него, тьфу, — говорит она, изображая плевок, потом опять поворачивается к Мэтту: — Можно мне фунт индейки, фунт сыра и полфунта печенки? Да, тебе небось нужна известь, чтобы избавиться от трупа?
Звучит классическая итальянская музыка. Голос за кадром произносит: Закусочная Жирного Мэтта на углу Святого Патрика и Фрэнкфорд. Закусочная Жирного Мэтта не связана с Коза Нострой. Конец ролика. Мы хлопаем Жирному Мэтту с возгласами одобрения, а он сгибается в поклоне, затем выключает звук в телевизоре и ставит «The Beat of Me Heart» Тони Беннета, предварительно показав мне с улыбкой обложку пластинки.
— Йоу, леди, как настроение? — спрашивает подкативший к нам, пока мы стояли у кассы за стойкой, Арчи О’Дрейн, крутой, как огурец, в своем инвалидном кресле с пушистым сиденьем леопардовой раскраски, сигнальным рожком, приклеенным к одному из подлокотников суперцементом, и плюшевыми игральными костями, болтающимися на другом, с наклейкой на бампере ОХОЧУСЬ ЗА ТЕЛКАМИ и с брызговиками для защиты от грузовиков на колесах. В общем, это нечто среднее между дьявольским локомотивом для ангелов, тяжелым восемнадцатиколесным трейлером и автобусом для гастролей какой-нибудь рок-звезды. У Арчи волосы неплохо расчесаны и уложены спереди и на затылке, но сзади свисают длинными прядями, и он младший брат погибшей девушки моего брата, Мэган О’Дрейн. Вообще-то я люблю пацаненка, но, конечно, ни за что ему об этом не скажу. А то было бы слишком просто. К тому же есть еще очень важный момент: поскольку он калека, нужно издеваться над ним так же, как над всеми остальными, здоровыми. Самый забавный способ — это называть его Арчибальдом и награждать сложными эпитетами, которые он воспринимает как ругательные. Например:
